На этот раз засада пряталась на стройке доходного дома Угрюмовых. Похоже, Степка привел на Стременную целый отряд. Два человека осыпали сыщика градом пуль. Одна обожгла щеку, вторая пробила однорядку… Лыков уже разрядил барабан «веблея» и теперь пустил в ход «ремингтон». Вскоре оба нападавших лежали на мостовой.
С двух сторон слышались свистки городовых, кричали люди, ржала раненая лошадь. В отблеске фонарей виднелись корчащиеся тела. Коллежский советник прислонился спиной к стене, чтобы не упасть. Кровь, пульсируя, вытекала из шеи и заливала грудь. Степка ушел.
Перестрелка на Стременной придала «делу Варешкина» официальный характер. Боевик был объявлен сразу в циркулярный розыск. Прорываясь сквозь типографию, он застрелил сторожа. Теперь на совести Степки числилось уже четыре жизни. Не считая стражника в Горловке и, возможно, кого-то еще.
Двое убитых оказались эсерами-максималистами, членами Северного отряда. Третьего, раненного Лыковым, захватили живым. Он рассказал, что помогал «товарищу Степану» без разрешения командира, по собственной инициативе. Варешкин предложил убить цепного пса самодержавия. Благородное дело! Выпили пива и пошли…
Лыков три дня пролежал в больнице, а потом получил двухнедельный отпуск для излечения. Это его устраивало. Он решил довести дело до конца. Единственная ниточка к Варешкину вела через Горловку. Кто-то там должен быть: брат, приятель, первая любовь… Ехать туда официально Алексей Николаевич не мог. Пришлось бы объяснять Трусевичу, что он действует по законам кровной мести! Другое дело, когда ты в отпуске…
Лыков прикинулся торговым человеком средней руки. У него успела отрасти щетина, сделавшая его похожим на немца-коммивояжера. Сыщик взял из запасов департамента паспорт на имя Антона Свенха. Вооружился. И отправился на охоту.
Он сошел с поезда Курско-Харьковско-Азовской дороги спустя три дня. Пыльный и грязный поселок разместился прямо возле станции. Под ногами хрустела антрацитовая крошка. Люди, что шли навстречу, часто были перемазаны в угле. Многие находились в подпитии. Жуткие трущобы вокруг… Контраст со столицей казался поразительным. Но Лыков знал, что на окраинах Петербурга картина такая же. Где скопились пролетарские слободки, там закону места нет. Вот ужо победят социал-демократы, и нигде в этой стране не останется порядка…
Разыскав квартиру урядника, сыщик зашел внутрь. Начальства на месте не оказалось. Сотский поинтересовался, что за нужда у гостя. Тот ответил: хочу подать жалобу. Сотский ни о чем больше спрашивать не стал. Лишь покачал осуждающе головой: такое творится, а тут склочник с глупостями…
Через полчаса появился урядник. Высокий, молодцеватый, а глаза такие же красные, как у пристава Лесовского из Литейной части. Сейчас у полицейских у всех такие глаза.
– Ко мне?
– Да. Торговец Свенх, хочу подать жалобу на станционного буфетчика.
Урядник вздохнул. Было видно, что он едва держится на ногах. А тут дрязги с буфетчиком… Но служба есть служба.
– Проходите.
Лыков зашел, прикрыл тщательно дверь и выложил на стол свой билет за подписью Столыпина. Служивый человек сразу преобразился. Усталость как рукой сняло! Он высунулся в приемную и приказал сотскому:
– Поди пока на улицу, погуляй. Я позову.
Потом вытянулся перед сыщиком по-военному:
– Слушаю вас, ваше высокоблагородие!
– Садитесь, пожалуйста. Вас как зовут?
– Маккавеев.
– А имя-отчество?
– Терентий Михайлович.
– А меня, как вы уже прочитали, Лыков Алексей Николаевич. Будем знакомы.
Урядник сел, внимательно присмотрелся к коллежскому советнику.
– Что за нужда у вас, Алексей Николаевич? Чиновник особых поручений Департамента полиции в шестом классе. У нас таких сроду не было!
– Я ищу Варешкина. Знаете такого?
Маккавеев насупился:
– Знаю.
– Он ведь отсюда выходец?
– Вырос недалёко, а здесь стал воровать.
– Динамит?
– Не только. Беспокойный был. Вечно людям жизнь портил.
– Варешкин объявлен в циркулярный розыск…
– Я получил телеграмму.
– Не знаете, где мне его искать?
Тут урядник удивил гостя:
– Степка прячется у своей марухи, в поселке Пятихатки. Это восемь верст отсюда. Приехал вчера в ночь.
– Что же вы его не арестовали? Не успели?
– Так точно, ваше высокоблагородие…
– Алексей Николаевич.
– …Алексей Николаевич. Хотел нынче же нагрянуть, как стемнеет. А тут вы пришли.
– Терентий Михайлович, вы не могли бы доверить арест мне?
– Так вы начальство, вам мое согласие пошто?
– Я желаю по-людски, чтобы не было с вашей стороны обид и непонимания.
– Как же вы хотите? – недоуменно спросил урядник. Было видно, что разговор ему не нравится. – Что значит «по-людски»?
– Мы подъедем вместе, вы останетесь в экипаже, а я зайду один. Потом позову вас.
– Степка секретный агент, что ли?
– Нет.
– А что тогда за тайны, Алексей Николаевич? Почему я не должен заходить с вами?
– Это моя личная просьба. Есть счет к Степке. Частного характера.
Маккавеев молча смотрел на Лыкова, потом сказал:
– Он брата моего убил.
– Стражника, когда бежал?
– Да.
– Значит, и у вас есть счет, – констатировал сыщик.
– Так точно. Я потому и хотел один…
– Тогда едем вместе и заходим тоже вместе.
Урядник вскочил, глаза его горели.
– Только уговор, ваше высокоблагородие! Живым Степку не брать!
Коллежский советник кивнул:
– Бешеных собак убивают. А он бешеная собака.
После этого разговор наладился. Маккавеев показал на карте стана местоположение Пятихатки, спросил, есть ли у гостя оружие.
– Степка будет биться, – объяснил он. – Сволочь, но не трус. Тем лучше…
– Тем лучше, – согласился сыщик. – В порядке защитных мер ответным огнем…
– Именно!
– Он приехал раненым.
– Есть такое! Левая рука на повязке.
– Это я его, неделю назад в Петербурге.
Урядник усмехнулся:
– Но и у вас, я вижу, шея в бинтах…
– Хорошо стреляет ваш Степка. И ловкий, очень ловкий. Давно мне такой не попадался. Их четверо было. Трое на месте остались, а он убежал.
– Алексей Николаич, а что у вас-то с ним произошло? – решился спросить Маккавеев.
Лыков рассказал всю историю с самого начала. К удивлению сыщика, урядник сразу его понял.
– Конечно, у вас теперь чувство вины! Я бы тоже переживал: упустить такую сволочь! Дети-сироты… А розыск ничего не даст. Ускользнет гадюка, не впервой. Надо самому добивать!
Они подъехали к Пятихаткам в полной темноте. Урядник то ли видел, как кошка, то ли знал местность наизусть. Привязав лошадь к плетню, Маккавеев повел начальство вдоль улицы.
– Через три дома баба его живет, – шепотом пояснил он диспозицию.
– Одна?
– Одна. Кто к ней придет? Все Степки боятся!
В избе тускло светилось окно. Лыков попробовал – дверь в сени была заперта изнутри. Урядник просунул в щель нож и ловко снял крючок, тот даже не звякнул. Они вошли и прислушались.
Из комнаты доносился женский смех. С кем веселится хозяйка? Наконец раздался голос, мужской, хриплый. Степка! Он здесь!
Сыщик взялся обеими руками за дверную скобу. Если даже там засов, он не выдержит. Маккавеев сбросил шинель, отстегнул шашку.
– Готов?
– Давай, ваше высокоблагородие!
Дверь отлетела, и полицейские ворвались в горницу. Степка с перевязанной рукой сидел в красном углу. Он схватился за карман, но не успел. Урядник прыгнул прямо через стол и заехал ему каблуком в переносицу. Бандит с грохотом слетел вниз. Через секунду Маккавеев уже вытаскивал его на середину, заломив здоровую руку.
– Вот он!
Лыков не сдержался, ударил под дых. Руки прямо чесались… Баба в одной рубахе закричала и бросилась поднимать упавшего. Но он был без сознания.
– Молчать!!! – рявкнул коллежский советник женщине. Так рявкнул, что та убежала за печь и высовывалась оттуда с опаской.
Они обыскали боевика и нашли в кармане штанов револьвер с полным барабаном. В сумке на подоконнике лежали патроны и самодельная бомба. Воевать собирался, тварь!
Когда Варешкин пришел в себя и увидел полицейских, то через силу ухмыльнулся:
– Все мои враги вместе собрались!
Теперь не сдержался уже урядник. Он набросился на арестованного и стал месить его руками и ногами. Бил и приговаривал:
– Это за брата! А вот еще! И еще! Получи в довесок!
Когда он устал и отступился, Степка лежал на полу пластом. Весь в крови, он был в сознании и злобно щерился:
– Я вас… сатрапов… зубами грызть буду!
Маккавеев обернулся к Лыкову:
– Ваше высокоблагородие, вы сядьте вон туда. Не смотрите. Я сам. Черт помойный! Много чести, чтобы полковник его душил. Хватит и нижнего чина.
Сыщик посмотрел на бабу, показал ей кулак, и та шустро спряталась.
– Давайте, Терентий Михайлович.
– Нет, пусть Лыков замарается! – крикнул убийца. – Я ему во сне буду являться!
