отстойник, где заброшенные паровозы стоят?
– Ты старший, ты и думай, – зло обронил Лиходей, нервным жестом резко натянул за козырек кепку глубоко на глаза, раздраженно сунул руки в карманы и прибавил шаг, бесцеремонно расталкивая толпившихся пассажиров плечами.
«Нервничает, значит, все без обмана», – перевел дыхание Илья, но легче ему от этого не стало, потому что в душе уже принялся переживать за инкассаторш, которые пока ни сном ни духом не ведают, что на них готовится нападение, к тому же им потом как-то придется оправдываться, что не смогли уберечь от хищения огромную сумму денег, предназначенную для заработной платы советским труженикам. Он даже искренне пожелал, чтобы сегодня произошло что-нибудь неординарное и ограбление сорвалось по независящим от них причине. Но надеяться на непредвиденный случай было опрометчиво, и он взволнованно подумал: «Главное – чтобы этот придурок не учудил что-нибудь такое, с него станется».
Следом за Лиходеем Илья вышел на перрон. Здесь стоял только что подошедший состав из Германии, радостно суетились демобилизованные солдаты: одни бежали с котелками за водой к водонапорной башне, другие прямо из четверти пили мутный самогон, а сидевший в дверях вагона одноногий гармонист умело наяривал на гармошке, свесив здоровую ногу и в такт музыке ею подрыгивая.
Возле вагона лихо отплясывали девушки-фронтовички, с азартом отбивали каблуками кирзовых сапог чечетку о бетонный перрон, голосисто пели озорные частушки, как будто между собой соревновались на самую звонкую и ловкую певунью.
…Куда, милый, запрягаешь Белогривого коня — Или сватать богачиху? Прокати сперва меня. …А мне милый изменил, Думал, я погибнула. Милый мой, твою измену С моста в речку кинула. …Мой миленок как-то раз Спать улегся на матрас, А мне тоже не спалось. Так дите и родилось.
Вперед вышла одна из девушек, должно быть, самая боевитая. Жестикулируя, она по-цыгански затрясла полными грудями; от обилия на ее гимнастерке наград их переливчатый звон был слышен даже сквозь звуки гармошки. Сверкая лихими глазами, спела:
Ой, соперница моя, Рябая-прерябая. Еще раз на Кольку глянешь, Морду покарябаю!
Тут в центр круга, растолкав толпившихся фронтовиков, на полусогнутых ногах, юлой выкатился юркий солдатик с тремя орденами Славы, остановился против девушки; выделывая ногами замысловатые коленца, он азартно бросил пилотку на перрон, спел:
В городе Калязине нас девчата сглазили, Если б нас не сглазили, мы бы с них не слазили.
Но девушка-фронтовичка тоже оказалась на язык остра, как и этот паренек, за словом в карман не полезла, а сходу его отшила:
Ах, ты, Ваня, милый Ваня, Свое счастье ты проспал: Сколько раз тебе давала, Ты ни разу не попал!
Вокруг одобрительно загудели, захохотали, захлопали в ладоши, а один офицер, тронутый до глубины души охальной частушкой, даже вынул из кобуры пистолет и выстрелил в воздух.
Посрамленный солдат смущенно поднял пилотку, отряхнул ее о колено, нахлобучил на потную голову и сокрушенно махнул рукой, что можно было понять, как сдаюсь на милость победителя.
Тут машинист дал длинный пронзительный гудок, и все поспешно стали грузиться в вагоны. От головы состава, где натужно пыхтел паровоз, выпуская клубы горячего пара, ветер принес острый запах горелого угля и расплавленного мазута.
Пожилой рабочий в обтерханной кепке и промасленном пиджаке торопливо двигался вдоль состава, постукивал молотком по буксам, чтобы по звуку определить неисправность, затем прикладывал к металлической поверхности растопыренную шершавую ладонь, черную от копоти, с кожей, похожей на наждак, едва ли не насквозь пропитавшуюся техническим маслом, и шел дальше. Поравнявшись с Ильей, он устало выпрямился.
– Слышь, мил человек, – окликнул он Илью, голос у него был скрипучий, какой-то неприятный, как у птицы коростель, – куревом не богат? Уважь, курить охота, мочи нет.
Пока Илья доставал из кармана папиросы, обходчик подошел к нему вплотную. Приблизив свое морщинистое темное от загара лицо к его лицу, вполголоса проговорил, незаметно указывая глазами вбок:
– Паря, видишь, вон там, у окна две девки стоят с чемоданом? Это и есть инкассаторши. Торопитесь, скоро подойдет маневровый паровоз, кукушка, и заберет их.
Он звучно зачмокал серыми губами, раскуривая отсыревшую папиросу, потом глубоко затянулся, пыхнул сизым дымом и с кривой усмешкой громко сказал, должно быть, чтоб услышали стоявшие рядом пассажиры:
– Спасибо, мил человек, выручил. Ну, прощевай.
Оправившись от неожиданности, Илья оглянулся: возле стены стояли две пигалицы лет по семнадцати в черной железнодорожной форме, туго перепоясанные в тонюсеньких талиях офицерскими ремнями, вместе держали слабенькими пальчиками за металлическую ручку облезлого вида чемодан. Они напряженно смотрели куда-то ему за спину и, хотя симпатичные личики у них выглядели нарочито сурово и неприступно, было заметно, что девушки взволнованы.
Илья быстро взглянул в ту сторону и увидел приближающийся небольшой паровоз без вагонов. «Очевидно, это и есть та самая кукушка», – догадался он и подмигнул Лиходею, который уже крутился около ничего не подозревавших инкассаторш.
Сделав озабоченный вид, что позабыл в зале вокзала нужную вещь, Илья направился в их сторону. Проходя мимо девушек, он стремительно вырвал у них из рук чемодан, круто развернулся, чтобы бежать, но в этот самый для него неподходящий момент одна из девушек, забыв про пистолет, лежавший у нее в кобуре, с визгом бросилась ему на спину. Обвив мускулистую шею слабыми руками,
