— А откуда я знаю, что вас должно заинтересовать, — Руперт пытался выяснить цель, к которой двигался его оппонент.
— Это ваше дело. Работа выполнена, и я готов за нее заплатить столько, сколько она стоит. Вы согласны? — спросил Царев.
— Знаете… я ведь вам уже говорил ранее, что меня не интересуют ваши цели и деньги. Я выполняю заказ другого человека.
— Что же вам нужно?! — спросил Царев, еле сдерживаясь, казалось, что он готов был разорвать несговорчивого собеседника. Ему стоило только приказать своим людям, и они вмиг разорвали бы Руперта. Но он сдерживался. Руперт почувствовал в его словах и голосе, что он крайне заинтересован в информации, которую ищет.
— Меня интересует здоровье мальчика по имени Ямес Корра. Он по вашей милости находится в тяжелом психическом состоянии.
— Причем здесь я?
— Я полагаю, что кто-то обработал полотна икон неким веществом, вызывающим сильные галлюцинации. Именно из-за этого галлюциногена Ямес не может прийти в себя, — сказал Руперт, опробуя свою последнюю версию.
— Галлюциноген? — удивленно спросил Царев. — И вы полагаете, что это сделал я?
— Да, пытаясь защитить свои будущие полотна от других владельцев. Надеюсь, что теперь вы сняли это вещество с полотен.
— Если бы мне понадобилось… — Царев остановился и призадумался, затем продолжил, — скажите, что вам нужно, чтобы вы отдали мне дневник Германа Кухта?
— Мне нужно знать название этого галлюциногена и средства освобождения от тяжелого заболевания, вызванного им.
Царев вновь задумался, казалось, он обдумывал не как ответить, а как ему поступить в этой ситуации.
— Хорошо, — тяжело вымолвил Царев. — Я расскажу вам об этом веществе. Хотя это и является секретом. Но вы мне немедленно отдадите дневник.
— Дневник находиться в Стокгольме, в Королевской библиотеке.
— Что? — удивился Царев. — Там? — он сузил брови, на лбу нарисовались три полосы складок. Он задумался.
— А зачем вам так нужен этот дневник? — спросил Руперт. — Неужели он стоит таких больших денег, человеческих жизней и таких хлопот?
— Вы даже не представляете, чего он еще стоит, — ответил Царев. — Я согласен на такой обмен, — вдруг заявил Царев. — Вам следует прибыть в Стокгольм. Мои люди будут с вами. И не пытайтесь меня обдурить. Вы наверняка уже знаете, чем это может закончиться для вас.
На выходе из частного дома Руперта обыскали. Сначала он не понял почему, но когда он приехал в гостиницу и увидел в своем номере страшный беспорядок, то понял: Царев не доверяет ему, но ведет игру с уважением к противнику. Он понимает, что Руперт не так прост и не станет хранить дневник у себя, поэтому он не похищает Руперта с целью узнать, где дневник. Он знает, что грубой силой здесь не добьешься. И все же он приказывает своим людям сделать обычный обыск.
Перед вылетом Руперт попросил немного задержаться. Ему нужно было время, чтобы Уэбб успел выполнить его просьбу. Руперта волновал вопрос об участии иконы в здоровье мальчика, — он хотел выяснить причину его тяжелого состояния. И это возможно было, если он сможет узнать название того вещества, которым была обработана икона. Заодно, Руперт намеревался выяснить столь странное желание Царева — обладать любой ценой восемью иконами неизвестного художника и его дневником. Быть может, это тоже могло пролить свет на те странные события, коими он стал.
Прошло еще два дня, в течение которых Руперт водил за собой своих телохранителей и конвоиров во время прогулок по городу. В одном из интернет кафе он проверил электронную почту, удалив после этого сообщение. В письме, написанном Уэббом, Руперт узнал, что его поручение удачно выполнено. Интересующая его информация находится в книге с библиотечным шрифтом: 14В242С.
Руперт прошелся по городу в сопровождении своих телохранителей, неустанно следующих словно тени за ним, еще несколько часов. Он посетил кафе, где выпил чашечку кофе, и при выходе из него, где его уже ждали двое жилистых охранника, он обратился к ним. Он заявил, что готов к отъезду в Стокгольм. В самолете он летел эконом-классом, за его сидением сидели двое неотлучных его спутника.
Так, вместе с ними он и оказался в Стокгольме. Он остановился в одной из гостиниц, неподалеку от Королевской библиотеки, а затем и посетил ее. У входа Руперта остановили его телохранители, которые следили за ним все время пути.
— Вам надлежит подождать, — сказал в приказном тоне один из них.
Он вошел в библиотеку, остановив Руперта и своего напарника у входа в двухэтажное здание библиотеки. Спустя десять минут, показавшихся Руперту целой вечностью, он вышел и сказал следующее:
— Все готово, следуйте за мной.
Руперт последовал за ним. Они прошли в холл, поднялись по длинным ступенькам на второй этаж. Прошли сквозь металлоискатель, спустились по ступенькам, и оказались в огромной библиотечном зале: ряды полок, поднимающихся до самого потолка, были расположены вдоль стен. Читателей на удивление было незначительно.
Они проследовали еще дальше, прошли еще через несколько каких-то контрольных приборов, пару охранников и один библиотечный работник прошли мимо. Один из двух сопровождающих предъявил охраннику какие-то документы допуска. Они проследовали мимо нескольких десятков небольших библиотечных комнат, с белыми столиками — для индивидуального использования клиентов библиотеки, ряд компьютеров со столами, и наконец, дошли до двери, где, проверив пропуск, их впустил охранник в специально оборудованное помещение. Здесь хранились старинные книги, рукописи, быть может, в единственных экземплярах. Эти старинные документы содержались в специальных условиях, в которых искусственно поддерживалась влага, температура, свет, чистота воздуха. Двое сопровождающих Руперта отстали от него, показав, что ему следует идти прямо. Дальше он последовал один. Руперт дошел до стеклянной двери, открыл ее, и вошел в небольшую комнату. Здесь никого не было. Несколько шкафов и стол были скромной обстановкой. У стен были небольшие выдвижные белые ящики. На столе лежала огромная книга. Руперт сразу же понял, что это за книга. Он подошел к столу и протянул руку к книге.
— Осторожно, — послышался голос позади Руперта.
Он обернулся и увидел в проеме двери Царева.
— Секреты могут быть смертельными. Чем ближе вы к ним приближаетесь, тем отчетливее осознаете, что истина находиться намного дальше — за пределами горизонта вашего понимания. Вот перчатки. — Он протянул Руперт пару белых резиновых перчаток. — Только так разрешается прикоснуться к тайне прошлого, — сказал Царев.
Руперт взял перчатки и надел их.
— Вы полагаете, что тайна где-то здесь? — с сарказмом спросил Руперт.
Царев стал рядом со столом, на котором находилась книга. В его руке был плотный сверток. Он развернул рулон на столе, рядом с книгой.
— Надеюсь, эти недостающие страницы помогут мне в этой тайне разобраться, — ответил Царев.
— Почему же вы не сохранили жизнь Герману Кухта? — спросил Руперт.
— Почему не сохранил, — повторил Царев, раздумывая. — Вы многого не знаете. Но так и быть я поведаю вам то, в чем у вас возникли вопросы. Но для начала ответьте: вы принесли дневник.
— Он здесь.
— Что? Здесь, в библиотеке? — удивился Царев.
— Да. А вы принесли название галлюциногена? — спросил Руперт.
— Я слишком много дал за то, чтобы присутствовать здесь с этими творениями, — сказал Царев, указывая на восемь страниц, выложенных в стопку рядом с книгой: «Кодекс Гигаса». — И поэтому не упущу этот шанс. Название со мной, но для начала, я все же отвечу на ваш вопрос. Я уже давно занимаюсь самым древним знанием, которое возникло еще до появления Библии и христианства. Я искренне верю в Дьявола и считаю себя человеком от природы — я придерживаюсь истинных знаний, а не вздутых, фальшивых.
— Вы хотите сказать, — перебил его Руперт, — что вы сатанист?
— А что вам и многим другим дало христианство? — продолжил Царев. — Вы ограничили себя догмами, правилами, отвергли истинные человеческие поступки, считая их грехами. Вы превратили себя в рабов, в безмолвных и безропотных овец, жаждущих овес. Но вы не понимаете, ведь овес не нужен мертвой плоти. Душа без тела ничто. Христианство говорит: надо покормить плоть, во благо душе, и лишь о ней заботится. Но невозможно содержать чистую воду без сосуда. Душа требует плоти, ибо она и есть для нее тем самым сосудом. Ставя семь грехов перед собой, вы уничтожаете то, что существовало задолго до появления христианства. Человеческие инстинкты. Они забываются, заглушаются многочисленными правилами и пустыми канонами. Все эти заповеди Божие есть ничто иное, как стена, которая становится между человеком и его природой, она ограничивает его, наделяя ложными, искусственными, надуманными правилами поведения. Я предпочитаю здоровую пищу, заботу о физическом теле, не сдерживаю инстинкты, даю волю духовному удовлетворению, если оно не причиняет вред другим людям.
