Граф не стал рассказывать паненке о том, что в башне, где она теперь содержалась, год назад томилась другая пленница. Она не пожелала отдаться на милость служителя Господа и наложила на себя руки. Но, как считал Брауншвейг, невинность и неведение просто необходимы оптимистичной юности. В этом он был абсолютно согласен с тем же почитаемым им Франциском Ассизским, утверждавшим: «…должно играть в зеленой траве, не догадываясь, что под нею зарыт убитый, карабкаться на яблоню, не зная, что кто-то на ней повесился…»
Прекрасная паненка! Графу было приятно находиться рядом с ней. Она, конечно, плакала, просилась домой, но Брауншвейг не терял надежды богатыми дарами и красивыми словами склонить юное создание к сожительству. Пусть не теперь, а когда-нибудь потом, но это обязательно произойдет. Он добьется своего, во что бы то ни стало! А потом он выдаст ее замуж за какого-нибудь богобоязненного дворянчика. Или, на худой конец, отправит в женский монастырь. Чего проще?..
…В библиотеке монастыря горело множество свечей. Толстый брат-эконом, слывший самым ученым человеком в обители, вдалбливал в тупые головы братьев-рыцарей необходимые познания из области истории.
— Я говорю вам: запоминайте! — менторским тоном твердил он снова и снова. — Наш святой орден основан в Сен-Жан де Акре в 1190 году от Рождества Христова для помощи пилигримам, отправляющимся в Святую землю. Правда, отряд тевтонских рыцарей был вскоре изгнан из Азии подлыми сарацинами. И тогда наш орден перебрался в Европу и одно время пребывал в Венеции. Благодаря громадным денежным суммам, захваченным в ходе Священных войн, а также громадным пожертвованиям умерших братьев, завещавших свои состояния нашей казне, орден выдвинулся в самые высокие сферы в межгосударственных отношениях. Нам помогал сам папа римский. Орден приобрел большие земельные владения в Италии, Германии, Венгрии и Трансильвании. Германский император Фридрих Второй возвел нашего Великого магистра в сан владетельного князя.
В 1230 году владетельный князь Конрад призвал на помощь наш орден для того, чтобы отомстить северным сарацинам за все то зло, что принесли ордену сарацины южные. Тогдашний гроссмейстер Герман фон Зальца с радостью откликнулся на призыв о помощи, ведь его очень даже интересовали земли Пруссии и возможность выхода к Балтике.
В первое время столицей ордена был городок Кулем. Наши славные братья быстро исполнили святую миссию. Они огнем и мечом прошлись по остаткам язычества по всей Пруссии. Они добились того, что до самой Жмуди и Литвы распростерлось владычество ордена…
— А как же с орденом меченосцев? — спросил один из братьев-рыцарей.
— Да, был и такой. Его основал ливонский епископ Адалберт фон Анельдерн в 1202 году для борьбы с языческими эстами. Орден меченосцев имел устав ордена тамплиеров и первым гроссмейстером его был Вино фон Рохтенбах. Но постепенно этот орден слился с Тевтонским в единый кулак.
— Запомните то, что сказал вам брат Пауль, — проговорил граф Брауншвейг, вставая с места. — Может случиться так, что кому-то из вас придется отвечать на вопросы великого комтура. Мы отправимся за ним в ближайшие дни.
«Хорошо бы к этому времени раздобыть для монастырской библиотеки книги Бельского, — подумалось графу. — Как бы это было нам на руку! Но раз уж сам Бельский нам ничего не скажет, значит, обо всем мы сможем узнать у кого-то из его ближайшего окружения. Скажем, у дочери — подруги Ядвиги. Ее, кажется, зовут София? Или попросту Зося. И поможет нам в этом Ядвига, сама того не подозревая… Какая блестящая мысль! Надо будет все как следует обдумать…»
Через какое-то время в голове командора созрел план очередной адской интриги».
(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского.)
Роман рассудил здраво, что в самом городе ему пока появляться не следует. Если боярина Матвея удалось прикончить, то сейчас в городе такой шум и суета, что ловят и правых, и виноватых. А уж кабак наверняка вверх дном поставили. Поэтому с Иосифом он заранее договорился встретиться в заброшенном займище у скрытой в лесах просеки.
Всегда готовый к неожиданностям, атаман осторожно выглянул из-за деревьев, внимательно осмотрелся. Непохоже, чтобы здесь сейчас была устроена засада. Успокоившись на этот счет, он бодрым шагом направился к вросшему в землю домишке.
Покосившаяся черная избушка вид имела убогий, но большинство крестьянских домов на Руси выглядели не лучше. Стоили они недорого, возводились быстро и легко, так что издавна простой человек не был сильно привязан к земле, завсегда мог сняться и с небогатым скарбом в сопровождении семьи отбыть в места другие. Страдали от того в первую голову крупные землевладельцы, и это тоже было одной из причин издания более суровых законов для прикрепления крестьян к земле.
— День добрый, — сказал атаман, распахивая дверь и кивая сидящему за столом кабатчику.
— Заходь, заходь, гость знатный. Чувствуй себя, как дома, — Иосиф встал и, лукаво улыбнувшись, отвесил земной поклон атаману.
— Не до церемоний, — отмахнулся Роман, усаживаясь на лавку. — Ну, как с Матвеем ребята мои поработали?
— Токмо одно расстройство, — махнул рукой Иосиф. — Обделались они, как корова, травы пережравшая. Не то что они с ним ничего сделать не смогли, так он сам их чуть было всех не поубивал.
— Как так? — насторожился атаман.
— Вот так. Столько шума — весь город переполошили. Народ сегодня только о том и говорит…
— Сучьи дети! — атаман ахнул кулаком по столу.
Рассохшиеся доски едва не треснули, а стоявший под рукой кувшин с брагой, принесенный Иосифом, опрокинулся, и молочно-белая жидкость растеклась и тонкой струйкой зажурчала на пол.
Атаман вскочил и отряхнул кафтан.
— Сейчас уберем все, твоя милость, — Иосиф вскочил и побежал в угол за тряпкой, он был рад повременить немного, пока гнев в груди атамана несколько уляжется.
— Ну, сучьи дети, — твердил атаман, снова плюхаясь на скамью и качая головой. — Доверил дурням деньги считать… Поубиваю всех!
— И на что тебе этот Матвей сдался? Мало тебе, что ль, дворян, которых проще прибить можно? — спросил Иосиф.
— Знакомец он мой старый. И ненавидит меня пуще всего на свете. И друзья его в Москве тоже меня ненавидят. И если друзья эти узнают, что я здесь, так слетятся по мою душу, как коршуны. Рыскать повсюду будут, обложат, словно медведя в берлоге. Они — не ваш дурак-воевода. Коль вцепятся, так не успокоятся, пока до смерти не изведут.
— Чем же ты им дорогу перешел? — поинтересовался кабатчик.
— Про то долго говорить, да и не твоего ума это дело… — нахмурился Роман. — Плохо. Теперь Матвей знает, что мне про него все известно.
— Может, пора убираться тебе отсюда? — спросил Иосиф, прищурившись.
— Надо бы, да дела важные держат, — ответил атаман снова покачав головой.
— Тогда на судьбу свою счастливую надейся. Пока она тебя не подводила. Может, еще раз попытаться его укокошить? — предложил Иосиф.
— Теперь его врасплох не застать — ушлый, вражина. Да и смысла нет. Наверняка он новые письма в Москву накатал и все продумал… — задумчиво проговорил Роман.
— Не знаю, что и посоветовать, — с деланной горечью вздохнул кабатчик.
— Да что ты, мозги твои телячьи, присоветовать можешь? Бревно дубовое, так твою растак!.. — На атамана вновь нахлынула безудержная ярость, и он опять двинул кулаком по столу.
Иосиф пожал плечами и решил попридержать язык. Сейчас что ни скажи — все поперек будет, а коль на атамана злость накатит — так под руку не попадайся, у Романа она тяжелая. А что касается ругательств и оскорблений, так они на Иосифа вообще не действовали. Больше того, кабатчик любил человека разозлить сильнее, завести так, чтоб тому совсем худо стало. С атаманом, правда, играть в такую игру он не отважился бы.
— У меня для тебя еще новость имеется, — сказал Иосиф Хромой, когда Роман немного успокоился. — Она приятнее будет.
— Говори.
— Вроде бы нашли, где книга та бисова лежит. Говорят, точно она.
— Как узнал? — атаман выпучил глаза и схватил кабатчика за рукав.
— От человека твоего приходили, сказали. Да отпусти, не дави ты мне так руку. Она у меня до сих пор болит после того, как в Новгороде огнем меня пытали…
Роман отпустил Хромого, и тот откинулся назад, едва не упав с лавки: он никогда еще не видел атамана таким.
— У кого книга? — алчно сверкнув глазами, спросил Роман.
— Вот тут-то и загвоздка, — сказал Хромой. — В доме самого губного старосты. Трудно тебе туда проникнуть будет. Весь двор стрельцами да челядью забит…
— Да хоть у самого Кощея Бессмертного. Сказано, книга будет моя, значит — будет, — атаман еще раз хлопнул по столу — видать, занятие это пришлось ему по душе. — А теперь не мешай мне. Я думать стану.
