— Совсем иная ситуация. И не по-джентельменски с твоей стороны притягивать сюда это.
— Ну, дать в нос Рональду было и не по-джентльменски, и не по-кузенски.
— Черт побери, если Рональд все время отпускал словечки по адресу абсолютно респектабельных горничных, не мое было дело следить, что с ним может приключиться.
— Ах, да! Ты же тогда любил старшую горничную… как бишь ее звали… Мэри?
— Вовсе я ее не любил. Благородная мужская привязанность, да. Теплые чувства за добавочные десерты, которые она иногда для меня приберегала, безусловно.
Ленокс засмеялся.
— Приношу извинения. Ты расскажешь мне, что произошло?
Сэр Эдмунд попытался совладать со своими чувствами и завершить отчет.
— Затем я выслеживал только Клода, так как Юстес ушел в парадную гостиную, а ты сказал мне, что Юстес менее важен.
— Безусловно. Ты отлично поработал, Эдмунд. Но остается еще кое-что.
— Разве?
— Да. Мне требуется, чтобы ты провел все время, какое сможешь, перед домом Барнарда.
— То есть как?
— Точнее, перед окном Пру Смит. Четвертое справа.
— Окно?
— Да. Гляди в него, смотри, не войдет ли кто-нибудь в комнату, смотри, не прячется ли кто-нибудь поблизости. Как, сумеешь?
— Но меня же заметят.
— Нет, не заметят. — Ленокс прошел к сундуку в глубине комнаты. — Переоденешься в это, — сказал он и достал костюм в мелкую клетку, весь перепачканный грязью.
— Ты шутишь.
— Вовсе нет. Абсолютно чистый с изнанки, милый братец, и теплый-претеплый. Шапку надвигай на глаза. Запачкай лицо — я пользуюсь табачным пеплом. Вернешься сюда перед тем, как отправиться в Палату, а затем, когда сможешь, вновь неси дозор.
Уламывать сэра Эдмунда пришлось долго, но постепенно Ленокс внушил ему, что он сумеет великолепно сойти за уличного зеваку и заслужить очки как сыщик.
Наконец, спустя полчаса и еще несколько чашек кофе, его брат поднялся наверх переодеться. Грэхем подал ему горсть золы из камина, и сэр Эдмунд, когда спустился вниз, выглядел вполне убедительно.
— Я хорошо выгляжу? — спросил он.
— Для этой роли превосходно, — сказал Ленокс. — Грэхем, принесите фляжку бренди для сэра Эдмунда, будьте так добры.
— Слушаю, сэр.
Ленокс быстро написал что-то на листке бумаги.
— Если какой-нибудь констебль тебя побеспокоит, попроси его отнести эту записку Итедеру. В ней говорится, что ты там по моему поручению.
— Если ты уверен, Чарльз… — сказал Эдмунд.
— Абсолютно! Возьми-ка фляжку, — сказал он, так как Грэхем вернулся. — Бренди будет тебя согревать и обеспечит необходимый запашок. Но не опьяней.
После еще нескольких минут упирания Эдмунд ушел. Ленокс немножко посмеялся про себя. Но он был рад, что Эдмунд согласился нести дозор. Убийца должен вернуться за своим оружием, если у него есть хоть капля ума, и Ленокс специально не упомянул этот факт, когда разговаривал с Итедером. Констебль у двери комнаты Пру Смит мгновенно отпугнул бы кого угодно. Конечно, надежда невелика, но, может быть, Эдмунд что-то обнаружит. При обычных обстоятельствах он поручил бы это Скэггсу, но он ждал, чтобы Скэггс завершил уже порученное ему столь же неотложное дело — расследование окруженного таинственностью Родерика Поттса.
В одном из многих их разговоров — кратких и длинных — с начала расследования леди Джейн сказала что-то, что свербило мозг Ленокса. Конкретно она сказала, что он обязан сообщить Джеймсу, молодому лакею, об истинном поведении Пру Смит. Она указывала, что это избавит его от страданий, позволит молодому человеку зачеркнуть прошлое, пусть даже поначалу и усугубит его горе. Правда принесет ему душевный мир. Или, во всяком случае, он не будет вести ущербную жизнь, не желая полюбить какую бы то ни было девушку так, как он любил идеальный образ Пру.
В ответ Ленокс сказал тогда, что Джеймс действительно будет сокрушен, но новое горе отнюдь не рассеется так быстро, как думает она. Никакие объяснения поведения Пру его не удовлетворят. Хотя он и может забыть ее быстрее, узнав про ее делишки, но может и наоборот — думать о них не переставая, иссыхая от ревности, сомнений в себе и странной смеси ненависти и любви, которая овладевает человеком в горе, если он узнает черный факт о предмете своего преклонения.
И этот быстрый спор, или даже обмен мнениями, оставался в памяти Ленокса дольше, чем он мог бы предположить.
Затем он, как часто случается, обнаружил, что предмет его размышлений был измучен самой сложившейся ситуацией. Вскоре после ухода Эдмунда Джеймс постучал в дверь и получил разрешение войти в библиотеку, пока Ленокс еще размышлял, что же делать дальше.
Нет, это уже чересчур, почувствовал Ленокс. Горе он извинял, но молодой человек буквально гонялся за ним и вполне реально мешал продвижению расследований. Пожалуй, настало время выполнить совет леди Джейн.
Ленокс сидел за столом и встал, когда вошел Джеймс. Молодой человек был зеленовато-бледен, а так как волосы у него были черными, контраст ошеломлял. Лицо выглядело еще более исхудалым, чем раньше, а ястребиные черты и особенно длинный меланхоличный нос стали много заметнее из-за недостатка сна и пищи.
— Джеймс, — сказал Ленокс, кивая на стул перед своим столом.
— Мистер Ленокс, прошу прощения, сэр, правда, но только… только… не могу отогнать его от себя.
— Джеймс?
— Будто ее призрак — не то, чтобы настоящий призрак и все-таки вроде будто призрак.
Ленокс сочувственно поглядел на него.
— Я понимаю.
Молодой человек уткнул голову в ладони и застонал.
— Мука смертная, — сказал он.
— Я очень, очень сожалею, Джеймс. Искреннейше. Должно быть, она была замечательной девушкой, если вы ее так любите.
— Жемчужиной, сэр, — сказал Джеймс, почти не приподнимая головы.
Минута настала. Момент рассказать ему все. Ленокс колебался на грани признания, что леди Джейн была права. Молодой человек выглядел так, будто вот-вот растворится в ничто от тоски. Да он же похудел уже не меньше, чем на десять фунтов.
— Джеймс…
Молодой человек посмотрел на него, и Ленокс был уже почти готов сделать это, открыть, как Пру предавала его и с Деком, и с Клодом. И тут его воля иссякла.
Не то чтобы Ленокс переосмыслил позицию леди Джейн, или вообще что-либо осмыслил. Решение было чисто инстинктивным. Даже если с годами эти страдания будут только возрастать, у него не хватало духу на такую жестокость: сокрушить веру молодого человека, его горе, его преданную любовь, потому лишь, что это было бы правильно?
Черта характера, с которой Ленокс иногда сталкивался в себе, досаждавшая ему в редких случаях. То ли трусость, то ли сострадание — его не заботило ее определение. Она была присуща ему, вот и все.
Он обошел стол и положил руку на плечо Джеймса.
— Я знаю, вам кажется, что вы потеряли единственную девушку, которую могли полюбить, — сказал он. — И я знаю, вам кажется невозможным, что в вашу жизнь когда-нибудь вернутся счастье и удовлетворение, и я знаю, каждый час кажется чернее предыдущего. Я все это знаю. Но не становитесь черным внутри. Вы можете думать, будто для вас не осталось ничего, но вы по-прежнему храните ваши воспоминания о ней, и у вас есть время. Печаль печалью, но, как говорит церковь, тьма никогда не длится, и всегда возвращается свет. Даже когда это кажется невозможным, мой мальчик.
Джеймс поднял голову.
— Может быть, — сказал он. — Может быть.
— Даю вам слово. — Правду сказать, уверен Ленокс вовсе не был. Но все равно дал слово. — Вы должны попытаться жить, Джеймс.
— Угу.
— Все будет хорошо.
— Я больше ничего сделать не могу, сэр? Совсем ничего?
— Боюсь, нет. Но мы его разыщем рано или поздно. Даю слово и тут.
Джеймс встал, слегка поклонился и вышел из комнаты, ничего больше не сказав. Ленокс вздохнул и наклонился вперед, упираясь ладонями в стол, глядя наружу на снег на тротуарах, на прохожих, а затем увидел, как из дома появился Джеймс в своем тяжелом черном пальто, очень черный на фоне окружающей белизны.
Всего минуту спустя вновь раздался звонок в дверь, легкие шаги Грэхема отозвались эхом по прихожей, и Ленокс насторожил уши, прикидывая, кто бы это мог быть.
Грэхем открыл дверь библиотеки.
— Ньютон Дафф, сэр.
Вы могли бы свалить Ленокса с ног ударом перышка. В этот день дело словно бы решило само прийти к нему. Впрочем, подумал он, махнув Грэхему, чтобы он впустил посетителя, в конце так бывает часто, а хотя идеи в его мозгу еще не определились с точностью, он знал, что конец близок. Ему вспомнился мышьяк. Способен ли этот человек на убийство?
Он встал, чтобы поздороваться с членом от Уоррик-Даунс, и они обменялись рукопожатием. Ленокс указал на кресла у камина, а затем последовал туда за Даффом.
