Из верхних окон, спасибо балу, лился яркий свет, и он ясно видел тротуар. Поблизости, кроме нескольких последних кучеров, не было никого, а они укрылись в уголке между колясками и каретами, покуривая и разговаривая. Ленокс был совсем один. Он начал с того, что осмотрел подоконник. Он уже оглядел его, пока был внутри комнаты Пру Смит, но не обнаружил ничего, кроме старых царапин — вероятное следствие ночных визитов Бартоломью Дека. Снаружи были такие же царапины, но он заметил что-то, возможно, и новое: еле заметную черную полоску, какую мог оставить черный ботинок, царапнув по подоконнику. Возможно, скользкий тротуар предлагал ненадежную опору, и человек, выскакивающий из комнаты, мог перенести тяжесть на другую ногу. Разумеется, все мужчины на балу были в начищенной до блеска бальной обуви. Совсем ничтожный след, но он подкреплял предположение, что из окна недавно кто-то вылезал.
Булыжники были мокрыми, но, к несчастью, ничего не показали. Ни одного смещенного, ни черных полосок, ни, тем более, отпечатков обуви. Ленокс видел, что его собственный еле заметный след исчезает сразу же, едва он поднимал ногу. Больше ничего тут не было. Он прошел пятьдесят ярдов в обоих направлениях, но не увидел ни следов, ни каких-либо предметов; затем прошел этот путь еще раз, вглядываясь со всем вниманием, а иногда нагибаясь к самой земле, и при повторном осмотре таки нашел пожелтелый лист довольно странной формы. Он бы его проигнорировал, если бы лист не лежал близко от окна. Вокруг не было деревьев, но ведь ветер мог гонять его туда-сюда по нескольким кварталам, пока он не прилип тут. Однако он не выглядел помятым, и уж конечно, на него не наступали. Ленокс положил его в карман пиджака.
Большое разочарование! Надежде вопреки он надеялся найти что-нибудь неопровержимое. Тем не менее, оставалась черная полоска, которая выглядела свежей и, казалось, подкрепляла его мысль о бегстве через комнату Пру Смит.
И опять-таки, когда он это обдумал, его ждало разочарование. Тот, кто убил Сомса, знал комнату Пру Смит. Слишком уж большое совпадение, если посторонний выбрал именно ее комнату наугад из десятка других, тем более что большинство их находилось ближе к лестнице. Да, это выглядело неопровержимым. Однако дальше вы утыкались в стену. Единственным, кто, безусловно, знал комнату Пру, был Клод, потому что он оставался с ней за закрытой дверью. Даже Барнард мог и не знать точно, какая именно была ее. Однако же Клод единственный на этот раз был совершенно вне всяких подозрений. Эдмунд категорически утверждал, что Клод Барнард оставался в поле его зрения все время.
Ленокс, однако, сдаваться не собирался. Он вернулся в дом и заглянул к Мак-Коннеллу. Да, это был тот самый нож, который убил Сомса. Да, кто угодно, любого роста и телосложения мог это сделать. Нет, никакими характерными особенностями нож не обладает. Кто угодно мог приобрести его в любой лавке, торгующей такими предметами, скорее всего в одном из кооперативных магазинов Армии и Флота, разбросанных по всему городу. В книжке, подумал Ленокс, нож этот имел бы единственно возможное происхождение — изогнутый индийский кинжал с рубином в рукоятке. Он засмеялся, поднимаясь по лестнице. И заметил, что кровь на верхних ступеньках уже смыта.
Когда он поднялся в вестибюль, на его плечо опустилась рука. Ленокс оглянулся и увидел, что его остановил лакей Джеймс.
— Скажите мне что-нибудь, — попросил молодой человек.
— Мне очень жаль, — ответил Ленокс, — но я все еще веду расследование.
— Хоть что-то, что-нибудь — простонал Джеймс.
— Как только что-нибудь найду, — сказал Ленокс, похлопывая его по спине. Он прошел в центр вестибюля, а там остановился и посмотрел вокруг.
Есть ли что-нибудь еще, что можно сделать в этот вечер? Нет, подумал он. Труп скоро увезут. С Итедером он поговорит утром. И потому, снова спустившись вниз предупредить Мак-Коннелла, что он свяжется с ним завтра, Ленокс поднялся наверх и устало направился к входной двери, намереваясь уехать. И услышал знакомый голос:
— Чарльз!
Обернувшись, он улыбнулся и внешне, и внутренне.
— Ах, Джейн, — сказал он. — Тебе незачем было оставаться.
Она сидела в кресле у входной двери.
— Вздор! — сказала она. — А твое пальто? Мы вернемся вместе.
Он снова улыбнулся.
— Да-да! — И предложил ей руку, на которую она оперлась, и вместе они вышли наружу под снег, чтобы найти свою карету и отправиться домой.
На следующее утро Ленокс проснулся ужасно голодным, вчерашнему банкету вопреки. Ему сразу взгрустнулось из-за Сомса, едва он вернулся к яви, спал же он хорошо, выспался и был очень голоден. В первый раз он почувствовал, что вполне оправился от стычки в проулке. Синяки и ссадины еще не исчезли, но они поблекли и не болели.
Он позавтракал яйцами, жареным хлебом, черным кофе и большим апельсином. Прочел заключительные главы «Малого дома в Оллингтоне» в кровати, пока ел, с наслаждением смакуя еду и книгу, а положив ее, испытал полное удовлетворение. После все большего упадка сил в последние дни он почувствовал, что наступил перелом, и вновь испытал прилив энергии.
Он позвонил, и в спальню вошел Грэхем.
— Сэр?
— Привет, Грэхем. Прекрасный день, не правда ли?
В окно щедро лились солнечные лучи.
— Весьма, сэр.
— Мне требуются все газеты, будьте так добры. Обычные три, а затем и все те, которые я не читаю. Даже «Пост» и «Дэйли стэндарт», пожалуйста.
— Слушаю, сэр. Я принесу их в один момент.
— Благодарю вас. И еще: вы не пошлете записку моему брату с просьбой навестить меня?
— Да, сэр.
— И мне понадобится карета перед вторым завтраком. Я позавтракаю с доктором Мак-Коннеллом.
— Слушаю, сэр.
— Благодарю вас, Грэхем.
Дворецкий удалился, а Ленокс заложил руки за голову, чтобы долго и хорошо подумать. Он поразмыслил над последними событиями и пришел к некоторым предварительным выводам. Только после того как Грэхем возвратился с газетами и оставил их на тумбочке, он вышел из задумчивости. У него родилась идея. Если бы только быть уверенным, подумал он… Ну, времени для проверки предостаточно. Он твердо предполагал, что дальнейших смертей не последует.
Поочередно он проштудировал каждую статью о Сомсе. Конечно, писались они второпях, ведь убийство произошло поздно ночью, но он знал, что прочесть их необходимо. В целом ни малейшей пользы они не принесли: скудные подробности если и были, менялись от газеты к газете. Все подчеркивали спортивную славу жертвы, его службу в армии, его деятельность в пользу либералов, его популярность среди друзей и знакомых, и все они с возмущением и гневом упоминали намечавшуюся тенденцию роста насилия в Англии, однако в заключение заверяли читателей, что инспектор Итедер напал на след убийцы и скоро предаст преступника в руки правосудия.
Статья в «Таймс» могла послужить типичным примером.
Вчера поздним вечером видный член Парламента от Рентона, в прошлом прославленный оксфордский гребец Джек Сомс был хладнокровно убит на ежегодном балу, устроенном Джорджем Барнардом. Гости, приглашенные на это празднество, которое считается одним из гвоздей лондонского сезона, были потрясены пронзительным криком, донесшимся из вестибюля дома мистера Барнарда, и несколько секунд спустя мистер Сомс был найден на верхних ступеньках лестницы, ведущей вниз, на половину слуг. Причину смерти полиция не сообщила, но признала, что естественной она не была. Инспектор Итедер, взявший дело в свои руки, сказал только: «Мы надежно взяли след преступника, и всякий, кому есть сообщить что-либо, обязан сделать это незамедлительно».
Младший констебль сообщил «Таймс», что крови было много. Светский лев Томас Мак-Коннелл, муж леди Виктории Мак-Коннелл, урожденной Филлипс, получивший медицинское образование, произвел предварительный осмотр, но отказался сообщить что-либо.
Читатели «Таймс» заметят, что это второй акт насилия в доме мистера Барнарда, последовавший после краткого промежутка за отравлением горничной Пруденс Смит, и можно полагать, что между этими двумя случаями существует некая связь. Мистер Барнард заметил: «Это ужасно, Сомс был отличный малый. И вечер складывался чудесно до происшествия с ним». Он добавил, что понятия не имеет, кто мог совершить эти преступления, но подчеркнул, что чувствует себя в полной безопасности у себя дома под защитой инспектора Итедера.
Пока же, разумеется, весь лондонский свет пребывает в шоке. «Он был приличным человеком», — сказал лорд Стирнс, и многие выразили подобные же чувства до истечения вечера. Впервые известность Сомс приобрел в Оксфорде как гребец, три года подряд обеспечивая победу университетской команде. Некоторые читатели, возможно, вспомнят, как в свой последний год там он словно бы единолично рванул к финишу, когда их было обошла кембриджская восьмерка. Кроме того, он был членом университетской команды в регби, хотя играл лишь для развлечения, но, тем не менее, превосходно. А также боксировал в Оксфорде как любитель.
