Ознакомительная версия.
– Как интересно, – печально промолвил Курагин. – Вы рассказываете поистине захватывающий роман, госпожа баронесса… Только вот если бы вы взяли на себя труд ознакомиться с фактами, вы бы узнали, что меня уже не было в Самаре в момент убийства и ограбления.
– Разумеется, вас там не было – у вас всегда есть алиби, на все случаи. Вы же адвокат и понимаете, насколько это важно. Только вы не в суде присяжных, Максим Васильевич. Понимаете, я все знаю.
– Что именно вы знаете?
– Что госпожа Никитина была фантастически богата и так же фантастически прижимиста. Пока вы были в Самаре, вы перезнакомились со всем обществом, и вас, наверное, не раз посещала мысль: а зачем ей столько денег? Куда больше они пригодились бы вам… Но сами вы мараться не желали. Поэтому вы, пользуясь своими знакомствами на бегах, сколотили шайку, которая должна была претворить в жизнь ваш замысел. Неудачливый актер, готовый на все ради денег, отставной офицер, Михельсон, который раньше был замешан в разных темных делах – где еще может собраться такое смешанное общество? На бегах или за карточным столом. Но в карты они не играли, а вот бега посещали регулярно. Там вы их и нашли – вы ведь тоже постоянный посетитель ипподрома. Озлобленный Печенкин был готов не оставлять свидетелей, особенно если речь шла о женщинах. Черемушкин, вероятно, стоял на стреме. Кучер Печенкина помогал перевозить добро, а Михельсон и еще один перекупщик – сбывать его. Вы же изучали обстановку, собирали информацию и составляли план действий. И вас, наверное, озадачило, до чего легко все прошло. Поэтому через некоторое время вы не удержались от соблазна и свели счеты с вдовой ростовщика Булыхина – уже здесь, в Петербурге. Именно ее муж когда-то разорил вашу семью, пользуясь беспечностью вашего отца.
– Я ни с кем не сводил счетов, госпожа баронесса. Простите, но вы с кем-то меня путаете.
– А затем было убийство Мавриных в Саратове. Летом вы гостили в имении по соседству и пересеклись с этой семьей. Ее глава выиграл у вас партию в теннис… не знаю, что он вам сказал по этому поводу, может быть, хвастал сверх меры и задирал вас, не зная, кто вы на самом деле. Этот выигрыш решил его судьбу – вы отмстили, велев своим подручным уничтожить его вместе с семьей по уже отработанной схеме. И ведь не настолько богаты были эти несчастные, чтобы действовать столь жестоким образом…
– Понятия не имею, о ком вы говорите, сударыня. Сам я вообще плохо играю в теннис и, простите, если бы я убивал каждого, кому проигрываю…
– А потом произошло убийство Тоновых в Москве, казалось бы, никак с вами не связанное, потому что вы не были в Первопрестольной и не имели с ними никаких контактов. Но вы же посещаете бега, вы любите лошадей… а Тонов тоже занимался скачками, только вот лошадей он не любил. Он выставил жеребца по кличке Резвый, который проиграл Фортунату, на которого вы поставили и выиграли. А потом вы узнали, что Тонов за большие деньги выкупил Фортуната и прострелил ему ногу.
Глаза Курагина вспыхнули и тотчас же погасли.
– Тут, вероятно, я должен расчувствоваться и сознаться, что судьба Фортуната настолько меня тронула, что я решился на убийство, – насмешливо заметил он. – Видите ли, я никак не могу сознаться в том, чего не делал. Кроме того, если вы не знаете, в мире скачек творится столько несправедливого и жестокого…
– И, наконец, убийство Громовой, – перебила его Амалия. – Вы выбрали ее просто потому, что она была богата, а вдобавок вы знакомы с ее племянником, бывали у нее в доме и знали, что она где хранит. Чем-то она напоминала вашу первую жертву Никитину – взбалмошная прижимистая старуха. Вам опять были нужны деньги, потому что вы ничего не жалели для своей жены, к тому же искали счастья на бирже и проиграли больше, чем следует. Казалось бы, чего проще – убей и ограбь снова, но на этот раз все пошло наперекосяк. Старая знакомая Черемушкина, Ольга Верейская, увидела его возле особняка жертвы, и ей явно показалось странным то, как он был одет. Впоследствии, прочитав в газетах об убийстве, она могла вспомнить о подозрительной встрече и рассказать о ней полиции. Поэтому Ольге Николаевне пришлось умереть. Не знаю, как капитан убедил ее впустить его в дом, но он вполне мог сказать, что, к примеру, явился по поручению Николая, и начать рассказывать какую-нибудь правдоподобную историю. Зарезав несчастную, он на всякий случай осмотрел квартиру и обратил внимание на недавно написанное письмо. Возможно, в нем она и не говорила о встрече с Николаем, но капитан все равно прихватил его… И так как он узнал – из записки Чигринского, вероятно, – что тот вскоре придет, то сразу же решил сделать композитора козлом отпущения. Только вот Дмитрий Иванович оказался на редкость крепким орешком, и даже анонимное обвинение, посланное в газету, отдали ему, не придав письму никакого значения…
– Это все? – со скучающим видом спросил Курагин. – Простите, сударыня, но я собираюсь ужинать, и если вы верите, что я зальюсь слезами и стану каяться в том, чего не совершал…
– Разумеется, нет, – сказала Амалия, пытаясь уловить на этом красивом, равнодушном лице с усиками-стрелками хоть какое-то подобие волнения. – Я просто хотела, чтобы вы поняли: я все знаю. Вы вовремя избавились от своих сообщников и нашли средство воздействия на Михельсона, который никогда не допустит, чтобы его дочь пострадала. Но вы остаетесь на заметке, и если вы еще раз преступите закон… берегитесь, Максим Васильевич.
– Кажется, вы мне угрожаете? – Адвокат покачал головой. – Полно вам, госпожа баронесса. У вас нет никаких доказательств… иначе здесь были бы не вы, а ваши знакомые из сыскной полиции.
– Максим!
Дверь приотворилась, на пороге показалась молодая темнокудрая женщина. Она излучала очарование, и, хотя превосходно сшитое платье скрадывало линии, было заметно, что дама находится по крайней мере на шестом месяце. Адвокат посмотрел на нее с нежностью.
– Дорогая, познакомься с баронессой Корф, которая оказала нам честь своим визитом… Госпожа баронесса только что рассказала мне об одном крайне трудном, но интересном деле. Сударыня, это Ольга Антоновна, моя супруга…
Он улыбался, его лицо потеплело. «Щучья холера, – подумала потрясенная Амалия, – похоже, она действительно его «дорогая…» Тот же самый человек, который так хладнокровно замышлял и осуществлял убийства… До чего же широкая личность этот месье Курагин! Покажи любому постороннему его с женой – всякий умилится и скажет, что это самая гармоничная пара на свете…»
С любезностью, граничившей с издевкой, адвокат предложил Амалии остаться на ужин, но она отказалась.
– Мне искренне жаль, что я не могу вам помочь, поверьте, – с тонкой иронией заключил Курагин. – Передавайте господину Чигринскому мои наилучшие пожелания. Я слышал, он сочиняет балет – в добрый час! Моя жена уже просила меня, чтобы я непременно взял билеты на премьеру…
И он улыбнулся так искренне, так сердечно, что Амалия какую-то долю мгновения была почти готова поверить, что он не лгал, а она заблуждалась. Не было ни сведения счетов со старыми врагами, ни партии в теннис, ни убитых свидетелей, ничего…
Увы, она проиграла, и все, что она могла – это бросить правду ему в лицо. У нее не было доказательств, и он это знал.
Впрочем, она еще могла рассказать обо всем Зимородкову, что она и собиралась сделать в ближайшее время.
– Амалия Константиновна, – серьезно промолвил Зимородков, – простите меня, но вы сделали это совершенно напрасно. Неужели не было никакого способа заставить его выдать себя?
– Боюсь, что нет. Благодаря своему положению адвоката он знал все о том, какие улики находятся у вас на руках, кого вы подозреваете и почему. Не обольщайтесь, господа: он переиграл нас.
– И тем не менее я считаю, что вам, Амалия Константиновна, не следовало фактически предупреждать Курагина. Теперь доказать его вину будет действительно невозможно.
– Вы тоже осуждаете меня, Гиацинт Христофорович? – спросила баронесса Корф.
Они сидели в одной из гостиных ее особняка. Было глухо слышно, как наверху кто-то музицирует – это Чигринский играл Нередину на зеленом рояле уже написанные куски для балета.
– Я думаю, что понимаю, зачем вы так поступили, – помедлив, признался печальный сыщик. – Максим Васильевич слишком долго оставался безнаказанным.
Амалия кивнула.
– Вот именно, зато теперь, когда он точно знает, что вы его подозреваете, он поостережется вас провоцировать. Не исключено, что это поможет нам спасти чью-то жизнь, потому что именно безнаказанность подталкивает преступника совершать преступления снова и снова.
– И все же я считаю, что вы должны были прежде всего рассказать мне, – упрямо повторил Зимородков.
– Вот как? У вас есть на него что-нибудь? Серьезные доказательства, которые вы можете предъявить присяжным? Ну же, Александр Богданович!
Ознакомительная версия.
