— Эй, не ты ли говорила мне слушаться собственного сердца? — подтрунивала я над раскрасневшейся и удивительно похорошевшей Лиззи.
Влюбленной Лиззи.
Подруга только вздохнула.
— Знаешь, мы с Артуром вместе всего полтора месяца, а вот ты моя подруга больше двух лет. И сердце говорит мне, что стоит остаться и проследить, чтобы ты окончательно не скисла от жестокой депрессии, — Лиззи посмотрела мне в глаза.
— Вот еще! Я в полном порядке и вполне могу жить самостоятельно! — заверила я подругу.
Это было не совсем правдой, но та неразбериха, которую я сотворила в своей жизни, еще не являлась причиной для неудачи в личной жизни подруги. Тем более было видно, что с Артуром у Лиззи всё серьезно. А чего-чего, но такого я никогда не ожидала от Лиззи, привыкшей порхать по жизни легкомысленной бабочкой. Но, возможно, подруга просто нашла своего человека?
Лиззи же оценивающе оглядела меня с ног до головы. Потом, удостоверившись, что всё со мной, вроде бы, в порядке, сказала, что быстренько слетает до Нью-Йорка и обратно. А я пока должна воздержаться от глупостей. Я хотела возразить, что все возможные глупости я уже сотворила, но вовремя остановилась. Подруга, которой я успела рассказать о своем маленьком счастье, попросила меня беречь себя и малыша.
Лиззи улетела.
А я, несмотря на мои заверения, что всё будет хорошо, попала в больницу почти на следующий день после её отъезда.
Это случилось утром, когда я заметила небольшое кровотечение.
Глава 24
Быстро собрав вещи, я направилась к наблюдающему меня врачу. Та сообщила, что с ребенком всё в порядке. Просто незначительное отделение от стенки. Не более нескольких миллиметров. И всё же мне лучше полежать у них и сделать все необходимые процедуры.
Конечно, я согласилась.
Из больницы, я позвонила маме. Странно, но изначально я даже не знала, почему набираю именно её номер, но как только на экране телефона появилось мамино лицо, я сразу поняла, что именно хочу у неё спросить.
— Привет.
— Привет, — мама выглядела удивленной.
Обычно я редко беспокоила её между праздниками. Но, когда она увидела, что я звоню из больничной палаты, удивление на её лице сменилось беспокойством.
— Аня, что случилось? Ты заболела? Пострадала?
— Нет. Все в порядке. Просто плановый осмотр.
Мама выглядела расстроенной, но моей целью вовсе не было успокаивать её.
— Мам, — прямо попросила я, — расскажи мне о моем отце.
Обычно это было запретной темой в семье. Каждый раз мама отнекивалась. Говорила, что ей некогда. Или это не стоит обсуждать. Но сейчас она, кажется, всё поняла правильно. Поэтому вместо того, чтобы попросить меня не нести чушь, лишь сказала, чтобы я немного подождала. На экране телефона я видела, как она выходит из комнаты, оказывается в кухне и закрывает за собой дверь.
Следующим, что она спросила, было:
— Что именно ты хочешь знать?
Я пожала плечами:
— Всё. Кем он был? Как вы познакомились? Почему вы не вместе теперь?
Мама замялась. Видно, ей не очень хотелось говорить со мной на эту тему, и всё же она начала.
— Это был обычный студенческий роман. Юг. Темные ночи. Мы с подругами поехали в Тарханкут. Собирали персики на базе. Тогда это было популярным среди студентов занятием: и заработок, и отдых на море. Там я и встретила твоего отца. Он был хорошим. Водил меня в горы. Защищал от местных парней. Вылавливал красивые ракушки, чтобы потом написать на них мое имя. Одна романтика. Когда же я вернулась домой, то поняла, что беременна. Былоочень глупо. Ведь я даже не знала его фамилии. Только то, что он живет в Минске. Когда мы прощались, я написала на листочке свой адрес в Петербурге. Он говорил, что может приехать в город, чтобы повидать дальних родственников. И мы бы встретились снова. Но он так и не приехал. По крайней мере, ко мне. Конечно, ведь никто из нас и не планировал продлевать курортный роман на всю жизнь. Так я и осталась одна с тобой.
— Почему ты раньше мне этого не рассказывала?
Мама вздохнула.
— Не думала, что ты поймёшь всё правильно. Боялась, что ты решишь, что твоя мать — легомысленная женщина, родившая от первого встречного.
Горько усмехнувшись, я подумала, что мама в чем-то права. Наверное, для каждой истории есть свое время. В подростковом возрасте, когда я серьезно начала переживать из-за отсутствия отца, я бы точно не оценила такую странную истории. А сейчас я всё понимала, потому что у меня появился кое-какой опыт. Сколь ни печально бы это прозвучало.
— Ты жалела?
— О чем?
— Ну, что оставила меня, например.
Лицо мамы помрачнело:
— Аня. Я знаю, что далека от идеальной матери. Когда я родила тебя, то была еще слишком молодой, но я не жалела. Никогда. Ты моя дочь. И я рада этому. Правда.
Мама попыталась улыбнуться, и я улыбнулась в ответ.
— А если бы ты могла рассказать отцу обо мне? Ты бы сделала это?
Лицо мамы снова слегка побледнело. После некоторых раздумий, она ответила.
— Я не знаю, Аня. Правда, не знаю. У меня никогда не было даже варианта. Ведь твой отец больше не появлялся в моей жизни.
Между нами повисла пауза.
Потом мама спросила:
— Ты решаешь вопрос: говорить ему или нет?
— Да.
— Надеюсь, ты знаешь его адрес?
— Того, с кем я собирала персики? Конечно, у меня есть все его координаты.
Внезапно мы обе рассмеялись.
— Какой у тебя срок? — продолжала мама.
— Семь недель.
Мама хитро прищурилась:
— Я догадалась о романе, уж слишком у тебя был счастливый вид, когда я звонила тебе под новый год.
— Да, праздник удался, — снова рассмеялась я.
После мы с мамой еще поболтали о том, о сем. Было приятно и необычно легко.
Через некоторое время на кухню зашел отчим. Заглянув маме через плечо, он дружелюбно помахал мне рукой:
— Привет, Аня!
— Добрый вечер, Валентин Семёнович.
— Как погода в Англии?
— Зима подходит к концу.
— Когда приедешь в гости?
— Не знаю. У меня еще остались дела здесь.
— Ну, привет туманному Альбиону!
И Валентин Семёнович скрылся из кадра. Он был хорошим человеком. Любящим мужем, отцом моих брата и сестры. Но совсем чужим мне.
— Обещай, что будешь чаще звонить и рассказывать про свое самочувствие, — попросила мама.
— Хорошо. Буду.
— А я, пожалуй, уже начну вязать пинетки. Такие, розовенькие, с помпончиками на завязочках, — мечтательно улыбнулась мама.
— Мам, ты что? Еще только семь недель. Рано. Дождаться надо, чтобы правильно выбрать цвет, — невольно улыбнулась я.
— И это очень хорошо. Молодец, что предупредила! Мне ведь надо еще научиться их вязать, — по-девчоночьи хихикнула мама.
Распрощавшись с мамой, я осталась наедине со своими раздумьями. Теперь я понимала, почему мой собственный отец всегда был для меня тайной. Он остался загадкой и для мамы. Но у моего ребенка есть шанс — узнать своего отца. И это лишь моя глупая гордость, что лишает его этого права. Возможно, мне следует поговорить с Джоном. Отбросить всякое наносное между нами, и просто установить график, кто и когда будет с малышом. Была лишь одна проблема. Одна мысль о подобном разговоре бросала меня в дрожь. Я не вынесу холодного тона Джона и его кратких деловых обсуждений нашего соглашения об опеке над ребенком.
Конечно, еще был вариант, что, узнав о ребенке, Джон решит остаться со мной.
«У вас ведь даже детей нет», — смело сказала мне Полина, доказывая, что она имеет полное право забрать чужого мужа в постоянное пользование.
Что ж, у Гортензии и Джона детей то же нет. Теперь я, та самая третья. И ребенок будет у меня. Но и тут говорила глупая гордость. Я не хотела привязывать к себе человека, не желающего этого.
К тому же, я всё еще слишком ясно видела наш последний с Джоном разговор… Мне всё еще было больно и обидно. Хоть в чем-то я и понимала причину негодования Джона. Но он не остановил меня, когда я уезжала. Не сделал ничего, чтобы я вернулась. Чек за работу в Кеннет Кастл пришел несколько дней назад по почте в конверте. Я вынула его из конверта, но сунула на полку между книг, даже не просмотрев. Нет, я была не готова говорить с Джоном. Ни о чем.
