— Вы?
— Нет, пока я всего лишь сочинитель. Овации потом. — Директор взял сигару, раскурил ее. — Героиней будет госпожа Бессмертная, героем… князь Икрамов.
— Икрамов?..
— Именно так.
— Рискуете, Гаврила Емельянович.
— Это придаст остроту пьесе!
— Рискуете… — повторил следователь. — Вам ведь известен чин, который занимает Ибрагим Казбекович в Департаменте полиции?
— Безусловно. Но никто, кроме вас, не догадается, что это была постановка.
— А если я нечаянно сболтну?
— Я пристрелю вас, — просто и даже наивно заявил директор. — Мне терять будет нечего.
— Хороша перспектива, — усмехнулся Гришин. — А вам не жаль мадемуазель?.. Ведь она уже в разработке. И любая легализация может стоить ей как минимум свободы.
— Не жаль. Хотя бы потому, что она в свое время достаточно попила моей кровушки, а ныне пытается оставить меня в дураках.
— С чего начнете?
Директор вынул из кармашка жилетки часы, взглянул на них.
— Через час примерно сюда пожалует госпожа Бессмертная, я предложу ей клавир, предоставлю помещение, и она начнет делать свои первые шаги для возвращения на сцену.
— Князь?
— Он приглашен позднее.
— Но их встреча состоится?
— Непременно. И я бы желал, чтобы вы присутствовали при этом.
— Не слишком ли это будет бестактным и нарочитым?
— Вы заглянете ко мне случайно. С князем вы знакомы по долгу службы, с мадемуазель — здесь без комментариев.
И хозяин, и гость не предполагали, что их разговор от начала до конца слушал бывший артист Николай Изюмов, схоронившийся за тяжелой бархатной шторой, закрывавшей запасной вход в директорский кабинет.
Табба подгадала так, что вышла из дома чуть раньше князя. Чтобы подождать его, нагнулась поправить сбившийся сапожок, и в это время на дорожке появился идущий следом Андрей.
Была она в том же парике, в котором посещала театр, те же очки сидели на переносице.
— Здравствуйте, князь, — со смущенной улыбкой произнесла бывшая прима.
— Рад встрече, мадемуазель, — ответил тот. — Я не сразу признал вас.
— Женщина должна меняться.
— Но не настолько!.. Совершенно другая особа.
— Хуже или лучше?
— Вы всегда прекрасны, мадемуазель.
— Благодарю вас.
— Решили прогуляться?
— Дома скучно, полчаса поброжу по Невскому.
— Вас подвезти?
— Если будете так любезны.
Карета князя поджидала их во дворе в конце пандуса. Андрей помог девушке забраться, после чего с помощью кучера сел сам, и экипаж тронулся.
Привратник Илья поспешно открыл ворота. Лошади вынеслись на Фонтанку и покатили карету в сторону Невского.
— Никак не решаетесь пересесть на автомобиль? — спросила Табба.
— Я консервативен в пристрастиях, — пожал плечами Андрей.
— А мне нравится. Была бы возможность, я бы непременно научилась водить какую-нибудь машину! Особенно на берегу моря!
— Хотите на море?
— Мечтаю. К примеру, снова в Ялту!
— Море есть не только в Ялте.
— Конечно! В той же Одессе!
— В Одессе? — удивился Андрей. — Вам бы хотелось побывать в Одессе?
— Почему нет? Мне лишь бы теплое море!
Князь помолчал, с улыбкой заметил:
— А я, возможно, скоро окажусь в Одессе.
Бывшая прима тихо попросила:
— А мне с вами… можно?
Он грустно улыбнулся.
— Не могу сказать. Я еще сам не до конца все решил.
— Вы опасаетесь, что я стану для вас обузой?
— Скорее я для вас.
— Не понимаю.
Он взял ее руку, поцеловал.
— Дайте мне подумать. Ваше предложение неожиданно и интересно.
— Клянусь, я не буду мешать вам! — искренне воскликнула Бессмертная. — Я безумно засиделась в этих стенах! Поверьте, мне это необходимо!
— Хорошо, я подумаю.
Изюмов нетерпеливо ждал Таббу на дальнем подъезде к театру.
Топтался в волнении и страхе, постоянно озирался и страшно обрадовался, когда издали увидел приближающуюся карету.
Замахал руками, выскочил едва ли не на середину мостовой.
Табба попрощалась с князем, вышла из кареты, удивленно уставилась на бывшего артиста.
— В чем дело, господин?
— Присядем-с, — сказал он, показав на ближнюю скамейку. — Разговор недлинный, но крайне важный.
— Вы явно с кем-то меня путаете, — сказала Табба.
— Нет-нет, — мотнул головой Изюмов. — Я кое-что сообщу, и вы все поймете.
Она нехотя выполнила его просьбу, бывший артист подсел к девушке почти вплотную.
— Вы ведь меня знаете, мадемуазель.
— Да, я видела вас при входе в театр.
— Нет, не так-с… Вы вообще меня знаете, — артист выжидательно посмотрел на собеседницу. — Я Николай Изюмов, госпожа Бессмертная.
— Как вы сказали?
— Госпожа Бессмертная! Незабываемая, единственная, любимая! Я сразу узнал вас, и теперь сама судьба велела мне защитить вас!
— Что за бред вы несете, господин! — она попыталась встать.
Изюмов почти силой усадил ее обратно.
— Умоляю, еще пару минут… Вам нельзя сейчас идти в театр! Гаврила Емельяныч ждут вас с нехорошими намерениями. А с ним также господин следователь, которого вы хорошо знаете!
— Какой следователь? — удивленно спросила Табба.
— Который вел дело вашей маменьки и который желал застрелиться.
— И что они от меня хотят?
Изюмов оглянулся, подсел еще ближе.
— Я подслушал… Спрятался за штору и подслушал. Они-с замышляют желание опозорить вас, потому как догадываются, кто вы есть на самом деле!
— Ничего не понимаю.
Бывший артист какое-то время не сводил с Бессмертной взгляда, затем вдруг расплакался.
— Гаврила Емельяныч велел шпионить за вами, что я, подлый человек, и делал… И докладал-с. Теперь же, когда услышал об их дурных намерениях, понял, что не только теряю стыд и совесть, но и окончательную любовь к вам-с. Поэтому решился встретить и обо всем поведать.
Табба смотрела на него холодно, с недоверием.
— И что они такого мне намерены сделать?
— Мне неизвестно. — Николай вытер мокрые глаза. — Но планы их, мадемуазель, крайне нехороши. Я ведь следил за вами в разном обличье не только у дома Брянской, но даже возле танцевальных курсов!
— Зачем?
— Чтоб опять же докладать. Не только Гавриле Емельянычу, но даже господину следователю. Они почему-то вами крайне заинтересованы!
Табба поднялась.
— И все-таки я пойду к Гавриле Емельянычу.
— Не надо!.. Умоляю! Они что-то готовят! К тому же к вашему визиту приглашен князь Икрамов!
— А он зачем?
— Мне неведомо. Знаю только, что он очень важный чиновник в Департаменте полиции!.. Может в любой момент надеть наручники!
Табба усмехнулась:
— Это даже интересно. — Сделала несколько шагов от бывшего артиста, оглянулась. — Подойдите, любезный.
Тот торопливо приблизился, замер в двух шагах.
— Вы ведь меня все еще любите, Изюмов? — почему-то шепотом спросила Табба.
— Бесконечно, — так же шепотом ответил тот.
— И готовы служить?
— Вне всякого сомнения. Вечно-с!
— В таком случае просьба: вы прекращаете слежку за мной, на вопросы Гаврилы Емельяныча и следователя несете всякий бред и чепуху, о неприятностях, грозящих мне, сообщаете немедленно и без вранья.
— С радостью исполню. Только как я вас разыщу?
— Я сама вас разыщу, — улыбнулась Табба, подмигнула и направилась к театру.
…Филимонов на этот раз встретил гостью сухо и едва ли не официально. Жестом показал на стул, заметил:
— Вы, мадемуазель Бэрримор, исключительно пунктуальны.
— Воспитание, — улыбнулась она.
— Плюс к этому — английская кровь! — поднял палец Гаврила Емельянович.
— Английской крови во мне никакой. Больше — еврейской.
— Бэрримор — еврейская фамилия?
— Не думаю. Но евреи, вы знаете, любят принимать распространенные фамилии в странах, которые они определяют для жительства.
— Верное замечание, — несколько удивился Филимонов и уселся напротив. — Так с чем вы пожаловали, мадемуазель?
— У вас плохо с памятью, сударь? — вскинула брови гостья.
— Нет, я все отлично помню. Но мне важно еще раз услышать о ваших намерениях.
Табба посмотрела на него с удивлением.
— Намерение одно — играть в вашем театре. Директор расхохотался.
— Насколько нахально, настолько же прелестно! — Он взял ее руку, поцеловал пальчики. — С чего начнем-с?
— Я вам нравлюсь?
— Весьма.
— И вы желаете завести со мной интрижку?
— Почему нет?.. Вы мне — любовь. Я вам — карьеру. Устраивает такой обмен? — Филимонов снова взял руку гостьи.
— Не совсем, — освободилась она от него. — Я должна иметь гарантии.
— Гарантии вашего выступления на сцене?
— Моей карьеры. Причем карьеры успешной.
