— Где шериф? — спросила она наконец, подняв глаза на своего злейшего врага, причем голос ее был лишен какого-либо выражения и, пожалуй, казался даже мягче того голоса, каким она обычно разговаривала с челядью и со своими крестьянами.
— Шериф уехал за своими людьми, чтобы те унесли отсюда покойника, — ответил ей аббат. — Если хотите, его отнесут в Итон, ибо именно вы покровительствовали отшельнику. А если это будет для вас слишком мучительно, то в аббатство. Там его похоронят, как положено.
— Вы окажете мне любезность, если возьмете его к себе, — тихо сказала леди Дионисия. — Теперь я не знаю, что и думать. Фулке передал мне слова моего внука. Отшельник теперь не может отвечать за себя, да и я тоже. Но я ни минуты не сомневалась в том, что он был священником.
— Я верю вам, мадам, — сказал аббат.
Глаза старой леди постепенно прояснились, с лица сошла восковая бледность. Женщина приходила в себя, возвращаясь в мир реальности после расплывчатых видений Судного дня. Вскоре она вновь встанет лицом к лицу с тем, на что всегда смотрела открытыми глазами, и с прежним упорством и настойчивостью продолжит битву, которую вела изо дня в день.
— Святой отец, если я нынче вечером приеду в аббатство, не исповедаете ли вы меня? — спросила она, решительно повернувшись к аббату Радульфусу. — Я буду спать спокойнее, когда покаюсь в своих грехах.
— Разумеется, — согласился аббат.
Леди Дионисия была теперь готова ехать домой. Вокруг нее суетился Фулке, вознамерившийся ее проводить. Надо полагать, он не хотел обсуждать случившееся на людях и желал побеседовать с нею с глазу на глаз. У него не было ее острого ума и тем более ее впечатлительности и воображения. Если смерть Кутреда и бросала кое-какую тень на его репутацию, то никоим образом не отменяла законности брака его дочери и ничем особенным ему лично не угрожала. Размышляя примерно так, брат Кадфаэль наблюдал за тем, как Фулке взял старую леди под руку и повел ее к изгороди, где была привязана ее лошадь, стараясь поскорее увести ее отсюда и избавиться от неприятного ему общества аббата.
Уже отъезжая, леди Дионисия натянула повод и оглянулась. К ней уже вернулись прежние ее высокомерие и надменность, — она вновь была самою собой.
— Я только что вспомнила, — сказала она. — Шериф интересовался ларцом, что стоит на алтаре. Ларец принадлежал Кутреду, он принес его с собой.
Когда аббат и шериф, прибывший с носильщиками, отправились в свой печальный обратный путь, Кадфаэль бросил последний взгляд на пустую часовню, — взгляд уже более внимательный, ибо теперь он был один и вполне успокоился. На полу, где лежал покойник, кровавых пятен не было, если не считать нескольких капель крови, упавших с кинжала Кутреда. Отшельник наверняка ранил своего противника, хотя и не очень сильно. Кадфаэль зажег свечу и еще раз подошел к алтарю. В часовне он не обнаружил ничего особенного, да и в жилой комнате, где пол был земляной, тоже трудно было рассчитывать на то, что удастся обнаружить какие-либо следы. Однако на каменном пороге Кадфаэль увидел еще три капли крови. Кровь подсохла, но была хорошо видна. Кроме того, на недавно поставленном во время ремонта левом косяке оказалась смазанная кровавая полоса, как раз на уровне плеча Кадфаэля, где, видимо, прошелся залитый кровью рукав.
Стало быть, человек был того же роста, что и брат Кадфаэль, и Кутред ранил его в левое плечо, что часто случается, когда метят в сердце.
Кадфаэль собирался поехать к лесничему, однако неожиданно передумал, ибо нечто говорило ему, что нельзя пропустить ничего из того, что произойдет, когда тело Кутреда принесут в аббатство, — к огорчению многих, а для кое-кого, возможно, и к облегчению, но кое-кому это, возможно, угрожает и опасностью. Вместо того, чтобы ехать короткой дорогой через лес, Кадфаэль поспешно направился в сторону Шрусбери вдогонку за шерифом и носильщиками.
Едва они вступили в Форгейт, за ними увязалась толпа любопытствующих ребятишек, за которыми следовала целая свора собак, растянувшаяся по всей дороге. Даже добропорядочные горожане выходили посмотреть, однако держались на почтительном расстоянии сзади, побаиваясь аббата с шерифом, но желая узнать поподробнее, что случилось, и распуская слухи с такой скоростью, с какой плодятся мухи в жаркий летний день. Даже когда кортеж завернул в монастырские ворота, добрые люди из кузницы, с торговой площади и из харчевни собрались подле ворот снаружи и, нетерпеливо заглядывая во двор, продолжали свои бесконечные пересуды.
А на большом монастырском дворе как раз в ту минуту, когда туда внесли убитого отшельника, собралась другая похоронная процессия, готовившаяся отправиться в дальний путь. На низкой телеге, которую на первый день пути по хорошей дороге наняли в городе вместе с возчиком, был водружен запечатанный гроб с телом покойного Дрого Босье. Тут же стоял Варин, держа под уздцы двух оседланных коней, а молодой грум занимался укладкой седельных сумок, дабы они не перевешивали одна другую, когда их загрузят. При виде всей этой суеты Кадфаэль с облегчением вздохнул и возблагодарил бога, ибо понял, что по крайней мере одна из опасностей почти уже миновала, причем даже раньше, чем на то можно было рассчитывать. Эймер наконец решил вернуться домой, где его ждали неотложные наследственные дела.
Люди, сопровождающие одного покойника, не могли не остановиться, дабы взглянуть на людей, сопровождающих другого. Даже Эймер, вышедший из странноприимного дома вместе с братом Дэнисом, который провожал похоронную процессию, остановился на высоком крыльце, с удивлением взирая на прибывших. Он был не в силах оторвать глаз от принесенной ноши, покрытой с ног до головы покрывалом. Наконец он решительно сошел с крыльца и направился к воротам, где спешивался Хью Берингар.
— Что случилось, милорд? Еще один покойник? Неужели вы нашли моего беглеца, только мертвого?
Эймер не знал, печалиться ему или радоваться, если это и впрямь труп его беглого виллана. Разумеется, для него была важна выгода, которую сулили ему умелые руки Гиацинта, но и жестокая месть принесла бы ему известное удовлетворение, даже сейчас, когда он отчаялся поймать Гиацинта и решил вернуться домой.
Аббат Радульфус уже тоже спешился и с неприступным видом наблюдал за происходящим, ибо на невеселые мысли наводила эта зеркальная картина, собравшихся проводить одного покойника и принесших другого. Монастырские грумы, помогавшие спешиваться аббату с шерифом, тоже глядели во все глаза и не собирались уходить.
— Нет, это не ваш беглец, — ответил Хью. — Если тот парень, которого мы искали, вообще Бранд. Так оно или нет, его и след простыл. Я вижу, вы домой собрались?
— Хватит тратить время и силы, хотя и жаль оставлять этого негодяя на свободе. Да, я уезжаю. Я нужен дома, там меня ждут дела. Но кого же тогда принесли?
— Отшельника, что недавно поселился в Эйтонском лесу. К нему заезжал ваш отец, полагая, что слуга отшельника мог оказаться тем парнем, кого вы ищете. Но тот уже сбежал и проверить ничего не удалось.
— Да, аббат мне рассказывал. Значит отшельник! Я не стал заезжать к нему еще раз. Что толку, раз парня там уже нет.
Эймер с любопытством поглядывал на прикрытое покрывалом мертвое тело. Носильщики опустили носилки наземь и ожидали дальнейших распоряжений. Эймер откинул покрывало с головы мертвого Кутреда. Перед тем как нести покойника в монастырь, монахи расчесали его длинные спутанные волосы и клочковатую бороду. При полном дневном свете Эймеру открылось вытянутое лицо отшельника, его глубоко посаженные глаза с потемневшей теперь кожей на глазницах, прямой римский нос, пухлые губы. Полуоткрытые глаза были мутны. Эймер склонился ниже, словно приглядывался, не веря своим глазам.
— А ведь я его знаю! — воскликнул он. — Впрочем, это громко казано. Имени своего он не называл, но я его видел и говорил с ним. Значит, отшельник? Никогда бы не поверил! Волосы у него были тогда подстрижены по-нормандски, борода тоже коротко стриженая, не то что нынешняя мочалка. И одет он был в дорогое дорожное платье, сапоги и прочее, но никак не в это рванье и сандалии. У него также был меч и кинжал, которыми он наверняка отлично владел.
Произнося эти слова, Эймер не осознавал, что сказал нечто важное, однако, подняв глаза на шерифа, понял, что это именно так.
— Вы уверены? — мгновенно спросил его Хью.
— Конечно, милорд. Хотя мы и виделись всего один день. Но я играл с ним в кости и видел, как мой отец играл с ним в шахматы. Я совершенно уверен!
— Где это было и когда?
— Это было в Тейме, когда мы искали Бранда на Лондонской дороге. Мы остановились на ночь в тамошнем аббатстве. Этот человек приехал туда раньше нас. Мы отлично провели вечер, а утром поехали дальше. Точно я уже не помню, но было это примерно в конце сентября.
— Значит, если вы его узнали даже в таком необычном виде, то его мог узнать и ваш отец, не так ли?
