– У нас нет никаких нитей, увязывающих убийства русских в одну цепь событий. Так?
– Вроде так, – кивнул Скобеев. – Но два из трех связаны!
– Вы имеете в виду смерть Тринитатского и Тупасова?
– Да. Письма-то писаны одной рукой. И есть еще одна улика!
– В тех записках, что мы нашли у извозчика? Их перевели?
– Да. Там совершенные пустяки. Передают ишану какие-то подарки, шлют поклоны… Но одна фраза любопытна. Вот, я ее выписал дословно.
Полицмейстер нацепил очки, вынул из кармана клок бумаги и зачитал:
– «Следите, чтобы тело неверного было найдено на землях исключительно общества Анги-ата».
Лыков насторожился:
– И что?
– Тело штабс-ротмистра Тринитатского было найдено в Ташкентском уезде, в Каркас-Тугайской волости Пекентского участка. На землях общества Анги-ата…
– Значит, это заказ на его убийство!
– Похоже. Но кому заказ? Еганберды или его начальнику Асадулле?
– У Еганберды больше не спросишь, а вот курбаши я этот вопрос надеюсь задать. Он явится за Титусом, а я уже буду там. Ну и поговорим.
Алексей сказал это столь обыденно, словно собирался встретиться с убийцей за картами. Капитан всмотрелся, но не увидел ничего напускного. Бывший лесопромышленник был спокоен и уверен. Так уверен, что впору согласиться – курбаши влип.
А Лыков думал уже о другом.
– Вы заметили, Иван Осипович? Здесь точно указано, на чьих землях должны найти тело жертвы. И то же самое было в Джизаке. Там прямо называлось общество… как уж его?
– Кок-Узек.
– Да. Помните? Юлчи-куса приказал непосредственному убийце застрелить русского. Но не где попало, а именно возле этого аула.
– Точно! – оживился капитан. – Однако что это значит?
– Я вижу три версии. Первая: месть. Аул в чем-то провинился, и его следует наказать. Надо втравить сельское общество в грязную историю, после которой власть конфискует у него землю.
– Ну, может быть… Вторая версия?
– Политическая: надо восстановить общество против русской администрации. Их несправедливо обвинили, землю отобрали – и тем умножили число недовольных.
– Запросто! – одобрил идею Иван Осипович. – Ну а третья?
– Третья самая очевидная: за всем стоят деньги. Кому-то понадобилась эта земля. Вы вот что. Распорядитесь, чтобы утром принесли карту края и на ней пометили места всех убийств. Я приду в девять, чтобы карта уже была.
– Тогда я пошел, Алексей Николаевич, – взялся за фуражку полицмейстер. – В канцелярии генерал-губернатора всегда сидит дежурный бездельник. Вот пусть поработает. До завтра!
Утром следующего дня к почтово-телеграфной конторе № 2, что в махалля Хафис-Куяки, подъехал экипаж. Оттуда вылез странный европеец явно нерусской наружности. Он был в пробковом британском тропическом шлеме и в мятой чесучовой куртке. На лице, украшенном нелепой эспаньолкой, отражались одновременно и высокомерие, и растерянность. Господин зашел в помещение конторы. На икону в углу он внимания не обратил, лба не перекрестил и шлема не снял. Зато спросил у служащего чрезмерно громко:
– Нет ли распоряжения от Товарищества Викула Морозов и сыновья на имя доверенного Розалион-Смушальского?
Почтовик порылся в стопке бумаг и развел руками:
– Покамест не поступало.
– Безобразие! Послали черт знает куда и оборотными средствами не снабдили! – по-прежнему фальцетом сообщил окружающим негоциант. – Сколько мне тут торчать?
К нему подошел лощеный господин, приподнял канотье:
– Пан есть поляк?
– Нет, я лифляндец, но по-польски понимаю. – Доверенный снял шлем и протянул маленькую ухоженную руку: – Позвольте представиться: Роберт Робертович Розалион-Смушальский. Прибыл сюда только что по торговым делам.
– Юлиан Вацлович Гориздро, доверенный лодзинских мануфактур, – ответил пан. – Приятно встретить здесь столь достойное лицо. Вы уже пили кофе?
– С удовольствием, пан Гориздро, скушаю еще одну чашку с вами. Мне, видите ли, нужны советы сведущего человека. И не русского, разумеется…
– Я вас понимаю. Хорошо понимаю! Считайте, что вы его уже нашли. Начну с первого совета: европейскую еду здесь можно найти лишь в чайхане Абу-Кадыра. Вон она, на углу.
Севши за столик и заказав кофе, Юлиан Вацлович присмотрелся к собеседнику повнимательнее.
– Что вас, пан Роберт, заставило явиться в такую дыру? Я же вижу, что вы никакой не хлопковый коммерсант. Вот скажите мне, что такое окрайка?
Смушальский поднял вверх голову, словно хотел отыскать справку на небе. Потом ответил старательно, как ученик вызубренный урок:
– Это когда кипа хлопка испачкана по краям во время перевозки. Так?
– Примерно… – усмехнулся поляк.
– Вот! – обрадовался негоциант. – Мне прочли в конторе, в Москве, лекцию. А я очень способный и запомнил!
– Хорошо. А какой у кипы вес?
– Э-э… Пять пудов?
– Восемь. Определяется силой велблонда[49]. Тот поднимает шестнадцать пудов. Вот ему и навешивают по кипе с каждого бока.
– Понятно.
– Межеумок – это какой сорт хлопка?
– Э-э…
– Он располагается между первым и вторым. Есть еще третий, он хуже всех. Ну а какие тарифы на полежалое[50], я уж и не спрашиваю.
– Вы правы, пан Юлиан. Хлопковым деловиком я стал недавно и пока не освоился. А прежде служил управляющим в одном лесном имении в России. Но не очень аккуратно свел баланс… ну, вы понимаете!
– Конечно! – улыбнулся Гориздро.
– Хозяин рассердился, хотя я много принес ему пользы… и рассчитал. Вот про лес, пан Юлиан, я знаю все! А про хлопок пока лишь учусь. И буду признателен, если вы впредь не обойдете меня своими советами.
– Скажите, а почему вас послали сюда именно сейчас? – недоверчиво спросил собеседник. – Ведь не сезон. С марта по сентябрь хлопковые дела стоят.
Розалион-Смушальский пожал плечами:
– Я не могу залезть в голову директора-распорядителя. Но полагаю, что смысл был такой: пусть новый доверенный пока освоится в Туркестане. Обзаведется полезными знакомствами, научится тонкостям… Ведь в самый разгар поздно будет школярничать!
– Разумно, – согласился Гориздро. – Скажите, а в каком банке станут обслуживать ваши расчеты?
– Банк Карали.
– Очень хорошо! – обрадовался негоциант из Лодзи. – Там всем управляет муж госпожи Карали, пан Глинка-Янчевский. Станислав Казимирович поляк и весьма порядочный человек! Вам повезло с банком.
И вдруг спросил резко:
– Что у вас с волосами? Вы носите парик? Так он у вас отклеился!
– Неужели? – смутился лифляндец. – Это, знаете, все мое тщеславие. Обожаю женский пол. Но дамы не любят плешивых… Приходится прятать свой недостаток, а на жаре клей засыхает, дьябло! Спасибо, пан Юлиан, что подсказали.
Гориздро несколько смягчился:
– Да, с возрастом угнаться за красивой пани все труднее…
– Вот-вот. Кстати, а как здесь с этим делом? Я, проезжая через Самарканд, посетил бай-кабак. Наверное, слышали о нем?
– Конечно!
– А в Ташкенте есть нечто подобное? Все-таки столица края… Как сам пан Юлиан решает эту маленькую проблему?
– О, мой друг! Расскажу и покажу! Поляк и… вы ведь почти немец?
– По матери – да.
– … и немец всегда помогут друг другу в этой варварской стране! В публичные дома идти не советую, а вот снять квартиру с молодой горничной будет много лучше. Однако то стоит денег! В Ташкенте женщин меньше, чем мужчин, а свободных совсем мало. Вы где остановились?
– В номерах «Вена».
– Где у нас такие?
Розалион-Смушальский наморщил лоб:
– Я еще не запомнил названия этих улиц. Там сквер, и от него отходит улица. Самарская, кажется.
– Может быть, Саларская?
– Ну, или Саларская.
– Тут есть речка Салар, вот в честь нее и назвали.
– Так что скажет пан на мой вопрос?
– Поживите пока в «Вене», а я поищу вам квартиру с горничной.
– Буду вам весьма обязан, пан Юлиан! Позвольте угостить вас обедом. Для скрепления приятельских уз, так сказать.
– Уз? Каких уз?
– Ну, приятельских отношений.
– Ах, это! Не откажусь. Рад среди здешнего быдла, – пан нервно кивнул в сторону, – повстречать европейца. Почти немца.
– Куда посоветуете?
– Хороших ресторанов в городе не ищите. Но в буфете Общественного собрания делают вкусную пулярку.
– Поехали! А как вообще в городе с едой? Я и покушать люблю…
– Порядочной говядины нет вообще. Хорошо, хоть немцы-колонисты немного выращивают. Свинина появляется только зимой, ее привозят из Оренбурга. Рыбы много, в том числе и осетров – Сыр-Дарья снабжает! Зелень, фрукты, овощи самые свежие круглый год.
Под такие разговоры негоцианты допили кофе и пошли на поиски извозчика. Гориздро обещал новому приятелю показать щрудмещче[51], чтобы закончить прогулку в Общественном собрании. Когда они переходили Джаркучинскую улицу, навстречу им попался Лыков. Он торопливо шагал в полицейское управление и на чудака в пробковом шлеме не обратил никакого внимания. А вот Юлиан Вацлович что-то пробормотал, когда разминулся с сыщиком.
