Обратный путь прошел без приключений. В разговорах о душе и духовном начале. Не знаю, что послужило причиной, но бравые инспекторы ГИБДД почему-то избрали именно нашу «Ставриду» в качестве транспортного средства, достойного подвезти до подмосковных Люберец священника. Правда, первоначально им, как и отцу Афанасию, не понравилось выражение лица на Денькиной морде. Не убедило даже утверждение, что собака такой и родилась. Денька обиделась и, посмотрев на священнослужителя печальными глазами, понуро улеглась, отвернув морду. Раз, мол, она вам не нравится. В смысле, морда… Неплохо бы посмотреть со стороны на свои… В смысле, гибэдэдэшные.
С этого момента в сознании присутствующих за бортом произошел коренной перелом. В результате я оказалась на заднем сиденье с Денькой, за что моя левая щека была благодарно вылизана. Вместе с ухом. Спастись от выражения собачьей признательности помешала не вовремя застрявшая в пустой сумке нога. Наталья тронулась с места, естественно не обращая внимания на мои попытки освободиться от сумки и от Деньки. Отец Афанасий оглянулся, дабы помочь – хотя бы участием. Милая собака скрепя сердце облизала и его: неудобно все-таки обиду таить.
– Сидеть!!! – раздался громоподобный глас Наташки.
Все шарахнулись на свои места и уставились на дорогу. Подруга такой исполнительности не ожидала и долго объясняла священнику, что к нему эта команда отношения не имела.
Возню я прекратила. Правая нога прекрасно доедет и в сумке, тем более что я с самого начала двинула молнию не в ту сторону. Отец Афанасий разговорился, и я окончательно забыла про неудобства. Ну когда бы и где я смогла узнать о том, что в старину святые иконы делали исключительно из липы. А липу для этих целей срубали только на новолуние. На липовую доску рыбным клеем наклеивался холст. Его олифили, потом грунтовали и покрывали тонким слоем золота, чтобы икона как бы светилась изнутри. Писать икону начинали отнюдь не с лика святого. Сначала писался фон, потом одежда и только на шестой день, очередной раз помолясь, приступали к священному лику. Ибо сам Господь создал человека только на шестой день. До этого создавал ему все подходящие условия для жизни, которые тот потом презрел.
– А ведь наш праотец был двоеженцем! – неожиданно воскликнула Наталья. – Наша праматушка Ева была у него второй женой! Верно? Первая была вылеплена из глины, – продолжила подруга. – Вероятно, показалась чересчур самостоятельной. Да кого ж из представителей мужского рода это устроит? Вот и решено было использовать вторсырье… Интересно, какое ребро у Адама пострадало? То-то я чувствую в некоторых мужчинах, мягко говоря, некоторую неполноценность. Это у них наследственный фактор! Ну да к чему это я все? – Наталья призадумалась. – А! Вот к чему: мой отец, царствие ему небесное, был четвероженцем! Выходит, это исторически почти оправданно. Дети всегда идут дальше своих родителей…
Полемика между отцом Афанасием и Натальей по вопросу происхождения мира и человека была увлекательна и продолжалась долго. В результате подруга пришла к знакомым постулатам: перед Богом все равны и лучше один раскаявшийся грешник, чем девяносто девять праведников. Далее разговоры коснулись и мирского. У придорожного магазинчика купили минеральной воды и заодно узнали от отца Афанасия, что слово «пиво» никакого отношения к этому хмельному напитку не имеет. Встарь это слово обозначало любое питие – квас, морс, медовуху, березовый сок и далее по списку…
Я молчала-молчала и наконец решила принять хоть какое-то участие в беседе. Доказать материальность своего присутствия, а заодно и потрясти впередсмотрящих кое-какими знаниями. Поводом послужила придорожная травушка-муравушка. Зелененькая. Ее приволокла подруга вместе с Денькой и ошметком грязи на собственных кроссовках.
Пока Наташка шаркала подошвами по земле, держась за открытую дверцу машины, я скромно поведала, что к ее ногам пристала настоящая трава-мурава. Так наши далекие предки называли спорыш – изящную травку, в изобилии росшую на наших дачах. Но блеснуть осведомленностью и далее мне не удалось. Отец Афанасий перехватил инициативу и поведал, что спорыш являлся отличным сырьем для изготовления зеленой краски путем муравления, то бишь длительного, чуть ли не полгода, томления в печках. Причем заготавливали для этих целей не всю травку целиком, а только узелки. Наташка поняла этот рассказ по-своему, решив, что ей предложили не разбрасываться ценным сырьем. В результате мне не очень любезно было предложено лично возобновить утраченный со временем процесс муравления, а не заводить дурацкие разговоры. Больше я в беседу не вступала, а когда проснулась в Люберцах, решила спросонья, что отец Афанасий не выдержал Натальиных раскольнических идей и решил бежать. Ан нет! Он просто приехал к конечному пункту назначения. Простились мы тепло и сердечно. Мне показалось, что священник испытывал ко мне при прощании более теплые чувства, чем к подруге. Не иначе как был благодарен за длительное молчание в пути.
– Вы знаете, – сказал он напоследок, – у вас с собакой удивительно похожее выражение глаз.
«Чай родня, – едва не вырвалось у меня, – все мы, как нас тому долго учили, родом из Мирового океана…»
До Кольцевой дороги обсуждали с Натальей планы дальнейших действий. Прежде всего, единогласно постановили: неделю на работу не ходить, тщательно скрывая свое преждевременное возвращение от администрации по месту работы. Практика показала, что совмещать трудовую деятельность с расследованием преступления весьма затруднительно. Потом решили заехать на бывшую квартиру мамы Танюши. Хотя Татьяна и говорила, что соседи по лестничной клетке сменились, но ведь кое-кто из старых жильцов остался. Да и новые пригодятся. Я достала справочник сельского электрика (ошибочно захватила его из дома вместо авантюрного романа) и проверила наличие фотографии, на которой Татьяна с букетом тюльпанов и мной на отшибе. Я, по моему мнению, на этом снимке была совершенно ни к чему: со здоровенным ломтем хлеба в руке и чуть большим по размеру куском колбасы лучше всего смотрелась бы в тени самовара, но… фотографировала Наташка. Не будешь же всем доказывать, что все это подруга принесла с собой и попросила просто подержать. Правда, исключая тюльпаны.
По пути заехали отобедать в «Ростикс», предварительно освободив мою ногу от сумки.
– Не возражаешь? – спросила Наташка и, не дожидаясь ответа, легким движением руки сломала молнию. – Вытаскивайся. Без молнии можно и обойтись. Главное, сумку не разносила, – прокомментировала она свои действия.
Спорить я не стала.
Не так давно мы обзавелись пластиковыми карточками «Виза» и успешно пускали этим пыль в глаза окружающим. Когда я на работе в поисках ключей вытряхнула содержимое своей сумки, случайно оказавшийся рядом шеф выхватил из общей кучи вещиц мою «Визу» и, покачав головой, завистливо сказал, что я определенно живу на нетрудовые доходы. Помнится, мне довелось испытать чувство гордости. За то, что это не так. История получения карточек проста, как манная каша. Фирма проводила рекламную акцию и в рамках этой акции обеспечивала посетителей пластиковыми карточками «Виза» с припиской «Почетный гость». Став «почетными гостями» почти случайно, мы с Наташкой уже успели обзавестись кругленькой суммой на накопительном счете. В сто российских рублей каждая. Но ведь это, думается, не главное…
Усачевская улица оказалась довольно старым и спокойным местом для эксклюзивного проживания. Об этом скромно напоминали новые нестандартной планировки многоэтажные дома, безуспешно пытавшиеся скрыться за чугунными решетками заборов. В некоторых дворах били фонтаны. Осенние клумбы поражали своим пышноцветьем.
Бывший дом Анастасии Владимировны, простая многоподъездная девятиэтажка, с изумлением смотрел на новое окружение: было такое впечатление, будто он задремал и, очнувшись, понял, что случайно оказался не на своем месте. Во дворе играли и с визгом носились дети. Кто под присмотром, кто – без. В зависимости от возраста и наличия бабушек.
Мы поднялись на седьмой этаж и решительно позвонили в квартиру, много лет считавшуюся Татьяниной. Как и следовало ожидать, нам не открыли. На звонок в дверь соседней квартиры тоже никто не откликнулся. Зато в следующей повезло. Дверь с маху распахнулась, и на пороге возник долговязый подросток в широченных штанах и растянутой белой майке навыпуск.
– Ну и че? – вызывающе спросил он нас.
– Ниче, – скромно пожала плечами Наташка. – Спросить хотели…
– Че спрашивать? Дал в глаз и еще раз дам! Ништяк! Зато сразу врубился.
– Ну дал и дал. Может, оно и вправду «ништяк», – легко согласилась Наташка. – Не нам же…
Тинейджер слегка опешил и на всякий случай вернулся к точке отсчета:
– Ну и че?
– Ниче… – Подругу заклинило. – Спросить хотели…
