И вновь несли Кадзэ ноги по дороге, ведущей в деревню Хигаши, — все дальше и дальше, мимо места, где схоронил он двоих первых убитых парней Куэмона. Надо же, а статуэтка Каннон его работы до сих пор стоит, храня покой мертвых! До селения дошел он довольно скоро, сразу после полудня был уж там. Да, а постоялый двор-то в Хигаши всего один — хочешь не хочешь, а придется остановиться там, где вмешался он некогда в ссору меж хозяином и служанкой-подавальщицей. Впрочем, все сошло гладко. Если хозяин о ссоре и помнил, то, надобно заметить, и виду не подал, приветствовал самурая радостно и почтительно. Хотя… в заведении его по-прежнему пусто было, хоть шаром покати, тут уж не до гордости, поневоле перед каждым гостем трижды склоняться.
В кошельке Кадзэ с прошлого раза монет не прибавилось, вот и решил он на сей раз в общей зале отобедать, отдельного кабинета не требовать. Велика ли разница — ни там, ни тут никого, кроме него, нет! Вот и уселся он за низеньким столиком в полном и гордом одиночестве. Не успел даже более-менее устроиться на стареньких облезлых татами — подскочила девица, за которую он тогда заступился. Чай принесла и полотенце мокрое, руки перед едой обтереть. Гостя узнала сразу — грубовато-смазливое личико так и расцвело сияющей улыбкой.
— Благородный господин воин! Вот радость-то! Вы ж давеча так неожиданно нас покинуть изволили! Я, бедная, и отблагодарить-то вас за доброту вашу как следует не успела!
Кадзэ предпочел этих многообещающих слов не услышать, но в душе испуганно поежился. Нет, от девицы так просто не отделаешься, нынче ночью, чтоб авансов ее избежать, потрудиться придется немало. Вообще-то женщин Кадзэ любил, к юношам был равнодушен. Но привык он сам выбирать, с какой красоткой ночь проводить. И его представлениям о привлекательности тощая служаночка с крестьянским смуглым лицом никак не соответствовала. К тому же Кадзэ вообще не слишком жаловал продажных женщин — хотя эта, вне всяких сомнений, собиралась его ублаготворить совершенно бесплатно.
Девчонка поставила перед ним чай и умчалась за обедом, на прощание наградив самурая прямо-таки раздевающим взглядом. Кадзэ тяжело вздохнул. Будда великий, Каннон Милосердная! Ну почему за невинное удовольствие изредка восстанавливать попранную справедливость сплошь да рядом приходится платить столь непомерную цену?
Служанка вернулась, держа на подносе большую миску окайю[29], щедро приправленной ломтиками сладкого картофеля. Проголодавшийся в пути Кадзэ немедленно засунул в рот изрядную порцию и чуть не выплюнул. Еда оказалась очень горяча, пришлось на нее дуть. Девица уходить не собиралась. Скромненько уселась на почтительном расстоянии от самурая, но взгляды по-прежнему на него кидала страстные до неприличия.
— Ну и чего тебе? — не выдержал наконец Кадзэ.
— Ничего, благородный господин воин. Просто не ждала, не мечтала вас снова увидеть…
Кадзэ фыркнул довольно нелюбезно.
— Когда вы в тот раз уйти изволили, я прямо обрыдалась вся. Ну, думаю, пропал самурай мой, коль его демон ужасный не утащит, так, верно, бандиты проклятые зарубят!
— О бандитах, красавица, более можешь не печалиться.
Изумленная служанка широко распахнула глаза:
— Как это, господин?
— Очень просто, милая. Предводитель Куэмон убит. Люди его либо тоже мертвы, либо разбежались кто куда. Ныне тут у вас тишь да мир настанут — по крайней мере на несколько лет. И дело ваше, я уверен, в гору пойдет.
— Что вы говорите?! Господин Куэмон… убит?! Да верно ли?
— Вернее не бывает.
Девчонка вскочила на ноги. Сказала торопливо:
— Простите, что покидаю вас, благородный господин, только я к хозяину побегу. Надо ж и ему все рассказать. То-то он обрадуется!
Кадзэ кивнул и с большим облегчением принялся доедать отличную окайю. Но несколько минут спустя служанка вернулась — да притом не одна, а в сопровождении самого хозяина постоялого двора.
— Верно ли вы сказали?! — закричал старик едва не с порога. — Господин Куэмон мертв?!
— Мертв, — коротко подтвердил Кадзэ.
Хозяин расплылся в широчайшей улыбке:
— Что за чудесные новости! Нет, благородный господин самурай, вы даже возражать не извольте, — нынче вся еда за счет заведения. Радость, радость-то какая! Ну, заживем мы теперь тут, эх, заживем! Князь Манасэ собрал наконец-то людей и разобрался с шайкой проклятого Куэмона!
— Точно, — согласился Кадзэ. — Разобрался.
— Князь, видать, воинов со стороны нанимал — с вольными молодцами справиться. Судья наш — осел тупорылый, где уж ему с лихими парнями навроде Куэмона и ребят его дело иметь.
— Полагаю, так и было, — пожал Кадзэ плечами.
— Ну, какая теперь разница! Простите великодушно, благородный господин, только я уж поспешу. Надо ж и с односельчанами вестью радостной поделиться!
С этими словами хозяин постоялого двора споро выскочил из залы, оставив самурая на милость служаночки.
— Что ж, если сегодня меня кормят за счет заведения, то я бы с удовольствием съел еще порцию этой чудесной окайю, — проговорил Кадзэ.
Улыбка девицы сделалась еще более сияющей — верно, сама готовила. Она почти выхватила миску из рук Кадзэ и помчалась на кухню за добавкой. Вернулась весьма скоро, еду перед гостем поставила и вновь уселась на прежнем месте — обдавать самурая нежными взглядами, сносить которые Кадзэ становилось уже невмоготу. Молчание затягивалось. Наконец Кадзэ поинтересовался:
— Ну как, видели у вас в деревне того демона еще?
— Нет, благородный господин! После той ночи жуткой не видали. Оттого-то я по вам все глаза и выплакала — когда, значит, в Судзаку направились.
— Судзака-то здесь при чем?
— А как же, господин! Да ведь демон тот и прискакал по той дороге, что от Судзаки к нам сюда ведет!
Ранее Кадзэ еще никогда не задавался вопросом, на какой именно дороге крестьяне видели демона.
— Любопытно. И что же — демон скакал в направлении Судзаки или, напротив, от нее?
— От нее. А вы почему спрашиваете?
— Любопытство меня когда-нибудь погубит. Но ты уж его удовлетвори, милая. Значит, ты говоришь, через седло демона был переброшен человек?
— Был, господин. Не вру я, правда. Все мы его видали.
— Ах так. Скажи-ка: человек тот — он живой был или мертвый?
Несколько мгновений девица хмурилась, припоминая. А потом честно ответила:
— Не знаю, благородный господин.
— Он что — дергался? Кричал? Спрыгнуть пытался?
— Ой, что вы, господин! Конечно, нет!
— Надо же. Завидное хладнокровие для того, кого тащит в преисподнюю чудовищный демон…
Девчонка вскинула голову и уставилась на Кадзэ, явно не понимая его иронии. Объяснять сельской девчонке в услужении тонкие оттенки понятия «сарказм» самурай не намеревался. Поэтому просто продолжал расспрашивать:
— А заметил ли кто-нибудь из вас, куда демон направлялся?
— А как же, заметили! К той дороге, что от нас в провинцию Рикудзен ведет.
— Ага. Но ведь эта дорога, кажется, пересекается с той, что ведет назад, к перекрестку в провинции Удзен, — задумчиво протянул Кадзэ.
Служанка пожала тощими плечиками. Полюбопытствовала довольно ехидно:
— Да какой дурак, едучи от Судзаки, станет такой крюк огромный делать, чтоб только назад к перекрестку попасть? Зачем?
— Вот я и думаю — зачем? — сказал Кадзэ негромко.
— Эй, есть здесь кто живой? — воззвал внезапно кто-то от дверей постоялого двора. Голос был женский, но странный — резкий и громкий, подобно мужскому.
От неожиданности служанка прямо-таки подскочила на месте — верно, новые постояльцы и впрямь заглядывали сюда нечасто. Она быстро подхватилась, поднялась и поспешила к дверям — гостей встречать. Говорила девушка тихо, слов ее Кадзэ разобрать не мог, зато преотлично слышал громоподобный голос пришелицы, так что суть разговора в целом улавливал.
— Явилась наконец! Что ж, и ночь еще не настала!
Тишина. Очевидно, бедная служаночка рассыпается в униженных извинениях.
— И нечего тут сидеть, поклоны отбивать, не в храме молишься! — гремела незнакомка. — Помоги мне разуться, дуреха ты этакая! И проводи туда, где можно испить чаю!
Снова несколько мгновений тишины.
— Сколько стоит приличная комната на одну ночь?
Тишина.
— Сколько-сколько?! Неслыханная наглость!
И опять тишина.
— Да ты здесь при чем?! Позови-ка мне хозяина этой жалкой дыры. Очень хочу обсудить с ним цены. Да не сейчас! Что же за дурища, право? Сначала проводи нас внутрь и налей бурды, какая у вас тут сходит за чай.
Несколько секунд спустя служанка вернулась в общую залу — раскрасневшаяся, растерянная, явно не представляющая, как вести себя с громогласными, грубыми, напористыми новыми постояльцами. Немало позабавленный услышанным раньше Кадзэ не без удивления обнаружил, что в действительности пришельцев трое. Впереди шла рослая престарелая особа, на вид явно уж взрослых внуков имеющая. Ее густые волосы, щедро припорошенные сединой, были без затей уложены в узел на затылке. Лоб старухи обвивала белая повязка с выведенным на ней иероглифом — «месть». Одета она была, словно мужчина благородной крови, — темное кимоно заправлено в штаны хакама, сверху наброшена накидка хаори. За широким поясом красовались два настоящих меча, и вошла она в комнату широким, уверенным шагом, гордо вскинув голову, — точь-в-точь закаленный в боях самурай!
