Достигнув монастыря, они увидели, что количество народу у церкви несколько возросло, некоторых из них Аргайл уже знал в лицо. Помимо истинно верующих, здесь были влюбленные пары, которым захотелось присоединиться к толпе, а также странствующие студенты, которые решили, что безопаснее всего ночевать в людном месте, и разложили свои спальные мешки. Кто-то — Аргайл подозревал, что владелец кафе напротив — расставил на ступеньках круглые черные масляные лампы, очень похожие на те, которыми освещают места дорожных работ. Дрожащие огоньки ламп отбрасывали мягкие тени, придавая всей сцене загадочность и живописность.
— Напоминает средневековье, вы не находите? — сказал отец Поль. Флавия с Аргайлом разыскали его и вместе с ним вышли на улицу. — С каждым днем их становится все больше. Они приносят записки с молитвами и продукты.
— Продукты?
— Старый обычай, как мне сказали. Он принят у южных народов, но, видимо, сохранился и здесь. Когда вы обращаетесь к святому с просьбой, нужно принести ему что-нибудь взамен. Еду, деньги, иногда даже одежду.
— И что вы делаете с этими продуктами? — спросила Флавия, когда они двинулись дальше.
— Раздаем бедным. А что еще с ними делать? Некоторых братьев шокирует этот обычай, но я не собираюсь его запрещать. Куда мы идем?
— Мы уже пришли. Это здесь, кажется, — ответил Аргайл.
Они отошли от монастыря всего на несколько сотен шагов и теперь остановились у входа в старое обветшалое здание безобразной архитектуры. Домофон не работал, дверь в парадное была открыта и подперта кирпичом. Аргайл прочитал фамилии на табличке домофона.
— Третий этаж, — сказал он.
Лифт тоже давно отслужил свое, и они пошли наверх пешком. Поднявшись на третий этаж, они свернули в длинный узкий коридор и, дойдя до нужной двери, позвонили. На всякий случай Аргайл еще постучал.
В комнате убавили звук телевизора, потом послышался детский плач. Дверь отворилась.
— Здравствуйте, — мягко сказал Аргайл. — Мы пришли за госпожой. Теперь она будет в полной безопасности.
Синьора Грациани кивнула и открыла дверь шире.
— Я так рада. Входите.
Флавия бросила на приятеля недоумевающий взгляд и вошла в комнату. Замыкал шествие бесстрастный отец Поль.
В небольшой гостиной было очень тесно — там с трудом помещались телевизор, белье и дети. Старая потертая мебель, на стенах — распятия и картины на религиозные сюжеты.
На Флавию обстановка произвела удручающее впечатление, но поскольку Аргайл взял инициативу на себя, она с удовольствием отошла в тень. Кроме того, она боялась сказать что-нибудь некстати и испортить все дело.
— А вы уверены, что ей ничто не угрожает? — снова вдруг забеспокоилась синьора Грациани.
— Абсолютно уверен, — ответил Аргайл. — Икона вернется на свое законное место и больше не покинет его. Отец Поль намерен оказывать ей соответствующие ее положению почести. Правда, отец Поль?
Священник кивнул.
— Я так рада, — повторила женщина. — Когда я услышала, что он собирается сделать, я сказала себе: «Нет, это неправильно. Он плохой человек, если решил продать ее».
— Вы подслушали разговор, когда пришли убираться? Правильно?
— Конечно. По средам я всегда прихожу рано, потому что к восьми мне надо быть уже на рынке. Я помолилась и уже взялась за ведро, когда услышала голос отца Чарлза — бедная добрая душа. Он чуть не плакал, умоляя приора не продавать икону. Он сказал, что орден должен охранять ее. Глупо, конечно: все знают, что это она охраняет орден, а не наоборот. Но отец Ксавье сказал: «Слишком поздно». Он так жестоко это сказал и еще назвал отца Чарлза сентиментальным суеверным стариком.
Я стала умолять мою госпожу, чтобы она защитила себя и предложила ей свою помощь. Наша семья на протяжении многих поколений ухаживает за ней. Она повелела мне остановить этого человека. Это она так сказала, понимаете? У меня не было выбора.
Я ударила его щеткой. У меня и мысли не было ранить его, но он вдруг упал и ударился головой о каменные ступеньки. Это не я, понимаете? Сама я ни за что бы его не ударила. Это она. Ее наказание может быть очень суровым. Я вдруг поняла — так ясно, словно кто-то мне это сказал, — что ее нужно спрятать до тех пор, пока опасность не исчезнет.
— И вы забрали ее домой? — спросила Флавия. Синьора Грациани пришла в ужас от такого предположения.
— О нет, она не должна покидать стен монастыря. Я завернула ее в полиэтиленовый пакет и унесла в дворницкую, где хранится инвентарь для уборки. Я спрятала ее в коробке из-под стирального порошка.
— И вы бросили отца Ксавье в таком состоянии?
— Да, и очень жалею об этом. В тот момент я не поняла, насколько тяжело он ранен. Я ушла совсем ненадолго — только сбегала на рынок сказать, что не приду, и сразу прибежала обратно. Я хотела убедиться, что с ним все в порядке…
— Спасибо, — сказал Аргайл. — Вы выполнили свой долг.
— Да, — с удовлетворением согласилась она. — Полагаю, что так. Мы всегда служили ей верой и правдой. А что еще мне оставалось делать?
— Ничего, — сказал отец Поль. — Вы все сделали правильно. Вы остались верны своему слову, в отличие от нас. Я сам повешу ее на место, — продолжил он. — А завтра мы устроим праздничную мессу. Надеюсь, вы придете, синьора?
Синьора Грациани смахнула слезу со щеки и с благодарностью тряхнула головой.
— Большое спасибо, отец Поль.
Черт побери, — сердито сказала Флавия, когда они вышли из квартиры синьоры Грациани. — Получается, всю эту кашу заварила суеверная старая женщина?
— Это твой взгляд на вещи. Лично я ей верю.
— В чем?
— Ее дальнему предку поручили следить за картиной. Сколько с тех пор прошло? Двадцать поколений? В масштабах вечности это ничто. Квартал очень старый, вполне возможно, что семья Грациани проживает в том же здании, что и пятьсот лет назад.
— Джонатан…
— В Риме есть семья Толомеи — ты, наверное, слышала о них. Говорят, они ведут свой род от Птолемея — названого брата Александра Македонского. А это, между прочим, почти семьдесят поколений. Нет ничего удивительного, что другая итальянская семья на протяжении нескольких сотен лет живет в одном и том же квартале. Если они пережили разграбление Рима в 20-е годы пятнадцатого века, то потом ничего особенно страшного с городом не происходило. По-видимому, в семье придавали большое значение возложенной на них миссии, а имя «Грациан» со временем превратилось в фамилию «Грациани». Тебе не нравится такое объяснение? Для тебя оно недостаточно рациональное?
— Недостаточно.
— Я так и думал. И все же оно помогло мне найти икону.
— Не могу этого отрицать.
— Конечно, не можешь. Кстати, вы уже решили, как объясните братьям возвращение иконы? — поинтересовался Аргайл у нового главы ордена.
Отец Поль пожал плечами:
— Я не могу сказать им, где она находилась все это время, потому что тогда придется объяснить, как она туда попала, а мне бы этого не хотелось. Поэтому лучше всего будет просто повесить ее на место, ничего никому не говоря.
— Мне придется написать рапорт, — сказала Флавия.
— О-о, — огорчился отец Поль. — Это обязательно?
— Конечно. Мы не можем сделать вид, что икона появилась сама собой.
— Почему? — сказал Аргайл.
— В самом деле, почему нет? — поддержал его отец Поль.
— Послушай, в рапорте тебе придется указать, что икону украла синьора Грациани, и что отец Ксавье собирался тайно ее продать, и что орден по уши увяз в долгах. Зачем ордену такая скандальная слава? Бедный отец Поль только что принял бразды правления, ему и так нелегко. И потом: человек, застреливший Хараниса, может вернуться за оригиналом, прочитав об этом в газетах. А если мы тихонько повесим ее на место и завтра утром вместе со всеми удивимся ее чудесному появлению, все будет шито-крыто и ты сможешь забыть о деле. Только нужно будет распустить слух, что это копия оригинала, или свалить все на рассеянность кого-нибудь из братьев. И все будут счастливы, и мы с тобой сможем уехать на несколько дней отдохнуть.
Несколько минут они шли молча, пока Флавия обдумывала его предложение.
— Как у тебя все просто.
— Если бы это было действительно важное дело, которое могло бы принести славу твоему управлению, у меня и мысли бы не возникло предлагать тебе скрыть его успешное завершение. Но это всего лишь старая невыразительная икона, потерявшаяся на несколько дней по чистому недоразумению. Ничего особенного. И ты можешь сказать, что дело Хараниса вообще не имеет никакого отношения к вашему управлению.
— Ну…
— Завтра утром возвращается Боттандо. Посоветуйся с ним. Пусть он решает.
Она еще раз подумала.
— Очень хорошо. Полагаю, так будет лучше всего.
— И она действительно была там? — спросил Боттандо, выслушав отчет Флавии о событиях минувшего вечера.
— В коробке из-под стирального порошка. Без биологических ферментов, так что она нисколько не пострадала. И что будем делать?
