— Мой отец писал пейзажи. — Это было правдой. — Он говорил, что чернила могут говорить с тем, кто готов слушать.
Озуру кивнул.
— Очень похоже на слова мастера… как и самурая. — Он стряхнул торчащие из резьбы щепки.
— Он часто говорил, что рисование напоминает ему о хрупкости жизни.
Озуру понимающе посмотрел на Хиро.
— Я слышал о самоубийстве молодого конюха. Пожалуйста, простите меня за прямоту. Я очень ценю вашу вежливость, но сёгун накажет меня, если я сегодня не закончу свою работу. Еще раз прошу прощения, но если у вас есть ко мне вопросы, пожалуйста, задавайте их прямо.
— Ночью, когда погиб Сабуро, из комплекса вас выпустил Ден, — сказал Хиро.
— Все верно, — сказал Озуру.
— Перед самоубийством юноша признался в убийстве Асикаги Сабуро.
Озуру бросил взгляд Хиро за спину, потом оглянулся сам, словно проверяя, что никто не вошел в комнату, и тихо сказал:
— Мне все равно, в чем он там признался. Мальчишка самурая не убивал.
— Почему вы решили, что Ден не убивал Асикагу Сабуро? — спросил Хиро.
— Потому что Асикага-сан был жив, когда мальчишка той ночью уходил от него, — ответил Озуру.
— Ден был в кабинете Асикаги Сабуро? Во сколько? Почему вы раньше об этом не упоминали?
Плотник не выказал никаких эмоций.
— Я не думал, что меня касается хронология действий Асикага-сан в ту ночь, когда его убили.
— Я сделаю так, чтобы это вас коснулось, — сказал Хиро, обратив внимание на необычную формулировку фразы Озуру. — Расскажите все, о чем слышали и что видели той ночью.
И можете работать, пока говорите.
Озуру с ленцой провел большим пальцем по рукояти долото.
— После моего… разговора… с Асикага-сан, я вернулся к работе и постарался производить как можно меньше шума. Надеялся, что Асикага-сан уедет домой и оставит меня в покое.
Примерно через два часа после заката до меня донеслись голоса из кабинета Сабуро-сан. Он с кем-то спорил.
— С кем? — спросил Хиро.
Озуру покачал головой, устанавливая стамеску и примериваясь к ней молотком.
— Не знаю. Асикага-сан был единственным, кто кричал. Спор длился две или три минуты. После этого я ничего больше не слышал. Почти все к тому времени уже ушли.
Спустя час мимо прошел Миёси-сан, похоже, направляясь на кухню.
Озуру постучал молотком по стамеске, отправив на пол очередные деревянные хлопья.
— Миёси Акира? — уточнил Хиро. — Он был здесь?
— Да. Со мной он не разговаривал. Сомневаюсь, что он вообще заметил моё присутствие. — Озуру взмахнул молотком. — Если я не произвожу ни звука, большинство самураев вообще меня не замечают.
— Некоторое время спустя мимо пронеслась служанка, а за ней Асикага-сан. — Озуру покачал головой. — Мужчина в его возрасте не может компрометировать свое достоинство, гоняясь за глупыми девицами.
Он замолчал, будто ожидая, что Хиро отчитает его за столь неуместное замечание.
— Что было потом? — спросил синоби.
— Какое-то время спустя я услышал, как Асикага-сан вернулся, ругаясь себе под нос. — Озуру пробежал пальцем по резьбе, проверяя шероховатости. — Я спрятался за ширмой. Не знаю, что его расстроило, но мне не хотелось, чтобы на меня накричали второй раз за вечер.
— Во сколько это было?
— Через четыре часа после заката? — Ответ прозвучал скорее как вопрос. — Может, чуть раньше. Я поработал еще и только потом понял, что уже очень поздно. Прямо перед уходом я услышал чьи-то шаги со стороны кабинета Асикага-сан, но очень тихие, как будто кто-то не хотел, чтобы его услышали. И я опять спрятался за ширмой… мне хватает ума не попадаться на глаза, когда не надо.
Это был молодой конюх, и он тихо плакал. Прошел мимо комнаты и исчез.
— Почему вы уверены, что он плакал? — спросил Хиро.
Озуру показал на котлы у двери.
— Когда работаю, всегда зажигаю огонь. Вот и увидел, что глаза у него блестят.
— Что дальше?
— Я выждал несколько минут и пошел домой. Конюх открыл мне ворота. Я не сказал, что видел его в здании.
— Он мог вернуться в кабинет Сабуро после того, как вы ушли, — сказал Хиро.
— Нет, — ответил Озуру, — он был подавлен, а не разозлен. Полагаю, он увидел нечто, чего не хотел, но случившегося уже было не изменить.
— Как думаете, что он видел? — Хиро было интересно, знает ли плотник про Джун и Сабуро.
— Ходили слухи, что парнишка был влюблен в любовницу Асикага-сан, — сказал Озуру. — Такая влюбленность никогда хорошо не заканчивается. Мне кажется, той ночью она прошла.
— Это очень веский мотив для убийства.
— Для самурая, возможно. Но не для конюха.
Хиро поблагодарил Озуру и поспешил в конюшню. Ему нужно было поговорить еще кое с кем, и он надеялся успеть это сделать до того, как вернется Хисахидэ.
* * *
Хиро застал Масао стоящим на коленях рядом с телом Дена. Юный конюх лежал на спине, руки были вытянуты вдоль тела, одежда расправлена, словно он спит.
Хиро опять обратил внимание на необычные темные пятна на носу и пальцах трупа. Он сделал глубокой вдох, но не почувствовал ничего, кроме обычного запаха конюшни.
Масао обернулся на звук шагов. Встал и поклонился. Выпрямившись, он бросил взгляд за спину Хиро, словно желая убедиться, что тот пришел один.
— Спасибо. — Масао показал на тело юноши. — Вы и не представляете, как много для меня значит то, что вы его сняли.
— Ден знал, что он ваш сын? — спросил Хиро.
Пораженный Масао отступил на шаг назад.
— Он не был… — Его плечи поникли. — Он был моим племянником. Как вы догадались?
— Ваше поведение до его гибели предполагало, что вы родственники, — сказал Хиро. — А ваше горе это подтвердило.
— Он никогда не знал. — Масао покачал головой. — Я хотел ему рассказать, очень много раз хотел, но моя сестра взяла с меня обещание не говорить. Она не хотела, чтобы он знал, что его мать была проституткой.
Хиро не стал спрашивать, почему сестра Масао работала в увеселительном квартале. Вопрос был неуместным, а ответ довольно простым, чтобы и самому догадаться. Порой родители продавали своих дочерей, когда не могли их содержать, особенно если год был неурожайным и они не могли погасить свои долги. Но какие-то девушки шли туда добровольно, надеясь на удачу, хотя, судя по комментариям Масао, его сестра была не из последних.
— И Ден никогда не спрашивал?
— Он считал себя сиротой.
Хиро посмотрел на тело.
— Его мать знает, что он умер?
— Еще нет. — Масао сжал челюсть и покачал головой. — Он был её единственным ребенком.
Хиро перевел взгляд с юноши на нацарапанное углем послание.
— Когда он научился писать? Кто его научил?
— Я, — ответил Масао, — деревянными палочками и щепками. Когда урок заканчивался, мы их сжигали.
— Зачем прятать улики? — поинтересовался Хиро. — Простолюдинам разрешается читать и писать.
— Мы не скрывали, хоть и немногие об этом знали. Только дурак хвастается своими умениями, которые превышают его статус.
Хиро понимал ценность знаний, хранимых в тайне. Глядя на буквы, нацарапанные на колонне, он не сомневался, что послание было написано двумя людьми. И он подозревал, что оба до сих пор находятся в конюшне.
— Мне кажется, спор Дена с Асикага-сан был куда сильнее, чем он вам рассказал, — надеясь на результат, пошел окольным путем Хиро. — То, что вы описали, вряд ли потянет на убийство.
— Я рассказал все, что знал, — ответил Масао, — хотя Асикага-сан был не очень приятным человеком, когда злился. Возможно, Ден убил его в целях самозащиты.
Хиро показал на послание.
— Мне это не кажется описанием самозащиты. Ден был вспыльчивым?
— Обычно нет, — ответил Масао.
— Даже из-за Джун? Она отвечала ему взаимностью?
Масао посмотрел на тело Дена, но тут же отвел взгляд.
— Она была добра к нему, хотя и не могу сказать, что знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что чувствует к нему. Ден был не из тех, кто станет говорить о своих чувствах, пока все сам не поймет. К тому же он знал, что не может жениться до тех пор, пока не закончит обучение.
Хиро подумал о ранах отца Матео и скором возвращении Хисахидэ. Синоби не мог позволить себе медлить. Пришло время заставить старшего конюха проявить себя.
Он ступил на деревянный помост, взял чайник и приоткрыл крышечку. Затхлый запах использованных чайных листьев вкупе со сладковатым ароматом совершенно точно сказал синоби о том, как умер Ден.
— Скажите, а что бы вы стали делать, если бы опиум его не прикончил?
— Опиум? — Масао выглядел испуганным. — О чем вы говорите? Это же просто чай.
Хиро наклонил чайник. На дне еще оставалось примерно на дюйм чая, но когда он стек вбок, на фарфоре показалось темно-коричневое пятно. По мере того как опиум все больше оставался на открытом воздухе, приторный запах становился насыщеннее.
