Стоявшие в углу мраморные статуи и ажурный потолок с лепниной из парящих ангелов, украшенные сусальным золотом, произвели на него особенное впечатление. Столь богатое убранство можно было наблюдать только во дворцах немецких курфюрстов. Проживать в таком здании могли лишь необыкновенные люди. Единственный, кто не вписывался в картину кричащей роскоши, был суетливый швейцар, нелепо скаливший лошадиные зубы. Поблескивая вспотевшей лысиной, он ушел, а прическа, вконец растрепавшаяся, сделала его похожим на грустного клоуна.
Заложив руки за спину, Глеб Бокий по-хозяйски прохаживался вдоль стен, рассматривая лепнину, украшенную сусальным золотом, античные фигуры, стоявшие по углам, ажурные потолки, на которых у самого свода расположились медные ангелы. «Пришло время, чтобы до основания встряхнуть это буржуазное гнездышко, а лучше – вдарить по нему натруженной мозолистой ладонью трудового пролетариата, чтоб это благолепие разлетелось во все стороны жирными ошметками», – хищно улыбнулся он про себя.
Вот только с кого начать? Бокий в надежде повернулся и натолкнулся взглядом на торжественно вышедшего швейцара, который под его взором как будто бы скукожился вдвое.
– Господьин посол ждет фас, – робко произнес он. – Пасфольте, я прафошу фас. – И, не дожидаясь ответа, торопливо зашагал в глубину здания.
Швейцар остановился перед высокой дверью из черного дерева с большой ручкой и, негромко постучав узловатыми костяшками по гладкой деревянной поверхности, толкнул дверь, пропуская посуровевших чекистов.
Посол вышел из-за стола и, протянув руку, направился к гостям, широко улыбаясь:
– Надеюсь, вы меня пришли не арестовывать, а то знаете ли… Я не готов! Даже вещей не собрал.
– У вас отменное чувство юмора, – ответил Бокий, пожимая полноватую мягкую ладонь, словно лишенную всякой мускулатуры. – Мы к вам по-другому вопросу.
– Так в чем дело, господа? Я вас внимательно слушаю.
– Вы вчера перевозили свои чемоданы в норвежское посольство? – спросил Бокий, внимательно всматриваясь в дрогнувшее лицо Эдварда Одье.
Оно выражало крайнюю степень изумления. Брови поднялись, отодвинув на периферию лба длинные морщины.
– Браво! Я, конечно, подозревал, что русская полиция работает хорошо, но никак не думал, что настолько! Ведь перевоз чемоданов осуществлялся в полнейшей тайне.
– Могу вам сказать, что норвежское посольство сегодня было ограблено, преступники вынесли и ваши чемоданы.
– Что?! – невольно вырвалось у Одье. – Как «вынесли»?
– Очень просто, как это обычно бывает у налетчиков. Проникли через окно с внутренней стороны здания, пристрелили двух охранников и вытащили вещи на улицу, где их уже поджидал экипаж.
– Боже мой, что же я скажу родителям этих мальчиков? Ведь это же я поставил их охранять имущество дипмиссии.
– А теперь ответьте, господин Одье, что такого ценного было в ваших чемоданах, если преступники пошли на такой риск?
– В них были документы…
– Неужели вы думаете, что я вам поверю? – хмыкнул Бокий. – В этих чемоданах лежало золото? Драгоценности? Ведь так? – Посол подавленно молчал. – Как же я смогу вам помочь, если вы не говорите, что в них было.
– Хорошо… В семи чемоданах были драгоценности, в других – деловые бумаги, переписка государственного характера, отчеты, письма… Вряд ли она будет представлять для бандитов какой-то интерес.
– Семь чемоданов… Весьма солидно даже для швейцарского посольства. Если ювелирные изделия вы измеряете в чемоданах.
– На какую сумму вы их оцениваете? – вмешался в разговор Селиверстов.
– Примерно на восемь миллионов рублей золотом.
– Что?!
– Именно так. Восемь миллионов рублей золотом.
– Сумма немалая… У вас имеется опись драгоценностей? Поймите меня правильно: счет идет на часы, завтра уже может быть поздно.
– Эти чемоданы принадлежат не мне, – убито произнес посол.
– Вот как? – удивился Бокий. – Тогда кому же?
– Они принадлежат «Товариществу Фаберже».
– Вот даже как. Не ожидал… А мне говорили, что у семейства Фаберже имеется бронированный сейф, какого нет ни в одном банке России. Он вам так доверяет, что решил передать на хранение все свое состояние? Очень рискованный шаг. Семья Фаберже не производит впечатления сумасшедших.
– Все не так, как вы думаете, накануне мне сообщили о том, что «Товарищество Фаберже» будет ограблено, и, чтобы спасти его имущество, я принял решение перевести его в норвежское посольство и поставил при чемоданах двух вооруженных охранников. Я посчитал, что этого вполне достаточно. Кто мог подумать, что преступники отважатся напасть на посольство, тем более в самом центре города? Боже, что я скажу их родителям, ведь это обыкновенные студенты!
– Что за человек вас предупредил?
– Я не имею права говорить, – твердо посмотрел Одье на Бокия. – Это один из моих агентов.
– Что ж, пусть будет так… Выходит, что господин Фаберже даже не знает, что вы вывезли драгоценности из его дома?
– Это так, – выдавил из себя посол.
– Удивительная складывается ситуация. – Бокий поднялся. – Как бы там ни было, но мне нужна опись украденных драгоценностей.
– Она у меня имеется. – Эдвард Одье подошел к сейфу и открыл его длинным ключом. Порывшись среди бумаг, сложенных в несколько аккуратных папок, он вытащил листы, отпечатанные на машинке и скрепленные большой толстой скрепкой. – Возьмите.
Полистав документ, Бокий внимательно вчитывался в список драгоценностей, составлявших почти двадцать страниц. Перелистывая перечень, он невольно подумал о том, что в украденных чемоданах были собраны все сокровища мира. Смущала лишь цифра, стоявшая в конце листа, – всего-то сто тысяч рублей.
– Хм… Я что-то не совсем понимаю. Вы сказали, что драгоценностей на восемь миллионов рублей золотом…
– Все правильно: Так как я поселился у господина Фаберже, то между нами было заключено джентльменское соглашение, что сумма будет значительно меньше. Поймите меня правильно: мы, швейцарцы, не можем просто так заниматься благотворительностью, и если дом передается в наше пользование, то передаются в пользование и вещи, включая драгоценности. Мы несем за них ответственность. А за хранение чужих вещей в нашем доме мы должны брать определенную плату…
– Понимаю, – перебил посла Бокий, – для господина Фаберже отдавать плату за аренду – гораздо выгоднее со ста тысяч рублей, чем с восьми миллионов рублей золотом! Что ж, в таком случае мне нужно немедленно поговорить с господином Фаберже и прояснить ситуацию.
– Позвольте мне сделать это самому, – произнес Одье. Посмотрев на часы, добавил: – Тем более сейчас завтрак, лучшего времени может не представиться.
– Понимаю, – усмехнулся Глеб Бокий, – хотите испортить господину Фаберже аппетит на целый день… Хотя полагаю, что целым днем тут не обойтись. Не каждый день приходится терять состояние. Ну, что ж, идите, я пока побуду здесь. Уверен, что Евгений Карлович захочет со мной встретиться.
Эдвард Одье вышел из кабинета и направился в столовую. Через приоткрытую дверь благоухал только что сваренный кофе, щекоча ноздри, что способствовало аппетиту. Раздавались веселые звонкие звуки утреннего чаепития, какие бывают от касания металлической ложки о края блюдечка или размешивания ею сахара в чашке.
Чаепитие в доме Фаберже было настоящим ритуалом и задавало настроение на весь день. У Евгения Карловича неизменно находилась к завтраку пара смешных историй, которые значительно поднимали градус общего настроения. И сейчас слышался его громкий голос, заставивший даже матушку, весьма сдержанную женщину, дважды весело рассмеяться.
Обстановка в столовой, если не знать хорошо семью Фаберже, выглядела беспечной. Оружейные выстрелы, даже если они раздавались под самым окном, казались весьма далекими, не имеющими никакого отношения к благополучию дома. Жизнь в его роскошных стенах протекала столь же благопристойно, как и много лет назад. Но Эдварду Одье было известно, что это не так. От прежнего благополучия семьи Фаберже остался лишь броский фасад. Процветание, столь долго сопутствующее известной фамилии, значительно потускнело, как случается со старой монетой. А семейное дело, огромный крейсер, точнее, целая флотилия, со многими филиалами как в России, так и за рубежом, будто наскочив на всем ходу на коварно торчащие рифы, уже с хрустом ободрала днище. И то, когда семейное дело рухнет на дно, было вопросом ближайшего будущего.
Эдвард Одье приостановился у двери, почувствовав некоторое волнение.
Попытался справиться со своим лицом, неожиданно напрягшимся, шагнул в столовую и невольно сглотнул подступивший к горлу ком.
Аромат от свежесваренного кофе был настолько плотным и глубоким, что буквально застилал глаза. У него невольно возникало ощущение, что он преодолевает дымовую завесу. Именно так и должен пахнуть настоящий достаток – сладковатым шоколадным вкусом.
