– Вместо вас к расстрельному столбу привяжут манекен, на который будет надет саван, – деловито рассказывал Эристов, – расстрельный взвод даст залп… Таков порядок.
– Но зачем это вам?
Полковник Игнатов доверительно положил молодому человеку руку на плечо:
– Видите ли, мне нужно, чтобы для всех вы умерли, стали призраком, человеком – невидимкой. Такова уж специфика нашей службы. Как это ни парадоксально, но только благодаря тому, что вы оказались под судом по такому тяжкому обвинению, вы перешли для меня из разряда потенциальных кандидатов в реальные. Дело в том, что на перевод офицера из гвардии – даже из отставки – в Отдельный корпус жандармов, в Охранное отделение требуется личное согласие государя и военного министра. О вашем переходе к нам неминуемо узнают все главные иностранные разведки и сразу возьмут вас на учет. Ибо там прекрасно понимают, что сегодня вы боретесь с социалистами, а завтра можете переключиться на борьбу с ними. Кстати, сегодня немцы, англичане, французы и даже японцы активно пытаются использовать русскую революционную эмиграцию в своих интересах. Так что грань между внутриполитической контрразведкой и внешней постепенно размывается.
Серж понимающе кивнул. Эристов отметил это с удовлетворением. Значит, не зря он распинался перед мальчишкой, тратил время на организацию его вербовки. Арнольд Михайлович закончил свою мысль с ощущением выигранной партии.
– Итак, если действовать обычным порядком, то как разведчик – нелегал вы сразу будете засвечены и, следовательно, проку от вас не будет никакого. Революционеры в любой момент могут взять в заложники ваших родственников и манипулировать вами. Все это слабые места. Мне же нужен неуязвимый воин, которого ничего не связывает с этим миром, кроме преданности мне и Родине… Кстати, ваш отец уже дал свое согласие. Для меня особенно приятно было, что он сделал это не столько для того, чтобы спасти вас от каторги, сколько желая видеть в вас человека, истинно полезного для государства. Честно признаюсь, нечасто в нашем обществе можно встретить такое понимание, лишенное обычных интеллигентских предрассудков. Вот его письмо.
Эристов вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Сержу.
В письме отец коротко сообщал, что одобряет решение сына. Но его неровный почерк показывал, в каком смятении это было написано.
– У нас такое правило, – вкрадчиво пояснял жандарм, пока Серж читал, – по возможности сообщать близким родственникам. Я имел с вашим отцом продолжительный разговор, прежде чем решил, что ему можно доверять.
Сказав это, Арнольд Михайлович невольно вспомнил, с каким потерянным, безучастным видом слушал его отец этого молодого человека, как уныло соглашался с аргументами вербовщика. Временами интеллигентный господин брезгливо морщился и отворачивался, не желая обидеть собеседника. Потом этот человек открыл окно и долго молча курил, выпуская дым в сиреневые петербургские сумерки.
– Неужели нельзя помочь Сереже как-то иначе? – спросил он не оборачиваясь. – Неужели обязательно делать из него шпиона?
Жандарму было жаль старика, но ему нужен был его сын.
– Поймите, это единственный выход! Другого просто нет. Нет! – ответил он.
– Я понимаю, – окончательно сникая, пробормотал Николай Бенедиктович и обреченно спросил: – Что я должен сделать?
Под диктовку Эристова он написал сыну короткое письмо.
– Я заверил вашего отца, – продолжал говорить Сержу Арнольд Михайлович, – что ваша карьера отнюдь не загублена, ведь на нашей службе тоже можно стать генералом. Вопросы с производством в новый чин и награждением решаются у нас даже быстрее, нежели в гвардии или в армии. Ваше жалованье увеличиться вдвое против прежнего. У нас вы сразу будете получать сто пятьдесят рублей, как армейский капитан. Полагаю, что ваш батюшка снова сможет гордиться вами.
– А моя невеста?
– Ей сообщат чуть позднее.
Серж задумался. Пока он размышлял, Эристов не спускал с него взгляда. «Нервничает, – анализировал полковник поведение будущего подчиненного, – но виду не хочет подавать, крепится. Молодец. При этом не скован».
Эристов всегда очень тщательно подбирал новых сотрудников. Он брал в свой отряд только надежных офицеров, которых проверял лично.
Конечно, кадровый отдел собирал подробное досье на каждого новичка. Таковы были общие правила. Чтобы занять офицерскую должность в тайной полиции, соискатель должен был быть потомственным дворянином, закончившим военное училище по первому разряду. Он не должен был иметь долгов, каких-либо проблем с законом в прошлом и служить в армии менее шести лет. Удовлетворявшие этим требованиям соискатели обязаны были выдержать серьезный экзамен. Однако командир особого подразделения часто пренебрегал формальными требованиями, если находил нужного ему человека. Некоторые кадровые решения Эристова казались странными его начальству. Но разве кабинетные теоретики могли понять того, кто долго изучал науку человековедения на практике, много раз убеждаясь в том, что даже малейшая ошибка в выборе помощников может стоить жизни!
Много лет прожив в Турции, Эристов уверовал в физиогномику, согласно которой моральный облик людей можно определять по их внешности. Внешность Сержа Карповича понравилась и запомнилась Арнольду Михайловичу еще при первой их встрече. Лицо Сергея лицо свидетельствовало о сильном, волевом характере, тонком уме и независимом характере юноши. Правда, юнец был явно склонен к авантюрам и спонтанным решениям. Казалось бы, гусарство и требующее холодного педантичного ума ремесло разведчика – вещи несовместимые. Однако Эристов считал, что ему в отряде как раз недостает своего «вольного партизана», этакого «Дениса Давыдова» для особых миссий. А главное, он видел мальчишку в деле, когда тот в одиночку набросился с тростью на нескольких хорошо вооруженных головорезов и сумел выиграть схватку. У гусара были отменные бойцовские качества. Арнольд Михайлович чувствовал, что заполучил первоклассного сотрудника, и был доволен.
Уже уходя, разведчик вдруг остановился на пороге камеры, словно что-то вспомнив.
– Да, кстати, – обернулся он к обитателю тюремной камеры, – так как скоро вас казнят, то, как смертнику, вам полагается последнее желание.
Эристов сообщил эту новость без намека на иронию. Серж, у которого голова плохо соображала от всего услышанного, неприязненно покосился на посетителя, не понимая, зачем тому понадобилось продолжать спектакль. «Странный тип! Смотрит все время испытующе, и не поймешь, что у него на уме». Тем не менее «смертник» ответил так, словно и взаправду был обречен через два-три дня оказаться перед расстрельной командой:
– Мой отец наверняка отдал этому плуту – адвокату последние деньги. Я хотел бы, чтобы их ему вернули.
– Хорошо, – пообещал Аристов и вышел.
Загремел закрываемый надзирателем засов.
Через несколько дней в газетах появилось сообщение о казни бывшего гвардейского поручика, обвиняемого в тяжком уголовном преступлении.
А для Сержа началась новая жизнь. При зачислении на службу в тайную полицию поручику было сохранено прежнее звание. Обычно гвардейцы переводились в армию и в другие силовые ведомства с большим повышением в чинах. Но после уголовной истории нельзя было ожидать почетных условий. Сержу оставалось радоваться, что ему вообще оставили офицерские погоны. Хотя вместе с гусарским мундиром у него забрали даже то, что не отнимают у самых последних каторжников, – данное родителями имя. Официально Сержа Карповича расстреляли на рассвете во внутреннем дворике военной тюрьмы. Вместо него под свинцовым питерским небом родился молодой мужчина со странным для России именем Анри Вильмонт. Такой псевдоним придумал Эристов.
«Что толку горевать о потерянном, – рассуждал молодой человек. – Никто не знает наперед своей судьбы. Мудрецы говорят, что часто то, что поначалу кажется нам несправедливостью, впоследствии может послужить к нашей великой пользе».
Итак, жизнь Сержа-Анри круто изменилась. Впрочем, Петербург умершему и снова воскресшему под чужим именем господину покидать не пришлось. Просто теперь он должен был сознательно избегать встреч со старыми друзьями или, как выражался его новый патрон, «вести жизнь невидимки».
– А если я все-таки случайно столкнусь с кем-нибудь из бывших знакомых на улице? – как-то спросил шефа «казненный понарошку» поручик. – Все же сразу станет известно.
– Ничего не произойдет, если вы этого специально захотите, – невозмутимо отвечал Эристов. – В самом худшем случае поползет слух, что по городу бродит ваш призрак. Затем в «Петербургском листке» появится сенсационная статья известного медиума мсье Блана, объясняющего псевдонаучным языком, что неприкаянная душа убиенного мытаря шляется по так обожаемым им при жизни злачным местам в поисках удовольствий, недоступных в загробном мире. После этого прежние приятели, едва завидев вдали ваш силуэт, будут кидаться наутек.
