На неделе между третьим и четвертым воскресеньями Великого поста
Время в библиотеке ораторианского монастыря будто бы прекратило свой бег, ничто не изменилось, и брату Бенно казалось, что и в будущем здесь ничего не переделают. Брат Бенно работал не смыкая глаз, рылся в картотеках и шифрах, листал книги и делал заметки, наконец, он уверенно подошел к одной из полок и замер.
– Брат во Христе, – подозвал он одного из библиотекарей, – здесь, по-видимому, кое-что переставили, раньше был другой раздел.
– Не знаю, – ответил тот, – я не припомню ни одного изменения в этой библиотеке, хотя служу здесь уже десять лет.
– Брат, – засмеялся Бенно, – я работал здесь сорок лет назад, и в то время здесь находились документы по Микеланджело. Это был интереснейший материал.
– Buste по Микеланджело? – Библиотекарь позвал одного брата, затем другого, наконец, все трое работников библиотеки встали перед заветной полкой. Они крутили головами. На полке стояли книги с проповедями XVIII века.
Один из братьев достал книгу, открыл и прочитал название, казавшееся бесконечным: «Theologia Moralis Universa ad mentem praecipuorum Theologorum et Canonistarum per Casus Practicos exposita a Reverendissimo ac Amplissimo D. Leonardo Jansen, Ordinis Praemonstratensis».[138]
– Нет, – сказал он, – я никогда не видел здесь документов о Микеланджело.
Во время ужина гость традиционно сидел возле аббата, и Одило поинтересовался, как движется его работа, нашел ли он то, что искал. Бенно ответил, что в деле появились трудности. Несмотря на то, что он точно помнит схему монастырской библиотеки, не может найти именно тех документов, которые ему нужны. Наверное, документы просто исчезли.
Казалось, слова гостя заинтриговали аббата. Он поклонился и сказал, что для него будет честью помочь исследователю. Аббат хотел бы знать, что именно ищет брат Бенно. Тот ответил, что когда он впервые останавливался в Риме, то занимался Сикстинскими фресками. В этом монастыре хранились важные документы, относящиеся ко времени создания фресок.
Аббат удивленно покачал головой и сделал вид, будто не знал, что эти документы могли храниться в монастыре.
Но, по словам брата Бенно, Асканио Кондиви, ученик и доверенное лицо Микеланджело, хранил множество писем и документов своего учителя. Он хотел уберечь их от посторонних глаз. А так как он дружил с аббатом ораторианского монастыря, то счел именно этот монастырь наиболее безопасным местом.
Аббат молчал, казалось, он раздумывает. Через некоторое время ему пришло на память, что несколько лет назад какой-то священник уже спрашивал его о Buste по Микеланджело.
Брат Бенно отодвинул тарелку и посмотрел на аббата. Он выглядел взволнованным и попросил аббата вспомнить, кто же был этот священник и откуда.
Аббат Одило заверил, что это было давно. Он припомнил, что это случилось во времена предыдущего папы. Тогда аббат не придал значения визиту. Но, если память не изменяет, Buste необходимы были Ватикану. Больше он ничего не мог вспомнить.
Двое братьев убирали со стола посуду. Аббат поинтересовался, собирается ли брат Бенно теперь, когда его поиски закончились ничем, вернуться к себе в монастырь. Но тот попросил позволить остаться ему еще на пару дней у ораторианцев.
Аббат согласился, но брат Бенно про себя отметил, что его присутствию здесь не рады и жаждут от него отделаться как можно быстрее.
В день после четвертого воскресенья Великого поста и на следующее утро
Кардинал Еллинек еще раз прочел письмо:
«Ваше Высокопреосвященство, в связи с волнениями, связанными с Сикстинской надписью, я должен сообщить Вам, что, несомненно, я мог бы оказать Вам помощь. Прошу перезвонить мне.
Антонио Адельман, президент».
Что нужно от него банкиру? Что его связывает с этим делом? В сложившейся ситуации кардинал вынужден был хвататься за соломинку. Ему казалось, что он топчется на месте. Иногда ему чудилось, что перед ним – завеса из тумана, а за ней, совсем близко, – его цель, которой просто не видно. Это похоже на замкнутый круг: он чувствовал, что напал на след, но не двигался ни на шаг вперед. А книга, которую он отыскал, конечно, была увлекательной, но какое отношение она имела к Микеланджело?
Еллинек попросил секретаря подать машину. Он направлялся в Албанские горы. Скорее всего, он потратит время зря. Но надежда поддерживается терпением. Секретарь вернулся и порекомендовал Еллинеку не выходить через главные ворота, так как свора журналистов просто взяла их в осаду. Кардинал согласился и попросил подогнать синий «фиат» к черному ходу. Как оказалось, это не намного облегчило ситуацию. Как только кардинал появился на улице, его сразу окружила толпа журналистов. Они кричали, совали микрофоны прямо в лицо:
– Почему Ватикан не дает комментариев в связи с открытием?
– Когда можно будет сфотографировать загадочную надпись?
– Кроется ли за надписью тайный код?
– Что заставило Микеланджело это сделать?
– Был ли Микеланджело врагом Церкви?
– Что будет с фресками?
– Продолжится ли реставрация?
Кардинал с трудом прокладывал себе дорогу, расталкивая толпу, говорил, что у него нет информации на эту тему, что не уполномочен давать комментарии, что по всем вопросам следует обращаться в информационную службу Ватикана. Секретарь едва смог закрыть за Еллинеком дверцу машины, и «фиат» тронулся с места. Еллинек еще слышал, как толпа следовала за машиной с криками: «Мы все узнаем! Вы ничего не сможете скрыть, Ваше Высокопреосвященство! Даже specialissimo modo».
В Неми они договорились встретиться после обеда. Живописное местечко находилось в Албанских горах, над озером с тем же названием, а кафе, которое они выбрали для встречи, называлось «Спечио ди Диана». В уютном зале на первом этаже заведения за стеклянными дверцами шкафов хранились книги отзывов посетителей. На их страницах можно было встретить даже имя Иоганна Вольфганга фон Гете.
Здесь они встретились впервые, кардинал и банкир. До сих пор им были известны только имена друг друга.
Антонио Адельман, президент римского банка Banca Unione, был рано поседевшим мужчиной лет шестидесяти с точеными чертами лица и живым взглядом интеллигентного человека.
– Вы, несомненно, удивились, – сразу же приступил он к делу, – что я попросил вас о встрече. Но с тех пор, как я узнал о проблеме, которой вы занимаетесь, у меня не выходит из головы мысль, что могу помочь вам хоть на шаг приблизиться к разгадке.
Официант в длинном белом фартуке принес местное вино в высоких бокалах.
– В моем лице вы найдете внимательного слушателя, – ответил Еллинек, – несмотря на то, что я не имею представления, какую помощь вы мне можете оказать. Слушаю вас!
– Ваше Высокопреосвященство, – начал издалека банкир, – возможно, вы не знаете: я еврей, и история, которую я вам расскажу, связана именно с этим.
– А какое это имеет отношение к Микеланджело, синьор?
– Это длинная, путаная история. Расскажу с самого начала.
Мужчины выпили.
– Ваше Высокопреосвященство, после падения режима Муссолини и подписания перемирия с союзниками в 1943 году немецкие войска вошли в Рим. Одновременно американцы высадились на юге, в Салерно, в Риме же царил страх перед будущим. Больше всего за свою жизнь опасались восемь тысяч евреев города. Тогда я был молод, постигал азы финансового дела в банке отца. Мои родители боялись, что с евреями в Риме поступят так же, как в Праге. Мой отец сказал, что если нам удастся сохранить свою жизнь первые три дня, то у нас появится шанс выжить. Десятое сентября – незабываемый день. В тот вечер мы – мой отец, моя мать и я – прокрались от нашего дома к гаражу одного из друзей отца, который не был евреем, и спрятались в старом автомобиле для развозки товара. Ночью мы прислушивались к каждому шагу, каждому звуку в страхе, что нас обнаружат. Через три дня я впервые решился выйти из убежища. Меня толкал голод, и именно тогда я узнал, что нацисты обещали оставить евреев в покое за вознаграждение – одну тонну золота.
– Я слышал об этом, – сказал Еллинек. – Кажется, смогли собрать только половину, попытавшись взять взаймы вторую половину у папы.
– Было нелегко собрать такую сумму, потому что большинство богатых евреев бежали из города. Один из наших братьев обратился к аббату ораторианского монастыря на Авентинском холме и попросил помочь взять в долг у Ватикана недостающее золото. Папа согласился дать золото во временное пользование. 28 сентября мы на наших машинах отправились в центр гестапо на Виа Тассо и отдали золото. После этого римские евреи почувствовали себя в безопасности. Но все это было напрасно. Продолжались обыски в квартирах, нацисты отбирали предметы искусства у синагог. Тут им в руки попал список членов еврейской общины. Через несколько дней, около двух часов ночи, раздался громкий стук в нашу дверь. Сосед успел предупредить нас что немцы приехали на грузовике. Мы вновь скрылись в гараже, который однажды спас нас. Два дня мы боялись выходить, на третий день отец оставил укрытие, чтобы принести пару вещей из нашей квартиры. Отец так и не вернулся. Позже я узнал, что на следующее утро с вокзала Тибуртина в Германию был отправлен поезд, в котором находилась тысяча евреев.
