жесткую куриную гузку.
– Только попробуйте моего друга Илью хоть пальцем тронуть, – зло пробормотал мальчишка, решительно грозя им вслед испачканным кулаком, – не знаю, что я с вами тогда сделаю. Век воли не видать. – Ногтем большого пальца с черной от грязи окаемкой он чиркнул по верхним передним зубам. – Зуб даю!..
Поселок, выглядевший в глазах Ильи как беспорядочное скопление старых домов, полуразваленных хат, хибар и дощатых бараков, где в поисках выхода при отсутствии улиц можно напрасно плутать не один день, на самом деле оказался не таким уж сложным и запутанным, если знать тайные тропы. Веретено был местным жителем, и долго кружить им не пришлось: где дворами, где узкими кривыми улочками и переулками, где через тесный лаз в заборе, а где и через верх частокола они вскоре вышли на окраину городских улиц.
– Со мной, Илюха, никогда не пропадешь, – заносчиво сказал Веретено, как будто вывел живым Журавлева из какого-нибудь опасного лабиринта вроде того, который находился на греческом острове Крит, где жило чудовище с телом человека и головой быка по прозвищу Минотавр. – Так что мой тебе совет: держись меня, и тогда все будет у тебя в ажуре.
– Я подумаю над твоим советом, – вполне серьезно ответил Илья, справедливо рассудив, что такая дружба ему совсем не помешает, как человеку, внедряющемуся в преступное сообщество.
– А тут и думать нечего, – ухмыльнулся Веретено, возомнив о себе неизвестно что. – Не прогадай.
Он на ходу вынул их кармана пиджака пачку «Беломора». Красуясь перед Ильей, умелым приемчиком, должно быть, чтобы поразить его своей ловкостью, выбил выпуклым ногтем большого пальца одну папиросу; на лету поймал мундштук зубами, закурил. Пока он рисовался, из-за двухэтажного с отвалившейся штукатуркой дома, когда-то давно выкрашенного ядовито-желтой краской, которая и сейчас не потускнела, выехал трамвай восьмого маршрута, погромыхивая колесными парами на стыках рельсов.
– Черт! – выругался Веретено, торопливо сделал несколько затяжек, и щелчком выкинул недокуренную папиросу. – Айда!
Они прибавили шаг, а потом и вовсе перешли на бег, как будто соревновались между собой на скорость. Трамвай, не останавливаясь, проехал мимо, словно в насмешку, пронзительно прозвенев дребезжащим звонком, и им пришлось запрыгивать в него на ходу.
– Жить надоело? – через весь салон язвительно поинтересовалась знакомая Леонтия Семенова кондукторша, которая работала и в этот день. Широко расставив ноги в ботах, чтобы не упасть от неровного движения трамвая, она решительно направилась в их сторону. – Раз уж целы остались, – громко оповестила женщина, – попрошу оплатить проезд!
– Ты че, дура, – привычно осклабился Веретено, донельзя злой оттого, что пришлось выкинуть почти целую папиросу, – рамсы попутала?
– Я нахожусь при исполнении и попрошу меня не оскорблять, – грозно проговорила кондукторша, и с настойчивой маниакальностью протянула раскрытую ладонь. – Озолоти тете ручку… раз ты такой умный.
– Ну ты и упертая, – удивился Веретено, никак не ожидавший, что женщина окажется настолько верна своей профессии. Видя, что она не собирается идти у него на поводу и протянутую ладонь не убирает, урка злобно сверкнул на нее глазами, зловеще пробормотал: – Цыц, курица, а не то… – не договорив, Веретено резко сунул руку во внутренний карман, где у него находился выкидной нож, устрашающе процедил: – Чичас так распишу твою физиономию лезвием, что родная мать не узнает.
Кондукторша испуганно отшатнулась, вытаращила от страха глаза. Неизвестно, как бы она повела себя дальше, если бы в это время трамвай не остановился у центрального рынка.
– Разрешите откланяться? – с иезуитской ухмылкой произнес Веретено и, сорвав с головы кепку, махнул ею.
Женщина, не ожидавшая от бандита столь любезного жеста, шарахнулась в сторону так, что едва сумела устоять на ногах. Веретено скабрезно захохотал и не спеша сошел на асфальт. Намеренно остановившись против дверей, не давая войти новым пассажирам, он запрокинул лицо, с прищуром глядя на солнце, мирно источавшее живительные лучи на грешную землю.
– Благодать.
Илья, волнуясь, вытащил из кармана галифе бумажный рубль; сгорая от стыда, неловко сунул его в потную от испытанного страха руку кондукторши.
– Возьмите… за билеты. За двоих… Извините… – просительным тоном пробормотал он. – Сдачи не надо… До свидания.
Взглянув на него полными слез глазами, кондукторша лихорадочно отсчитала сдачу мелочью, суетливыми движениями оторвала билет и все это поспешно выкинула в уже закрывающуюся дверь, успев хрипло выкрикнуть:
– Не нужны мне ваши подаяния!
– Вот сука, – сказал, озлившись, Веретено, быстро поднял камень и без замаха запустил им в трамвай, но не докинул. – Черт, – с сожалением произнес он. – Только настроение испортила.
Веретено раздраженно сунул руки в карманы брюк и в расстроенных чувствах стремительно зашагал к рынку. Глядя ему в спину недобрым взглядом, с отвращением наблюдая за его странной походкой, как он чудно выбрасывает ноги, почти не сгибая их в коленках, Илья вполголоса пробормотал:
– Мудила.
Сокрушенно мотнув головой, он снял офицерскую фуражку, тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб, затем растопыренными пальцами зачесал назад жесткие волосы, опять нахлобучил фуражку и широким шагом направился следом за быстро удаляющейся фигурой своего коллеги по противоправному ремеслу, стараясь нагнать это чертово мурло.
Между тем кондукторша, еще не совсем отошедшая от испытанного ужаса, стояла на задней площадке трамвая и, прижав бледное лицо к стеклу, плюща мясистый нос, пристально смотрела в окно, провожая усталым взглядом парней. Потом горестно вздохнула, тяжело колыхнув объемной грудью, покатые плечи ее обессиленно поникли, и она вдруг тоскующим голосом сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Когда же правильные мужики с фронта вернутся, чтобы эту шваль с корнем выдернуть из нашей советской жизни? Этот Жорик – шпана известная, а этот вроде бы и человек серьезный, и по обличью фронтовик, да, видно, не ту стезю выбрал, не на ту тропинку ступил… на кривую.
Она медленно развернулась, полным задом оттолкнулась от стены и валко пошла по проходу между сиденьями, неожиданно зычным голосом, как будто ничего не произошло, от души, крича на весь салон:
– А кто забыл приобрести билеты, ну-ка признавайтесь по-честному? Пока дешевые имеются…
Глава 12
На рынке творилось невообразимое столпотворение: еще никогда Илье не приходилось после войны видеть такого количества народа, собравшегося одновременно в одном месте. Казалось, что
