Ксавье удовлетворенно сложил руки на животе.
— Он прекрасно подходит на эту должность, — с окончательной убежденностью заключил он. — Тем более если мы выразим ему свою поддержку.
— Так ты поддержишь его кандидатуру? — спросил отец Жан, понимая, что в эту минуту его безумная идея начинает обретать реальные черты. — Ты дашь ему рекомендацию?
Отец Ксавье задержался с ответом лишь на долю секунды.
— От всего сердца, — сказал он.
— Ну тогда и я тоже.
Отец Ксавье радостно засмеялся, впервые за много дней.
— Итак, у нас появился новый лидер. Нам нужно составить меморандум для совета ордена. Я бы предпочел сделать это как можно быстрее. Прямо сегодня. Мое собственное заявление об уходе с поста и наше общее пожелание избрать отца Поля. После твоего ухода я сделаю еще несколько телефонных звонков, но вести собрание придется тебе. Главное, чтобы отец Поль не отказался от предложенной ему чести.
Жан покачал головой:
— Я считаю, лучше не говорить ему заранее. Иначе он точно откажется. А если предложение прозвучит неожиданно на собрании и все быстро проголосуют, тогда… тогда у него просто не останется выбора.
Ксавье откинулся на подушки.
— Бог мой, Жан, Бог мой. Это будет такой щелчок по носу иезуитам!
Отец Жан встал с таким ощущением, словно гора свалилась с плеч. Слегка прослезившись, он похлопал отца Ксавье по руке, потом с чувством потряс ее.
— Я так рад, — сказал он. — И знаешь, мне кажется, нами руководил кто-то свыше.
Менцис сидел на диване, любуясь делом своих рук. Он был эгоистом во всем, кроме того, что касалось его работы; тут он был чрезвычайно самокритичен — но, разумеется, лишь наедине с собой.
Менцис встал, взял икону в руки, повертел ее и так и этак, провел по ней пальцем, еще раз критически всмотрелся и вновь остался доволен. Можно ли назвать ее совершенством? — думал он, аккуратно заворачивая ее в чистую тряпочку. Нет. Есть ли у нее недостатки? — снова спросил он себя, обернув ее газетой и стянув резинкой. Конечно, хотя он и сам заметил их не сразу. Заметят ли их другие? Он задумался. Нет, не заметят, решительно постановил он. Работа очень приличная, а учитывая обстоятельства, можно сказать — блестящая.
Он все еще поздравлял себя с удачей, когда в дверь позвонила Мэри Верней. Она сказала, что работает в полиции и пришла забрать икону, принадлежащую монастырю Сан-Джованни. «Интересно, заметит она подмену?» — волнуясь, подумал он.
— Я думаю, вам лучше взглянуть на нее, — озабоченно сказал он, вручая ей старательно упакованную икону. — Я не хочу, чтобы вы повредили ее и потом сказали, что так и было.
— Я уверена, ничего подобного не случится.
— Я настаиваю, — заявил Менцис. — И хочу получить расписку.
— Хорошо.
Мэри тяжело вздохнула и начала разворачивать газеты.
— Отлично, — сказала она, бросив на картину беглый взгляд.
— Нет, вы рассмотрите ее как следует, — потребовал Менцис.
Она еще раз оглядела картину.
— По-моему, все нормально. Вы уже работали над ней?
— Да, немного. Я только начал.
— У вас еще будет возможность закончить работу.
— Вы подтверждаете, что я отдал вам икону целой и невредимой?
— О да, конечно. А теперь мне нужно идти. Я опаздываю.
— А моя расписка?..
С трудом скрывая раздражение, Мэри отложила икону в сторону и торопливо написала расписку. «Получила от синьора Д. Менциса одну икону с изображением Мадонны — собственность монастыря Сан-Джованни». Менцис забрал расписку и, улыбаясь, прочитал. Сертификат качества, подумал он. Будет забавно продемонстрировать ее друзьям.
— Ну все, я ухожу.
— Чудесно. Берегите ее. От нее и так уже столько хлопот.
— Можно подумать, я не знаю.
С иконой под мышкой Мэри вышла из здания и, пройдя несколько шагов до угла, повернула налево.
Мужчина, сидевший в кафе на той же улице, заметил, как она выходила, и схватился за телефон.
— Можешь добавить к списку ее преступлений, что она выдавала себя за сотрудника полиции, — тихо сказал он. — Она вышла и направляется к Кампо-дей-Фьори. Я иду за ней.
Мэри Верней взяла такси на стоянке возле церкви Святого Андрея. На рынке было еще полно народу, но пик наплыва уже прошел, и ей не пришлось стоять на виду у всех с краденой вещью под мышкой слишком долго. Когда подошла ее очередь, она села в машину и первым делом дала водителю сто тысяч лир.
— Слушай меня внимательно, — сказала она. — Поездка будет необычной. Я хочу, чтобы ты в точности выполнил мои указания. Если ничего не перепутаешь, получишь еще столько же. Ну что, едем?
Шофер — молодой парень с недобрым прищуром и сатанинской улыбкой — жутко осклабился.
— В том случае, если вы не собираетесь никого пристрелить.
— А ты что — против?
— Это будет стоить вдвое дороже.
— Кажется, я села туда, куда надо. Значит, так: я хочу, чтобы ровно в три часа ты двигался на юг по Лунготевере Марцио к перекрестку на площади Умберто. В пятидесяти метрах от нее находится автобусная остановка. Там должен стоять мужчина. Запоминаешь?
Водитель кивнул.
— Там ты перестроишься в крайний правый ряд и притормозишь. Как только я скажу остановиться, ты остановишься; как только я скажу ехать, ты должен моментально тронуться с места. Дальше разберемся по ситуации. Ну как, все ясно?
— Один вопрос, — ответил парень, и Мэри вдруг уловила сильный сицилийский акцент.
— Да?
— Это Ланготвере… или как вы назвали…
— О Боже! — пробормотала она. — У тебя есть карта?
Через пять минут они тронулись в путь. В одной руке Мэри сжимала карту, в другой — сумку с иконой. Она благодарила Господа за то, что ехать им было недалеко, иначе в таком плотном потоке машин они ни за что не успели бы вовремя. Таксист проехал по виа делла Скрофа, потом обогнул Порто-Рипетта и снова вырулил на юг. Сердце Мэри начало гулко стучать. Она вытащила икону из сумки и положила на колени.
— Перестраивайся ближе к тротуару, — скомандовала она, заметив, что транспортный поток замедлился еще больше. — Так, теперь притормаживай.
Микис стоял у автобусной остановки.
— Стоп.
Таксист затормозил, и Мэри поднесла икону кокну. Микис смотрел на икону, Мэри смотрела на Микиса. Это длилось примерно десять секунд, затем он кивнул и сделал шаг вперед. Потом опустил руку в карман.
— Едем! Быстро! — вскричала Мэри. — Выбираемся отсюда.
Шофер, радуясь приключению, вдавил педаль акселератора, и машина рванулась вперед. Выбраться было не так-то просто: со всех сторон их окружали машины, в двадцати метрах от них горел красный светофор и, мало того, — дорогу перегородили два здоровенных грузовика.
— Едем, едем! — кричала Мэри. — Делай что хочешь — только не останавливайся!
Таксист не нуждался в понуканиях. Он въехал на бордюр, нажал на гудок и погнал машину по тротуару, вынуждая пешеходов прижиматься к краям. Доехав до пешеходного перехода, он выехал на противоположную сторону дороги, чуть не сбив туриста, и с такой скоростью пересек перекресток, что л ишь по чистой случайности ни с кем не столкнулся. С этого места он помчался, набирая скорость, к пьяцца Навона и оттуда свернул на старинную, мощенную булыжником улочку.
— Вы так кого-нибудь убьете! — прокричала Мэри, когда он снова чуть не наехал на пожилую туристку с мороженым.
Ответа не последовало. Сицилиец продолжал гнать машину как профессиональный гонщик. Потом вдруг резко снизил скорость и въехал в гараж, расположенный на первом этаже старинного здания.
Двигатель умолк, и несколько секунд они сидели в полной тишине. Мэри дрожала от ужаса.
— Где мы?
— В гараже моего шурина.
Он вышел из машины и закрыл большие старинные ворота, внезапно отрезав доступ солнечному свету. Маленькая лампочка, которую он включил, не справлялась со своей задачей. Мэри несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя, потом порылась в сумке и вытащила сигарету. Дрожащими руками она прикурила и затянулась.
— Спасибо, — поблагодарила она водителя. — Это была изумительная работа.
Парень усмехнулся:
— В Палермо все так ездят.
— Вот. — Она вручила ему пачку банкнот. — Еще сто тысяч, как я обещала. И еще двести за то, что ты никогда меня не видел. В случае чего — ты меня не знаешь.
Он спрятал деньги в карман.
— Спасибо. Если захотите еще куда-нибудь прокатиться…
— Да.
— …ко мне больше не обращайтесь.
Мэри кивнула, затушила недокуренную сигарету и выбралась из машины. Завернув икону в газету, она снова убрала ее в сумку и спросила:
— Далеко отсюда до виа дей Коронари?
Парень взял с шаткого столика бутылку и налил себе воды.
— Вам туда, — махнул он рукой.
Мэри вышла из гаража и вновь очутилась под лучами яркого римского солнца.
На параллельной улице в пятистах метрах от нее, затертый грузовиками и легковушками, Паоло рыдал от бессилия и унижения. Такси, в котором сидела Мэри, умчалось, нарушив все мыслимые правила. Следовать за ним было сущим безумием — Паоло не был самоубийцей. Он замолотил кулаками по приборной доске, потом взял телефонную трубку и вяло сказал в нее:
