— Боюсь, не получится, — вздохнул он. — Но ты можешь отвести меня к своей хозяйке.
У дверей в покои госпожи Татибана пришлось подождать. Когда его наконец впустили, Акитада обнаружил в пустой комнате только великаншу-няньку. Сегодня она вела себя более почтительно, проводила Акитаду все к той же низенькой ширме, предложила шелковую подушку.
— Мы не ждали достопочтенного господина, — поклонилась она то ли в третий, то ли в четвертый раз. — Госпожа сейчас выйдет. — И удалилась в другую дверь — должно быть, помочь госпоже Татибана с ее туалетами.
Когда она ушла, Акитада внимательно оглядел комнату. Здесь вроде ничего не изменилось с прошлого раза. На полу узорчатый ковер, свиток с журавлями на стене между двумя стойками, на одной из которых огромная китайская ваза, на другой искусственное деревце с жадеитовыми листьями и золотыми цветами. Впрочем, деревца этого здесь раньше не было. Акитада подошел разглядеть его получше. Милая безделушка, только стойка в день похорон была пустая. Он еще, помнится, обратил внимание на некоторую несимметричность. Стойки одинаковые — значит, и вазы должны быть одинаковые.
И вдруг его словно громом поразило — ваза была зеленая.
Он подошел к этой единственной теперь вазе и достал из пояса черепок. Все верно — тот же цвет и та же глазурь. Выходит, другой вазой из этого комплекта убили князя Татибану. Он взял сосуд за тонкое горлышко — благодаря своей тяжести он представлял собой идеальное оружие. А ведь помнится, Дзюндзиро жаловался, что здешних слуг незаслуженно обвиняли в небрежном отношении к вещам. Выяснить, не разбивал ли кто-то зеленую вазу в утро убийства, было нетрудно. Поставив вазу на место, Акитада опустился на четвереньки и принялся изучать ковер. Пятно он обнаружил почти сразу. Грубая шероховатая поверхность возле самого края оказалась влажной. Раздвинув густой ворс, он заметил внизу коричневатый липкий налег и потрогал его пальцем — кровь. Черепные раны всегда обильно кровоточат, а в кабинете было обнаружено только крохотное пятнышко. Князь Татибана умер здесь, и теперь этому есть доказательство.
Услышав звук из соседнего помещения, Акитада успел вернуться на свою подушку.
В комнату легкой походкой вошла госпожа Татибана. На ней было шелковое кимоно, как и полагалось пребывающей в трауре вдове, темно-серого цвета, но поверх она накинула игривый розовый жакет, расшитый бабочками. Акитада сразу вспомнил, что именно с бабочкой сравнил ее мысленно в день своего первого прихода. Невольно он все же смягчился к этому прекрасному юному созданию, глядя, как она приближается, опустив ресницы, и роскошные длинные волосы волочатся за ней шлейфом. Жизнь с престарелым мужем, проводившим все время в саду или кабинете, была тяжелым испытанием для испорченной капризной девчонки, прежде не отведавшей прелестей любви.
Он поклонился.
В его собственной жизни очень многое изменилось с тех пор, как они виделись в последний раз. Благодаря Аяко он узнал, что женщины могут быть страстными и желать мужчин. Так что же удивительного в том, что эта бедная бабочка тоже поддалась соблазну? Юная хрупкая красота ее была безукоризненной. Вероятно, многие мужчины не устояли бы перед ней. И Юкинари, и сам он поддались ее чарам. Правда, слава Богу, теперь его уже не тянуло к этому нежному благоуханному созданию, что, шурша шелками, усаживалось сейчас за ширмой.
Нянька налила Акитаде вина и оставила их вдвоем. Понимая, что от вина головная боль только усилится, он все же жадно выпил. Болело горло, и теперь чуточку полегчало. Он испугался, как бы не разболеться — в самое неподходящее для этого время.
— Я тронута вашей добротой, — прозвучал из-за ширмы нежный голосок. — Вы должны простить меня за эту записку. Она была написана в момент невыносимой горести и одиночества.
— Ну что вы! Она очаровательна. И мне жаль, что из-за важных дел я не смог выполнить своего обещания раньше.
— Все, чего я хотела, — это удалиться от мира и оплакивать мужа, но не могу этого сделать, пока недоверчивые люди задают всякие вопросы относительно его смерти.
Ах вот оно что! Значит, до нее дошли какие-то слухи. Возможно, они исходили от слуг. Этим можно объяснить их внезапное увольнение. Акитада снова утратил к ней сочувствие. Он уже кое-что знал и не мог доверять ее притворному горю. Ему вдруг стало жарко, даже пот выступил на лице. Он пожалел, что не взял с собой салфетки, и решил не тянуть время, а поскорее перейти к делу.
— Вашего мужа убили, — сухо сказал он. Собственный голос показался глухим и далеким, пот струйками стекал по вискам.
За ширмой послышался горестный стон, за ним не менее горестный вздох.
— О-о! Этого я и боялась. А я так одинока в жестоком мире! — Она вдруг сложила одну створку ширмы, устремила на Акитаду печальные, полные слез глаза и умоляюще протянула к нему руки. — Вы, господин… вы моя единственная надежда! Ведь я осталась одна-одинешенька, и нет никого, кто бы мог защитить меня! Слуги мужа разбежались, и в доме остались только мы, две слабые женщины. А вдруг убийца вернется? Пожалуйста, заберите меня отсюда!
Это театральное представление раздражало Акитаду. Он пристально наблюдал за ней, за начавшей дрожать нижней губкой и прикусившими ее крохотными аккуратными зубками. Она напомнила ему мышку. При других обстоятельствах он, возможно, нашел бы занятной такую игру, но сейчас жутко болела голова и хотелось еще вина.
— Не исключено, что я мог бы помочь вам, если бы знал, кого вы так боитесь.
— Но я же говорю — того изверга, что убил моего обожаемого мужа! — почти простонала она. Крохотная белая ручка отчаянно тянулась к нему. Но Акитада сложил руки на груди, и та вынуждена была упокоиться на коленях. — Ну почему?! Почему вы так далеки?! Ведь вы же были так добры ко мне прежде! — Не дождавшись ответа, она жалобно продолжила: — Этот огромный дом пустует, а в казенной гостинице вам, наверное, неуютно. Если бы вы переехали ко мне, я бы чувствовала себя в безопасности. — И тихонько сжала его колено. — Я бы угождала вам во всем. С самого первого момента, едва увидев вас, я поняла.
Чувствуй он себя получше, просто бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Он смотрел на нее с растущим отвращением и поспешил отодвинуть колено.
Не выдержав, она вскричала:
— Ну почему же я вам так не нравлюсь?! Мне говорили, что я очень красива! — Помолчала и тихо добавила: — Я знаю, как угодить мужчине. Мой покойный господин совсем не интересовался любовными делами, но вы-то молоды. Увидев вас, я сразу поняла, что это моя карма — служить вам или умереть! — Она подползла к Акитаде и зарылась лицом в его колени. Этот неожиданный порыв был проникнут такой мощной чувственностью, что Акитада резко поднялся и отошел в сторону. Она тоже встала. Глядя ему прямо в глаза, развязала пояс и, скинув одежду, оказалась совершенно обнаженной. — Не сторонись меня! Иди ко мне, моя любовь! — прошептала вдова.
Акитада поспешил отвернуться.
— Прикройтесь!
Но он успел разглядеть ее тело — тело двенадцатилетней девочки. И зрелище это вкупе с ее откровенно соблазнительными жестами подействовало на него одурманивающе. Пытаясь представить себе ее любовника, он сурово сказал:
— Вы позорите себя и память вашего покойного мужа. И убийцу вы вовсе не боитесь. Ваш муж был убит в этой комнате. Вашим любовником и в вашем присутствии. — Уже произнося эти слова, он понял, что совершил ошибку, но все же договорил до конца.
— Вы, очевидно, сошли с ума! — крикнула она, хватая платье, чтобы прикрыться.
Акитада достал из пояса глиняный черепок.
— Этот осколок был найден в волосах вашего мужа и очень подходит вон к той вазе. Другой вазой ваш любовник убил князя Татибану. Ваза разбилась, и позже вы свалили это на ни в чем не повинных слуг. Но к тому времени вы с любовником уже перетащили тело в кабинет, чтобы выставить эту смерть как несчастный случай. Кроме того, обувь князя Татибаны была сухая и чистая, несмотря на недавно выпавший снег. А между тем кто-то все же ходил в кабинет, и этот человек — или его помощник — тщательно подмел дорожку, чтобы уничтожить следы.
— Нет! — Теперь она рыдала в голос. — Нет, это неправда! Клянусь Буддой, что я невиновна! Я была верна мужу. И почему… почему вы так мучаете меня?!
Чувствуя чудовищную слабость, Акитада рукавом отер пот с лица. Пришлось припугнуть ее, чтобы выудить признание.
— Слуги знали о ваших любовниках. Они расскажут правду на суде. За супружескую измену и убийство мужа приговаривают к порке. Порке до смерти. Советую вам рассказать правду сейчас, пока полицейские не раздели вас догола прямо в зале суда, охаживая бамбуковыми палками, пока вы не заговорите.
Он ожидал, что вдова закричит или потеряет сознание, но она только молча прикрыла рот рукавом, сверкая глазами. Вдруг она распростерлась перед ним и заплакала:
