гусарик, в четырнадцать копеек.
— Бутылка надежней. Хоть и дороже, зато не балованное.
— Вроде усы уже седеют, а понимания не имеешь. Ты лучше на те же деньги возьми сразу две кружки, и на сдачу — так уж и быть, — «мерзавчик» добавлю. Фырхш-ш-ш. Чтоб покрепче шибануло.
— Ах ты, ведьма! Водкой из-под полы торгуешь? Угоришь через это дело, как есть угоришь.
— А ты что ли городовой? — огрызнулась жаба. — Кокардой не вышел Нифонтовну стращать!
Она облизнулась, прилепила к губе новую папироску. Долго чиркала спичкой. Закурила и сказала примирительно:
— Так что, наливаю две кружки? Фырхш-ш-ш. У меня хорошее, «Венское» да «Староградское».
— Э-э-э, давай какое потемней! И закусить. Раков нет?
— Ишь, раков ему! — всплеснула холодцами тетка, нарочно повышая голос, чтоб повеселить немногочисленных завсегдатаев. — Раки сейчас не по сезону. Вот, держи.
Она бахнула на поднос блюдце с черным сухарем, порезанным на мелкие дольки. Сыпанула поверх горку соли.
— Могу добавить пару колец «Углицкой». За отдельную плату.
Митя посмотрел на заветренный срез колбасы и счел за лучшее отказаться. Он уже сто раз пожалел, что не купил у входа чего повкуснее. Сбегать на крыльцо? Пять шагов всего. Но представив язвительные замечания старух по этому поводу, вздохнул и заграбастал поднос.
— Хоть апельсик возьми! Кислый, а вместе с тем и сладенький. Само то с пивом. Не?
— Не!
Почтмейстер перенес кружки и тарель с закуской на круглый стол в середине комнаты. Железный барабан с мраморной крышкой, такой невозможно расколоть или сжечь в пьяном угаре. Скамеек или стульев, равно как и другой мебели, в портерной не было.
— Тоже удовольствие… Стоя пить, — ворчал Митя, погружая усы в пену.
Сыщик огляделся. Пустые стены, без единой картинки — нет даже традиционных для любого питейного дома иллюстраций из журналов, пришпиленных кнопками. Лужи на полу, в которых плавают рыбья чешуя и окурки папирос. Хмурый трубочист. Простуженный чиновник поминутно сморкается в два пальца и вытирает их о штаны, стараясь делать это как можно незаметнее. Купец второго, а пожалуй, даже третьего разбора, уныло уперся локтями в каменную столешницу и раскачивается из стороны в сторону.
— Они нарочно сделали обстановку неуютной, — резюмировал Мармеладов. — Так ты больше пива закажешь.
— От тоски что ли? — фыркнул Митя.
— Вроде того. Чистая психология. Сядешь ты, спину расслабишь. Ноги вытянешь, а если есть скамеечка, как в «Павильоне» на Патриарших прудах, то и взгромоздишь их повыше. Будешь неспешно потягивать «Баварское». А здесь, не чувствуя комфорта, да на ногах — вон, гляди, в три глотка осушил кружку. И сразу за вторую принялся.
— Так ведь мы сейчас просто торопимся, вот я и усердствую… А так бы не спешил. К тому же в «Павильоне» я против здешних двух, могу три кружки выкушать. Ресторации с этого выгоды больше.
— А вот и нет. Ты у них просидишь час. Кресло занимать будешь. Зайдут в это время иные клиенты, им скажут: «Занято тем усатым господином, простите великодушно». В итоге за час только три кружки и продадут. Здесь же ты употребишь за четверть часа и пойдешь либо за добавкой, либо восвояси. Новый пьяница встанет на твое место. Выходит за час восемь кружек против трех.
— И все это только потому, что задницу некуда усадить?
Почтмейстер запрокинул голову, допивая пиво. Промокнул усы рукавом. Покосился на жабу за стойкой.
— Ох, плутня! Хорошо придумала. А чего же тогда столик маленький поставила? Вот сейчас все места заняты, куда те двое сунутся? — он повел бровями, указывая на мастеровых, вошедших в пивную. У одного фартук был весь в ошлепках засохшей глины, у другого перемазан красками. — Готов спорить на любой заклад, что это сыновья Крысина из артели. Помнишь, вывеску неподалеку?
— Кисина, — поправил сыщик. — А со столом ты не прав: эта затея еще интереснее. Публика сюда заваливается грубая. Вот сейчас гончары к стене отойдут, по кружечке выпьют, и оттуда будут буравить застольников злыми глазами. Кто послабже нервами — испугается, ведь эта парочка захочет добавки, а во хмелю и поколотить может. Поэтому, когда они к жабе потянутся, сопливый мигом сбежит, да и купец, пожалуй, к дверям кинется. Смотри-ка, даже у доктора нашего коленки дрожат. Возился у стойки с газетами, а как зыркнули на него Кисины — ретировался.
Вятцев и впрямь струхнул, но желая сохранить лицо, сделал удивленный вид и помахал разлохмаченным журналом.
— Удивительное открытие, гос-спода! Не чаял обнаружить тут подшивку «Летающих листьев». Зачем их выписывают? «Живописное обозрение стран света» или «Зритель» — это я могу понять. А «Листья»… В портерной сплошь рожи-то наши, а журнальчик на немецком языке!
— Там картинки веселые. А карикатуры наш народ и без перевода понимает, — подмигнул Мармеладов. — Особенно про Бисмарка. И еще на Земляном валу полно немецких инженеров, негоциантов — хотя эти вряд ли в такую дыру пожалуют, — и фабричных бригадиров.
— О, снова немцы! — оживился Митя, чувствуя прилив пивной удали и раздумывая, не заказать ли третью кружку. — Может все-таки имеют они отношение к Зодияку?! Просто мы чего-то не ведаем, оттого и не понимаем…
Толкучка у стола расступилась. Чинуша, как и было предсказано, дал деру, а купец просто подвинулся к трубочисту. Оба скрипнули зубами, когда их рукава соприкоснулись. Но досада в этом скрипе прозвучала разная, — одному покой нарушили, а другому придется сажу оттирать, так сразу и не угадаешь, для кого неудобства вышло больше.
Гончары хмыкнули. Звякнули. Ополовинили. Достали из карманов печеные яйца и огурчики.
— А вы, смотрю, в этой портерной частые гости, — ухмыльнулся почтмейстер. — Знаете, что закуска тутошняя — дрянь.
— Так здесь и пиво не лучше, мил-человек, — отозвался тот, чей фартук вымазан в глине.
— Никшни, брательник! — одернул его красильщик. — Ежели водой не разбавлять, так любое пиво — диво. Даже калужское.
— С калужским это уж ты хватил. Но я у Нифонтовны и глотка бы не выпил, коли за это деньги пришлось бы платить. А на халяву и уксус сладкий.
— Это как же — на халяву? — заинтересовался купец.
— Никак! — цыкнул на него гончар.
— Да понятно как, — сыщик кивнул на входную дверь. — Вывеску вы лепили? Отлично вышло, рак прямо настоящий,
