– Шашкой его… – прохрипел Лыков, тяжело дыша от усталости. Словно услышав, городовой выхватил шашку и несколькими ударами расправился с боевиком.
– Вот молодец! Надо номер бляхи записать…
Коллежский советник огляделся. Вокруг толпились люди. Валялись стреляные гильзы, осколки стекла, чьи-то калоши. Стены домов рябили выбоинами от пуль. То тут, то там на мостовой темнели пятна крови. Слышались стоны раненых и испуганные женские крики. Ржали лошади и пахло порохом. Будто война пришла в столицу…
Лыков сам доставил в Казанскую часть схваченного им террориста. Там их уже скопилось несколько человек. В числе арестованных оказался и главарь в белой шапке. Особняком лежал «студент», подорвавшийся на собственной бомбе. Он был в сознании и скрипел зубами от боли. Трое негодяев были убиты при сопротивлении, четвертый застрелился сам. По словам очевидцев, спастись удалось лишь паре боевиков. И скрылась пролетка с женщиной-сообщницей и захваченными деньгами.
Вскоре из дома номер 85/7 по набережной, откуда бросили бомбу, привели еще двух террористов. Они прятались в прачечной, но их отыскали. Очевидцы повсюду бегали за преступниками, указывали их полиции и солдатам, а часто и сами пытались арестовать. Несколько человек при этом были ранены, некоторые – тяжело.
Пристав рассказал Алексею Николаевичу, что нападение организовали эсеры-максималисты. Они экспроприировали карету, перевозившую таможенные суммы из Санкт-Петербургской таможни в Государственный банк. Оказалось также, что Охранное отделение знало о готовящемся нападении. Весь район был наводнен филерами и агентами. Но террористы не были известны охранникам в лицо, и те не смогли предотвратить «экс». Он состоялся, два мешка денег похищены, куча народу переранена. Многие нападавшие схвачены, но это дело рук героических дворников, городовых, шедших мимо солдат и просто случайных прохожих. А филеры никого не подстрелили и не сцапали. Чему их там учат?
Лишь после обеда Лыков вернулся в департамент и рассказал Зуеву подробности происшествия. Кровавый «экс» в Фонарном переулке затмил убийство скромного кассира на Невском. Столица была взбудоражена – такого в ней еще не случалось. Текущие дела не шли на ум, голова у коллежского советника болела, и он отправился к доктору. Собственное поведение неприятно удивило сыщика. Давно он уже так глупо не гонялся за злоумышленниками… Разучился, старый пень! Кое-как одного прихватил, а пробежал чуть не полгорода. И оружие пора носить с собой постоянно, время такое!
Доктор осмотрел пациента, выписал бромные капли и свинцовые примочки. А еще советовал полежать… Со ссадинами на лице и в порванной на спине шинели Лыков отправился домой.
Хорошо, что там его никто не ждал. Сыщик не напугал близких – пугать было некого. Варенька умерла четыре года назад. Бог пожалел ее и забрал по-доброму. Уснула и не проснулась… Остановилось сердце. Осматривавшие ее врачи заявили, что оно и к лучшему. У Варвары Александровны обнаружился рак груди, в той стадии, когда делать операцию уже поздно. Она скрывала это от мужа и занималась самолечением. Лишь теперь Лыков понял, почему находил иногда в спальне капустные листья.
Ночь, когда он проснулся оттого, что плечо жены холодное, стала самой страшной в его жизни.
Сыновья в это время уже заканчивали Первый кадетский корпус и готовились к переходу в Павловское пехотное училище. Дочь посещала Мариинскую женскую гимназию. Дети сплотились вокруг отца и помогли ему смириться с потерей… Потом они разъехались. Павел и Николай теперь поручики Первого Туркестанского стрелкового батальона. Служат в Ташкенте, собираются поступать в Академию Генерального штаба. Александра же влюбилась в очень порядочного француза, вышла за него замуж и живет в Париже. Даже до двадцати одного года не дотерпела, в восемнадцать выскочила! Эжен нравился тестю: скромный, умный, деятельный. Ученый-математик, скоро станет профессором в Сорбонне. Так, глядишь, и до внуков удастся дожить…
Лыков наложил сам себе примочки, лег на диван и стал вспоминать детей. Это всегда ему помогало… Год назад сыновья достигли совершеннолетия и вступили в права наследования заповедным имением. Тем самым, которое долго мешало их отцу сделать предложение их матери. Заповедное имение передается только по мужской линии. Братья Лыковы-Нефедьевы владели им в равных долях. Чтобы не обидеть Принцессу Шурочку, родители с самого ее рождения копили на особом счету деньги для приданого. К 1905 году там было уже двести восемьдесят тысяч. Так что в Париж молодая жена поехала не с пустыми руками. На семейном совете братья постановили, что из доходов Нефедьевки ей полагается треть. Так, будто она тоже совладелица дачи. Еще десять тысяч ежегодного содержания присудили отцу, несмотря на его крики. Теперь молодежь получала в год около двадцати тысяч рублей каждый и была довольна. Математик сначала протестовал, не хотел существовать на женины деньги, но потом смирился. Управляющий Титус постоянно поднимал доходность имения. С такими капиталами братья Лыковы-Нефедьевы могли бы служить в столице, в гвардии. Но выбрали вакансии в Туркестане.
Алексей Николаевич сменил местожительство. Квартира на Моховой была для большой семьи. Для большой счастливой семьи… Одинокому человеку там делать нечего. Он переехал в скромное жилище на Стременной улице. При Лыкове осталась их старая семейная кухарка Нина Никитична. Теперь она вела все несложное холостяцкое хозяйство.
Жениться вторично сыщик не собирался. Его не покидало чувство вины. Варвара потому так рано ушла из жизни, что постоянно боялась за супруга. Из-за его опасной службы, без которой тот не мог. И сердце устало переживать. Мучить так же еще одного человека было бы бессовестно.
Под мысли о детях коллежский советник заснул. Проснулся он рано, в пять часов утра. За окном снова шел дождь. Голова уже не болела. А неплохо я вчера поднял на воздух семипудового паренька, подумал о себе Лыков. Словно перышко! То-то он опешил… Нет, порох еще остался, нечего себя старить. В итоге он вышел из дому без брюзжаний, повеселевший.
Правда, сразу выйти не удалось. Его шинель пострадала от взрыва и разошлась, когда сыщик проехался на спине. Можно было бы надеть статское пальто, Лыков так раньше и делал. Его служба не терпела публичности, и чиновник особых поручений редко надевал мундир. Но за последние два года все переменилось. На улицах стали убивать людей в форме только из-за нее. Счет жертвам шел на тысячи, и полицейские начали сдавать. Все больше их являлось на службу в партикулярном платье и уже там переодевались. Даже приставы ходили по участку без мундиров! Среди чинов министерства внутренних дел началось печальное поветрие. Каждый старался скрыть свою принадлежность к карательному ведомству. Многие не выдерживали ежеминутного страха и увольнялись. Раньше в наружную полицию было не попасть, желающие ждали очереди месяцами. Теперь же образовалось множество вакансий. Люди были запуганы и хотели выжить.
Алексей Николаевич не осуждал их. Легко, когда тебя никто не ждет и дети далеко. А как смотреть им в глаза, если они здесь, при тебе? Маленькие, а уже все понимают. Каждый день газеты приносят новые жуткие известия. Государство кажется бессильным, а террористы всемогущими. И погубить себя? Бросить своих чад один на один с судьбой? За копеечное жалование, за безвольного царя?
Лыков вспомнил цифры из доклада, который он составлял для Столыпина. С октября 1905-го по сентябрь 1906 года было убито и ранено 3611 государственных чиновников и военных. Счет жертв среди частных лиц тоже шел на тысячи. Больше всего потерь понесло МВД. За год погибло 8 генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников. 21 полицмейстер и исправник пали на посту. Расстреляно и взорвано 79 приставов и их помощников, 125 околоточных, 346 городовых, 57 урядников, 257 стражников, 55 жандармских нижних чинов и 18 агентов охранных отделений.
Многих из них Лыков знал лично. От великого князя Сергея Александровича до Плеве и начальника МСП Войлошникова. Защиты не было никому. В сентябре прошлого года зарезали Леонида Шереметевского. Любимец Путилина, лучший сыщик градоначальства, он еще в 1899 году вышел на пенсию и мирно заведовал метеостанцией в Гаграх. Нет, нашли и убили! А два месяца назад взорвали дачу министра внутренних дел на Аптекарском острове. Взрыв небывалой силы убил на месте 27 человек, еще семеро умерли потом в госпиталях. Были ранены трехлетний сын и двенадцатилетняя дочь Столыпина. Лыков часто думал: хорошо, что моя Варенька не дожила до этого ужаса…
Зимой получил свою пулю и Федор Кундрюцков. Шел домой со службы, и ему подло выстрелили в спину. Когда он вылечился, Лыков посоветовал уходить из наружной полиции. Пять детей и трое внуков умоляли о том же. Сейчас Федор живет в Нефедьевке, командует лесными объездчиками. Пьет молоко и постепенно восстанавливает силы в окружении малышни, которая проводит на Ветлуге все лето… В столицу Кундрюцков возвращаться не хочет.
