Хиро поднес ткань к ранам, и отец Матео закрыл глаза и сжал зубы в ожидании боли. Синоби восхитился силой воли священника.
Хиро вдохнул пар, поднимавшийся от бинта, который он приложил к правой руке. Но почувствовал лишь соль и запах лекарств с металлическим привкусом крови.
Он сделал еще вдох, пытаясь учуять сладковатый запах гниения. Но ничего не услышал. Если инфекция и попала в рану, то заражение еще пока не началось.
Хиро на время приложил ткань к ране, чтобы размягчить коросты, дабы было легче их убрать и протереть кожу вокруг. Отец Матео вздрогнул, но не промолвил и слова.
Покрасневшая плоть под корками выглядела воспаленной, но не зараженной. Синоби смочил тряпочку в воде и прижал шелк к ране. Дыхание отца Матео выровнялось.
Секунду или две Хиро к нему приглядывался, удивленный тем, что иезуиту знакома техника дыхания по укрощению боли. Он промыл последние раны и оставшимся шелком перебинтовал священнику руки.
Когда Хиро завязал последний узелок, отец Матео открыл глаза.
— Ты нашел убийцу Асикаги Сабуро? — поинтересовался иезуит. — Я бы очень хотел тебе помочь вместо того, чтобы просто лежать здесь.
— Мне пригодилась бы твоя помощь, — ответил Хиро. — Мне кажется, преступник снова убил.
— Что? — Отец Матео попытался сесть, но без помощи рук у него ничего не вышло. — Что случилось?
Хиро сложил одеяло у деревянной спинки и помог иезуиту принять сидячее положение. Потом рассказал про «самоубийство» и кратко пересказал свои диалоги с Озуру и Джун.
Отец Матео посмотрел на Хиро с благодарностью.
— Спасибо. Сидеть очень удобно. — Он нахмурился. — Если Ден мертв, он не сможет сказать о том, что видел в ночь убийства. Это подозрительно и говорит скорее о том, что его убили, а не о том, что он покончил собой. Кроме того, если Ден хотел бы себя убить, он не стал бы подсыпать яд в чай.
Хиро задумался, и эта оплошность удивила его.
— Предположим на мгновение, что Масао его выпил, — продолжил отец Матео. — Мы знаем, кто заваривал чай?
— В конюшню его принесла Джун.
— Что подтверждает правдоподобность подозрений леди Нецуко. — Отец Матео улыбнулся в ответ на удивление Хиро. — Бумажные стены и открытые стропила не оставляют места для приватности. Вчера, перед тем как уснуть, я слышал часть разговора.
— Но где бы служанка могла достать опиум? — спросил Хиро. — К тому же, он мало известен в качестве отравляющего вещества.
— Любому аптекарю известны его свойства, — сказал отец Матео. — А если он в курсе, то покупателю это совсем не обязательно. Гораздо важнее вопрос, достаточно ли девушка сильна, чтобы подвесить тело. Из того, что видел я, сильно сомневаюсь.
— Значит она принесла яд по чьему-то приказу, — сказал Хиро. — Но кто это был? И кто написал признание в убийстве?
— Я знаю, ты не рассматриваешь Масао в качестве подозреваемого, но он достаточно силен, чтобы подвесить тело, и спокойно мог бы подсыпать яд в чай так, чтобы Ден не увидел. У нас есть только его слова, что он сам пил чай, но он уже соврал нам чуть раньше.
— Масао дядя Дена, — сказал Хиро. — Его горе было неподдельным.
— Мне бы хотелось верить, что это всё меняет, — сказал отец Матео, — но если Масао участвует в заговоре Сабуро… или даже пытается его предотвратить… ему нужен кто-то, кто бы взял вину на себя.
Глаза иезуита распахнулись.
— Что, если Сабуро вовлек Дена в свой заговор? Масао мог убить их обоих, чтобы спасти сёгуна.
— Возможно, — сказал Хиро, — но как-то сложно, особенно учитывая, что мы даже не знаем, в чем именно состоит заговор. Сначала я предпочел бы ответить на вопросы попроще.
— Например, про женскую ревность? — поинтересовался иезуит.
— Именно.
— Вопрос также в том, кто именно из женщин. — Отец Матео потер руки о колени. — И Джун, и Нецуко обвиняют друг друга, и в словах каждой есть крупицы истины.
— Никто не видел Нецуко в сёгунате той ночью, когда умер её муж, — сказал Хиро. — Это, в совокупности с отравленным чаем, бросает подозрения на Джун. К тому же служанка солгала нам, а вот Нецуко нет.
— Мы в этом точно уверены? — спросил отец Матео. — Что, если Сабуро все-таки собирался развестись с женой и жениться на Джун, а Нецуко об этом узнала? Она могла пообещать Дену награду за то, что он убьет её мужа.
— Но это не объясняет убийство Дена, — сказал Хиро.
— Ты предполагаешь, что одно связано с другим.
— Их связывают улики, — продолжил Хиро, — и я не верю в то, что Нецуко убила Дена.
— Джун недостаточно сильна, чтобы подвесить тело, — сказал отец Матео. — Если женщина в этом и участвует, то только в сговоре с кем-то еще.
— Мне нужно еще раз поговорить с Нецуко, — сказал Хиро.
— Хотел бы я пойти с тобой.
Хиро улыбнулся.
— Нужно дать твоим укусам время затянуться.
— Если на некоторое время исключить женщин, кого, кроме Масао, мы еще подозреваем?
— Какое-то время я подозревал Хисахидэ. — Хиро рассказал про книгу с расписанием, включая признание Казу, что изменения внес сам сёгун. — Так что пока двое: Озуру и Масао.
— Есть еще один, про которого ты забыл, — сказал отец Матео.
Хиро знал, кого священник собирался назвать, и ему очень не хотелось соглашаться с иезуитом.
Хиро не стал ждать, когда отец Матео назовет имя.
— Ты говоришь о Казу.
— Прости, я знаю, что он твой друг.
— Верно, — согласился Хиро, — и я очень надеюсь, что он не соврал.
Вернулась Ана с чайником в руках. Она опустилась на колени, чтобы налить иезуиту чай, и Хиро услышал запах икебанчая. Травянистый аромат почти скрывал горечь порошка из ивовой коры. Хиро надеялся, что дорогой чай замаскирует горьковатый лекарственный привкус, хоть и не уловил никакого намека на подсластитель.
Запах лекарст стал еще отчетливее, когда Ана наполнила дымящейся жидкостью фарфоровую чашку размером с яйцо.
Отец Матео нахмурился.
— Ана, воровать нехорошо… даже у Луиса. Это его чай.
— Хм. — Ана поднесла чашку к губам иезуита. — Он не запрещал.
Хиро решил не говорить, что отсутствие запрета не является разрешением.
Отец Матео сделал глоток. Потом поморщился.
— Ужасный вкус.
Глаза Аны распахнулись. Она схватила чайник и помчалась на кухню.
— Она забыла про сахар, — хихикнул Хиро.
— Ничего смешного, — отозвался отец Матео. — Вкус у него просто мерзкий.
Хиро постарался задушить в себе смех.
Ана вернулась в комнату, неся поднос со сладкими рисовыми шариками.
— Это прогонит горечь.
Хиро потянулся к подносу, но Ана убрала его из зоны досягаемости синоби.
— Хм. Не для тебя. Ты смеялся.
Она поставила поднос на пол рядом с иезуитом.
— Чай принесу сразу же, как закипит вода. Вам не придется пить его теплым из-за моей ошибки. — Она сердито глянула на Хиро и вышла из комнаты.
Синоби пожал плечами.
— Думаю, что отправлю леди Нецуко сообщение.
— И она с тобой встретится? — Отец Матео поднес шарик ко рту, что с забинтованными руками было сделать непросто. — Ты говорил, что Хисахидэ поставил точку в расследовании.
— Кажется, Нецуко совершенно точно уверена, что Джун замешана в убийстве Сабуро, — сказал Хиро. — Если она не согласится с тем, что Ден действовал в одиночку, думаю, она будет рада моему приходу.
— А если она примет решение Хисахидэ? — спросил отец Матео.
— Пока Нецуко верит, что я подозреваю Джун, думаю, она со мной встретится.
Хиро вернулся в свою комнату и написал короткую записку леди Асикага. Он обдумал ее дважды, прежде чем остановиться на окончательном варианте, который и начертал на пергаменте. Когда письмо было закончено и чернила высохли, он дал сыну соседа медную монетку, чтобы тот доставил послание по месту назначения.
В ожидании ответа синоби в очередной раз прошел по уликам.
Письмо к Сабуро говорило про заговор против сёгуна, как и признание Дена. Измененное расписание было признаком того, что сёгун что-то заподозрил, хотя точно Хиро не мог сказать, было ли это сделано, исходя из точного знания, или просто из предосторожности. К сожалению, он также не знал, действительно ли записи изменил сёгун или Казу солгал на этот счет.
Хотелось бы ему знать, кого защищает Казу.
Едва закончив эту мысль, Хиро проварился в сон.
Две ночи без сна, наконец, взяли своё.
* * *
Из сна Хиро вырвал стук в дверь. Он оторвал голову от стола и вытер ниточку слюны. Встал и расправил кимоно. Леди Асикага могла ответить на его письмо личным присутствием.
Мгновение спустя Хиро услышал, как открылась входная дверь и Ана пробормотала приветствие.
Синоби пересек комнату и открыл дверь как раз тогда, когда Асикага Ичиро говорил экономке:
