измученными дневной жарой, но слишком голодными, чтобы упустить возможность попросить подачку. Возница прогнал их и вошел внутрь, чтобы договориться о нас.
Я огляделся, но особо смотреть было не на что. В этом месте царила меланхолическая, пустынная атмосфера. Все близлежащие постройки пришли в упадок. Стены обрушились, крыши провалились.
— Подумать только, Лехей когда-то был одним из самых оживленных портов во всей Греции! — вздохнул Антипатр. — А, порт на другой стороне перешейка, вероятно, тоже такой же заброшенный.
— Но если расположение здесь такое идеальное, почему римляне не восстановят порты и не попытаются получить прибыли?
— Спроси римский сенат! Я подозреваю, это потому, что они все завидуют друг другу. Никто из них не желает вручать полномочия на восстановление порта другому сенатору - они не могут смириться, если соперник разбогатеет на таком прибыльном подряде. Так что никто ничего не делает.
— Но возница говорит, что там стоит римский гарнизон.
— Да, они размещены здесь не для обслуживания порта, а для того, чтобы никто не мог им пользоваться! Из-за того, что осмелился бросить вызов Риму, был разрушен один из самых красивых городов греческого мира, а из-за того, что завоеватели ссорятся между собой, порты древнего Коринфа вынуждены гнить.
Я никогда не слышал, чтобы Антипатр выражал такое яростное презрение к Риму. Пока я рос, он делал все возможное, чтобы научить меня греческому языку и привить мне уважение к греческой культуре, но в отношении недавней истории, особенно в отношении завоевания Греции Римом, он всегда был осторожен.
Возница вернулся с плохими новостями: в гостинице не было мест.
— Как же так! Но так не пойдет, — заявил Антипатр. — Я сам поговорю с трактирщиком.
Я помог ему слезть с тележки и последовал за ним внутрь.
Трактирщиком был не местный житель, а уволенный римский центурион по имени Гней, который много лет служил в римском гарнизоне, прежде чем уйти в отставку и начать управлять маленькой гостиницей и таверной. Он объяснил, что предыдущая группа прибыла раньше нас и заняла все четыре комнаты.
— Все комнаты? И кто эти люди? — спросил Антипатр, перейдя на латынь, услышав грубый греческий от трактирщика.
— Несколько римских путешественников только что прибыла из Олимпии. Они говорят, что хотят остаться здесь на некоторое время и взглянуть на руины на холме. Сейчас они в таверне, пьют вино и закусывают. — Трактирщик кивнул в сторону соседней комнаты, откуда до меня доносились приглушенные разговоры и случайный смех.
Антипатр посмотрел на него. — Взглянуть на старые руины, говоришь? А ты хоть знаешь, что у города когда-то было имя: Коринф. А теперь, почему бы тебе не попросить других своих гостей слегка потесниться и освободить для нас комнату?
Трактирщик нахмурился и пробормотал себе под нос: — Безумный старый грек!
— Что ты сказал? — спросил Антипатр.
— Да, повтори то, что ты только что сказал, — потребовал я.
Трактирщик впервые внимательно посмотрел на меня. Его взгляд остановился на железном кольце на моей правой руке.
— Ты римлянин? — спросил он.
— Да!
— Но, выглядишь недостаточно взрослым для кольца гражданина.
— Мне уже восемнадцать.
Он кивнул: — Ну, это другое дело. Почему ты путешествуешь с этим старым греком?
— Зотик мой наставник с тех пор, когда я был еще мальчиком, — сказал я. — Но это не твое дело.
— Если, кто-то останется под моей крышей, это уже мое дело, молодой человек, — сказал трактирщик с ноткой в голосе, которая напомнила мне, что когда-то он был римским центурионом, привыкшим отдавать приказы. — Но мне нравится твоя настырность. Вот что я тебе скажу: я попробую сделать то, что предлагает твой наставник-грек, и поговорю с остальными гостями. Они кажутся разумными людьми. Может быть, я все-таки смогу предоставить вам комнату.
Он вошел в таверну и через несколько мгновений вернулся в сопровождении крупного мужчины с вьющимися рыжими волосами и окладистой бородой. Нас представили. Римлянина звали Тит Туллий.
— Наш хозяин сказал мне, что вы ищете комнату, — сказал он. — А я-то думал, что гостиница будет в нашем полном распоряжении. Я удивлен, что кому-то еще удалось найти это место, оно так далеко от дороги. Только что из Олимпии, не так ли?
— Да, — сказал я.
— Первый раз на Играх? Да, и мы тоже. Неплохие соревнования, не так ли? Вы видели беговые дорожки? бегун Эудамос заставил соперников наглотаться пыли. А панкратион? Протофан вышел победителем!
— Так ты отдаешь нам одну из комнат или нет? — резко спросил Антипатр.
— Сейчас все решим, — сказал Туллий, — в любом случае, еще слишком рано ложиться спать. Присоединяйтесь к нам в таверне, выпьем вместе.
— Я стар, и я устал, и мне нужно прилечь, — извиняясь, сказал Антипатр.
— Ну, почему ты не сказал об этом раньше? Да, конечно, забирайте одну из наших комнат. Мы как-нибудь разместимся. Мы собирались устроиться по трое в комнатах, но, я полагаю, мы легко сможем расположиться и по четверо.
— Вас двенадцать человек? — спросил я. — Вы все вместе были на Играх?
— Конечно! Теперь мы хотим осмотреть еще кое-какие достопримечательностей здесь, на Пелопоннесе, прежде чем вернуться в Рим. Я настоял на посещении руин Коринфа. Остальные считают, что это будет скучно, но я заверил их, что оно того стоит.
— Мы тоже собирались осмотреть руины, — сказал я. Я повернулся к Антипатру, но он уже поднимался по лестнице. Трактирщик последовал за ним, звеня ключами в руке.
Туллий улыбнулся: — Тогда в таверне будем только мы, римляне. Здесь моя компания плюс несколько дежурных солдат из гарнизона. Давай, Гордиан, присоединяйся к нам.
Я с радостью согласился, подумав, что чашка или две вина помогут успокоить мои затекшие от путешествия конечности.
Компания Туллия состояла исключительно из мужчин. Я был самым молодым в комнате, хотя некоторые солдаты были ненамного старше. Их обслуживала одинокая служанка. Она не была ни молода, ни красива, и по ее грубым манерам я решил, что она была местной свободнорожденной женщиной, а не рабыней.
— Исмена! — окликнул ее по имени Туллий. — Принеси чашку для моего юного друга.
Она бросила на него кислый взгляд, но взяла деревянную чашку, сунула ее мне в руку и налила из своего кувшина. — Будем надеяться, что у этого красавца манеры лучше, чем у
