Ознакомительная версия.
– Хватит богохульничать, Максим! – тихо и серьезно попросил Родин. – Вам потом будет невыносимо стыдно, что в минуту слабости вы обратили черные слова против Создателя. Мы не в древнегреческом театре! И Зевс не покарает вас молнией. И вообще, хватит этих истерик, мне надоели ваши…
– Прекрасно, тогда я виню вас! – Максим упер указательный палец в грудь товарищу. – Неудачи и беды преследуют нашу семью с того момента, как вы познакомились с нами. Сейчас две мои любимые сестры пропадают, беззащитные милые создания – вы этому причина, и только вы!
Георгий упер руку в бок и несколько насмешливо обратился к обвинителю:
– Безусловно, ваш монолог производит впечатление. Браво! Но каков прок от такой слабенькой для театра речи? Пшик, пустышка, зеро! Выяснить отношения мы всегда успеем, а сейчас нужно решить, что предпринимать дальше.
– Дальше?! – взревел Максим. – Я сожгу к чертям эту проклятую утиную дыру, а после застрелюсь!
Он и впрямь бросился к бидону с керосином, намереваясь вылить содержимое на палубу. Родин кинулся к обезумевшему напарнику, схватил его за грудки и отвесил пару полновесных оплеух.
Хлесть! Бах!
– Хватит ныть, баба! Вы моряк, выпускник славного Морского корпуса, как смеете позорить сейчас свое гордое звание и вековые традиции русского флота! – Георгий хлестнул наотмашь по щеке притихшего компаньона еще раз. – Думайте, как нам пройти за яхтой карлика, приказываю!
– Но пройти за ними невозможно, – пролепетал Максим. – Сами видите – рифы торчат, как борона.
И это было правдой. Воды не было видно, камни торчали повсюду, как ежиные колючки. Это напоминало скорее нескошенную каменную стерню, чем морские воды. Хотя как? Борона?
– Борона! – воскликнул Родин. – Я это уже слышал! Где же тогда пасть великанского волка?
Максим недоумевающе смотрел на него, а Родин стремительно вертел головой.
– Да, вот верхняя челюсть, там нижняя. А вот и обломанный клык! – в порыве чувств он хлопнул по плечу Максима. – Ну, что же вы, голова садовая, – про стихи забыли?
– Да-а-а… Точно – это же вылитая пасть Фенрира! – ахнул наполняющийся надеждой, как воздушный шар водородом, Максим. – Вы – гений! Чертов гений, …твою… тройным морским узлом в жерло… и с подветренной стороны и в…!
– Погодите радоваться. Плавник акулы – это та треугольная скала, торчащая из воды. У автора был зоркий глаз и меткий слог, надо заметить. Туда нужно направлять дракона. Но что же такое дракон? С небес мы никак не прилетим на крыльях…
– Я понял! – счастливо пискнул сорвавшимся голосом Максим. – Драконом украшали нос драккара – древней скандинавской ладьи. Название «драккар» от этого и происходит. Нам нужно править аккурат на тот акулий плавник!
Он рванулся было распускать парус, но Родин остановил.
– Мы рискуем разбить судно, если пойдем под парусом или на моторе. В таком случае погубим и себя, и Полю с Юленькой. Беритесь-ка за весла, пора вспомнить гребную науку.
У Георгия поначалу перевоплощение в галерного раба вызывало боль в конечностях. Никак не удавалось приладиться и загребать всей лопастью. Но Максим проявил себя умелым наставником. Чувствовалось, что в Морском корпусе гардемаринов немало гоняли на шлюпках. Удачно перевалив за гряду подводных скал, вокруг которых пенились белые буруны, гребцы немного перевели дух. А Родин вслух задал вопрос – и компаньону, и самому себе:
– Не в Стокгольм, стало быть, держал путь карлик. Куда же мы приплыли?
– Судя по всему, это Аландские острова, – откликнулся Максим. – Крайне запутанный архипелаг – то ли шесть, то ли семь тысяч островов, можете себе представить?
– Это чья земля? Шведов или наша?
– Архипелаг входит в состав Великого княжества Финского, – продолжал рассказывать моряк. – Но уже почти пятьдесят лет считается демилитаризованной зоной. Тут, на главном острове, есть наши части, но до них еще добраться нужно.
– Ясно, – задумчиво произнес Родин. – Семь тысяч островов на перекрестке границ, а строгого контроля нет. И воякам путь заказан. Очень удобное местечко, знаете ли, для того, чтобы вершить любые черные делишки, которым вредна лишняя огласка. Давайте-ка поднажмем!
И компаньоны поднажали. Периодически Максим ставил парус, когда свободная вода хоть чуточку расступалась. Но большей частью они шли на веслах среди опасных рифов по извилистому то ли фьорду, то ли шхере. Ладони доктора покрылись водянистыми пузырями, которые лопались и ужасно саднили. Но вот яхта вошла в довольно обширную бухту, с высокой каменной стеной, за которой виднелись очертания острова. Максим незамедлительно обшарил всю его береговую линию биноклем и торжествующе воскликнул:
– Оно!
Родин забрал у него оптику. Остров окружала вторая крепостная стена. А из-за стены к небу стремило ветви исполинское дерево – то ли ясень, то ли дуб. На таком расстоянии сложно было разобрать детали. Однако Георгий разглядел, что на ветвях покачиваются продолговатые предметы, обернутые в холстину, – те самые говяжьи туши, которые вялили на ветру. Любопытно. Однако главным подтверждением, что чутье их не подвело и привело в нужное место, была яхта карлика. Она легонько подскакивала в прибое, ошвартованная у деревянного причала среди других яхт и древних драккаров.
Родин протянул бинокль Максиму и неожиданно крепко прижал его к себе.
– Эх, брат! А мы нашли его-таки! Нашли, будь неладен этот остров…
Черное время – века начало!
Могучие конунги силы сплотили,
Чтобы схватиться в битве кровавой,
Мечи накормить в грозный час Рагнарока.
Чтоб содрогнулись чертоги Вальгаллы
От радостных криков воинов храбрых.
Стольких бойцов не видала Вальгалла
С начала времен от создания мира!
Сам Одноглазый с трона Асгарда
Шлет во все земли воронов черных,
Лютых волков, и гадов ползучих,
И рыб ядовитых, и пчел смертоносных.
Скоро от горя матери взвоют,
Криком зайдутся отцы-горемыки,
Когда их сынов, дочерей их любимых
Сожрет Одноглазый в час Рагнарока.
Это начало, первые слезы,
И это – конец,
Последние вздохи и стоны
Последнего мира.
Тяжелые черные драккары один за другим выныривали из густого рассветного тумана. Часовой на бревенчатой вышке успел бы предупредить сонную деревушку, если бы его не сморило в час волчьей стражи. Впрочем, толку от этого все равно не было бы. Слишком близко к берегу обрывалась туманная полоса. Чересчур много воинов сжимали в руках секиры и мечи на приближавшихся кораблях. И уж больно суровы были их лица. Бежали они отовсюду, и ярл, по рассказам, за баснословные деньги купивший у пьяного кормчего карту, вел свои черные просмоленные ладьи к крохотному островку, со всех сторон окруженному непроходимыми скалами. По пути он грабил и жег деревни и города и собирал армию воинов, землепашцев, охотников и рыбаков.
– Остров затерянный, окруженный непроходимыми рифами, и живет там крохотное племя, и никто бы его никогда не нашел, – похвалялся кормчий, пересчитывая серебро, перед тем как ловкий удар меча снес ему голову, – кабы я не торговал с ними воском и медом из Гардарики. А кроме меня никто про него не знал и не узнает.
Паруса самого большого из драккаров украшали три переплетенные треугольника – словно густой еловый лес проступал на ткани. Любой из чтящих старую веру людей Севера сразу признал бы в них знаки Одина. И великая тревога поселилась бы в сердцах тех, кто увидел их перед собой. Ибо нет никого с добрыми намерениями под такими парусами. А хуже всех из подобных морских бродяг – датский конунг Рагнар Отступник. Нет в его сердце жалости, одна лишь жгучая ненависть.
Огромный человек с русой в проседи бородой, заплетенной в две толстые косы, что стоял подле мачты главного корабля, махнул левой рукой. Жилистый остролицый парень тут же согнул огромный лук и спустил звонкую тетиву. Длинная стрела, оперенная маховыми гусиными перьями, прошила шею так и не проснувшегося караульного. Бородатый гигант поднял правую руку и выждал до того момента, когда головной драккар скребнул килем по донным камням. Он коротко глянул на свое напружинившееся воинство и махнул могучей дланью.
– Во имя Одина! – негромко прогудел басом и, взяв тяжелый двуручный боевой молот, размашистыми шагами последовал за викингами.
Налет на спящую деревню был стремительным и беззвучным. Воины слаженно перекрыли все выходы за частокол и собрались двумя большими группами у морских и лесных ворот. К главным – морским – неспешно подошел чернобородый главарь нападавших. За пять шагов до преграды из толстого дубового теса он начал замах. Сделав еще три шага, могучий почитатель Одина обрушил жуткий удар на ворота. Добротное дерево, привезенное с юга, разлетелось в щепки. Одна из створок, протяжно загудев, рухнула оземь. В образовавшийся проем ринулось воинство, ревущее: «Thur aïe!»[16] Тотчас рухнули и лесные врата. Крики боли и ужаса заполнили деревушку.
Ознакомительная версия.
