Несколько секунд она бултыхалась в воде, запрокинув голову и судорожно пытаясь отдышаться. «Соберись», – снова и снова твердил внутренний голос.
Немного успокоившись, Хульда осторожно поплыла вперед, продолжая чувствовать ноющую боль. Мысли метались: кто-то ударил Хульду по голове и столкнул в воду. В следующую секунду она подумала: возможно, этот «кто-то» все еще стоит на берегу Лютцовуфера!
Первым делом на ум пришли Педро и здоровяк, которого Хульда встретила в передней. Она почувствовала, что снова не может дышать – в этот раз не от воды, а от страха, – но взяла себя в руки, проплыла вперед и спряталась в тени нависших над берегом ив, прижимаясь к каменной стене, которая тянулась вдоль русла канала. Стараясь дышать глубоко и ровно, Хульда осторожно одной рукой ощупала голову. Никакой дыры она там не обнаружила, только кровь, которая сочилась из раны и смешивалась с черной водой Ландвер-канала.
Через несколько минут, заметив, что дрожит от холода, Хульда решила, что пора выбираться из воды. Даже если неизвестный нападавший увидит ее, то пусть! Все лучше, чем замерзнуть насмерть.
Мокрая одежда тяжело липла к телу, и Хульда мрачно подумала, что не зря в юности они с Феликсом плавали наперегонки, летом – в Ванзее, а зимой – в бассейне. К слову, она обычно побеждала.
Сделав глубокий вдох и задержав дыхание, Хульда нырнула поглубже и быстро переплыла канал. Там она заскользила вдоль берега к мосту фон дер Хейдта, который соединял Лютцовуфер с улицей Кениген-Августаштрассе.
Каменная русалка, сидевшая на опоре моста, казалось, приветливо махала Хульде рукой. Железная лестница вела из воды на берег. Хульда схватилась за перекладину, подтянулась и оказалась у подножия моста.
Здесь никого не было. Только теперь, когда опасность миновала, Хульда почувствовала, как от страха у нее дрожат коленки. Она спряталась под тень деревьев, где зарыдала в голос, обхватив себя обеими руками и пытаясь собраться с мыслями. Что именно произошло? Кто столкнул ее в воду и почему? Пришлось признать, что факты позволяли сделать единственный вывод: кто-то хотел ее убить! Ночное купание, которому предшествовал удар по голове, могло закончиться очень скверно. Но кто желал ей смерти? Невообразимая мысль! Хульда захлебнулась слезами.
Через некоторое время Хульда почувствовала, что в силах двигаться дальше. Она не осмелилась вернуться за велосипедом, который остался на другом берегу. Сначала нужно убедиться, что незнакомец не устроил ей засаду, и выбраться отсюда.
К этому часу улицы опустели, и Хульда никого не встретила, пока мокрая и дрожащая шла по берегу.
Она решила, что пересечет канал только у Потсдамского моста и там попытается поймать таксомотор, хотя водитель вряд ли захочет сажать на свои сиденья мокрую насквозь пассажирку… В крайнем случае придется пойти пешком. Хульда полезла в карман и с удивлением обнаружила, что кошелек на месте. Однако большой кожаный саквояж со слуховой трубкой и другими инструментами остался лежать рядом с велосипедом. Хульда тяжко вздохнула при мысли о том, в какую сумму ей влетит потеря саквояжа и средства передвижения. Но вернуться сейчас за вещами было просто немыслимо. Нужно выбраться отсюда как можно скорее.
Когда слева наконец показалось внушительное здание Имперской страховой компании, Хульда чувствовала, что ее босые ноги уже онемели. Неподалеку находился Потсдамский мост, охраняемый четырьмя бронзовыми статуями известных ученых и инженеров. Два прусских орла с бронзовыми крыльями поддерживали основание кованого фонаря, заливавшего мост желтым светом. Хульда посмотрела по сторонам, выискивая темные таксомоторы, но не увидела ни одного – машин часто не хватало. Пожав плечами, она продолжила свой путь пешком.
От быстрой ходьбы девушка немного согрелась, к тому же ее короткие волосы быстро высохли на теплом летнем ветре. В голове у нее царил хаос. Хульде вспомнились темные глаза Педро, его угрожающий взгляд. Неужели он боялся, что Хульда расскажет о его пьяных откровениях? Неужели он хотел от нее избавиться? «Это ты убил Риту?» – спросила Хульда, на что Педро ответил: «Ее – нет». А напоследок он произнес слова, которые звенели в голове, как зловещий звон похоронного колокола: «В следующий раз…»
Сердце тревожно сжалось. На мягких, как масло, ногах Хульда плелась на юг по Потсдамерштрассе. Бюловштрассе, где в своей паутине сидел Педро, была неподалеку, и Хульда, которая не испытывала ни малейшего желания приближаться к нему, при первой же возможности свернула направо. Она побежала через лабиринт петлявших улочек к Лютцовплац и оттуда направилась к Винтерфельдтплац. Ей хотелось поскорее скинуть с себя мокрую одежду и рассмотреть рану на голове, которая, по крайней мере, перестала кровоточить.
В голову пришла мысль о том, чтобы пойти в полицию. Лучше всего – сразу в криминальную полицию, она занималась делом, с которым Педро был тесно связан. Но Хульда догадывалась, что скажет комиссар Карл Норт, услышав, что она в одиночку сунулась в логово сутенера и теперь расплатилась за это. Хульда не хотела выглядеть слабой, ей было стыдно бросаться за защитой к человеку, который, несмотря на поцелуй, порой смотрел на нее, как на мерзкую букашку.
И все же страх крепко держал Хульду в своих острых коготках. Хульда зажмурилась и глубоко вздохнула. Нельзя бояться делать то, что что считаешь правильным. Даже если последствия временами причиняют ужасную боль.
Нет, решила Хульда, она не пойдет в полицию. Но если Педро думает, что она позволит себя запугать и забудет о смерти Риты, то он глубоко заблуждается.
Глава 22
Выдержки из дневника
Психиатрическая лечебница, пригород Бранденбурга
22 ноября 1916 г.
Больные голодают. Я пишу эти слова, а у самой руки дрожат. Количество продовольственных пайков резко сократилось – а ведь их и раньше не хватало, чтобы прокормить всех! С каждой неделей состояние больных ухудшается, они даже падают в обморок от слабости. От некоторых осталась кожа да кости. В 1914 году солдаты собирались «позавтракать в Париже и вернуться домой к ужину». Так они пели, когда толпами шли к поездам, идущим на фронт.
Ожидания не оправдались. Война затягивается, мы, как заключенные, сидим в этой лечебнице, где от завтрака и ужина одно название.
Конечно, я ничего не могу говорить – да и писать, собственно, тоже. Если кто-нибудь прочтет этот дневник, меня сразу же уволят за клевету и отсутствие патриотизма. Но я пишу правду. Жизнь больного солдата ничего не стоит, еда предназначена для здоровых. Я все понимаю. Но разве мы не должны защищать слабых, разве не должны им помогать, а не оставлять умирать на обочине? Разве не это делает нас людьми?
Я делаю все, что в моих силах, чтобы облегчить страдания пациентов, но еды им дать не могу. Несколько жалких крошек никого не спасут. Лекарств тоже мало, мы используем барбитураты и морфин, а еще хлоралгидрат, но от него мало толку. Эти вещества просто дают нам, медсестрам и врачам, немного покоя, потому что после них пациенты спят больше.
У нас продолжаются эксперименты над «мнимыми больными». Врачи используют электротерапию. Для этого есть специально оборудованное помещение, почти пустое – чтобы пациенты не нанесли себе увечья. На столе стоит невзрачный аппарат для электротерапии. Я часто присутствую на лечебных процедурах, поскольку врачам нужны свидетели – на тот случай, если пациенты решат обратиться в суд. Учитывая жесткость методов, я, признаться, удивлена тому, что в суд почти никто не обращается. Подозреваю, что после терапии и голодания пациенты слишком слабы и искалечены.
Иногда импульсы электрического тока проводят прямо в пораженный орган или конечность – в руки, которые трясутся, или в глаза, если пациент ослеп в результате нервного расстройства. Некоторые врачи прикрепляют электроды как придется. Удары тока зачастую причиняют пациентам боль. В такие моменты врачи выкрикивают команды, чтобы вызвать исцеление посредством внушения. Некоторые пациенты теряют сознание. Некоторые настолько боятся одного вида аппарата, что говорят, будто излечились.
