Сам владелец совершенно не интересовался торговыми операциями. Если б не суперкарго, он давно сел бы со своим распрекрасным кораблем на финансовую мель. Расчетливый и прижимистый Аткинс, проклиная хозяина за пристрастие к красивым, маловыгодным товарам, за неаккуратность в соблюдении сроков, за тысячу нелепых чудачеств, все же умудрялся вести коммерцию так, что Грей мог беззаботно плавать, где ему вздумается, и витать мыслями в облаках, совершенно не заботясь о деньгах.
Он вообще мало о чем заботился, этот вечный преследователь горизонта. На суше и море уже целый год бушевала большая война, а Руперт не имел о том понятия. Он несколько месяцев плыл из Ост-Индии, заходя на разные острова, некоторые из которых отсутствовали в лоциях; обогнул мыс Доброй Надежды и собирался поставить «Русалку» на ремонт и очистку не раньше, чем дойдет до Ямайки.
Когда из-за края малопримечательного островка Ботон вышла испанская эскадра и зачем-то поспешила встать выше по ветру, Грей наблюдал за этим маневром с некоторым удивлением, но без тревоги. Лишь когда на флагмане взвился боевой штандарт, а с бака ударила пушка, требуя немедленной сдачи, путешественник догадался, что меж Лондоном и Мадридом, очевидно, завязалась новая свара.
К этому моменту сделать что-либо было поздно – это Руперт понял сразу. Линия испанцев отрезала ему путь к отступлению. Пока «Русалка» выполняла бы разворот почти прямо против ветра, неприятельские корабли изрешетили бы ее ядрами.
Таким образом, ретироваться было невозможно.
О шансах на победу говорить тоже не приходилось.
Лорд Грей знал наизусть все военные корабли великих держав. Ему было довольно одного взгляда в подзорную трубу, чтобы узнать 64-пушечный мэн-о-вар «Консепсьон», 40-пушечный фрегат «Сант-Яго» и 28-пушечный корвет «Идальго».
По мощи огня и численности экипажей испанцы имели пятикратное превосходство – не считая преимущества по ветру.
Что касается последнего, то здесь Руперту удалось несколько выравнять шансы. Он повернул параллельно линии вражеских кораблей, не поднимая боевого флага – словно колебался, сдаваться или нет. Поравнявшись с крайним из неприятелей, взял курс перпендикулярно свежему зюйд-осту, так что испанцам пришлось перестраиваться в кильватерную колонну – иначе «Русалка» получила бы авантаж в маневре.
Командующему эскадрой стало ясно, что без боя англичанин не сдастся.
И бой начался.
Среди прочих странностей характера у лорда имелась одна, очень редко встречающаяся у людей с развитым воображением: полное отсутствие страха. Вернее сказать, в миг опасности страх возникал, но был источником не мучений, а удовольствия, ибо преобразовывался в нетерпеливое, радостное волнение. Руперту неудержимо хотелось усилить это опьяняющее чувство, чтобы натянутые нервы зазвенели еще пронзительней.
Я уже говорил, что противников с уксусно-ядовитой душой капитан уничтожал без малейшего сожаления. По духу Грей не был христианином, он не верил ни в святость жизни, ни в смирение, а лишь в то, что человек – это существо, которое всегда имеет право на выбор. Чем ты сильнее, тем больше твоя свобода выбора, тем шире круг имеющихся возможностей. Руперт не был атеистом; он полагал, что Бог существует, но Его миссия – поддерживать и наставлять слабых, сильные же должны решать свои трудности сами. У Господа и без них забот хватает.
Фрегат поднял боевые вымпелы: британский – красный крест на белом поле и личный штандарт капитана, изображавший русалку с мечом в руке.
Когда испанцы перестроились в боевую колонну, поставив впереди быстроходный «Идальго», и началось сближение, стрельба стала точнее. Третьим или четвертым выстрелом носового орудия корвет послал чугунное ядро прямо в грудь деревянной девы. Кораблю от этого ущерба не было, но увидев, как во все стороны летят позолоченные щепки, лорд Руперт почувствовал: душа фрегата убита. Сегодня судно погибнет, а следовательно, умрет и капитан. Но на лице Грея эта мысль никак не отразилась. О том, что можно спустить флаг, он не подумал.
Огляделся вокруг. Отметил зазубренные рифы и взметающийся возле них прибой, увидел скользящие в воде тени акул.
Никаких сомнений. Шансов выбраться из этой переделки нет.
Что ж, всему когда-нибудь наступает конец. Прожитой жизнью Грей был очень доволен. Большое спасибо Всевышнему, если Он есть, а если нет, то тем более мерси.
Арапчонок Блэки (жалко мальчишку, ему тоже погибать) принес из каюты кирасу и каску, но капитан отмахнулся. От ядра и мушкетной пули тонкая сталь не спасет, а до абордажа дело доводить нельзя, слишком неравны силы.
Только не надо думать, что лорд Руперт шел в бой с отчаянием обреченного. Он сразу увидел все выгоды и недостатки решения, принятого испанским флотоводцем. С первыми приходилось мириться; вторыми можно было воспользоваться. А там – как решит Фортуна. На взбалмошность этой дамы сейчас вся надежда.
Логика вражеского адмирала была такова.
Очевидно, испанец знал, с кем имеет дело, и понимал, что капитуляции не будет. Корвет, наименее ценный из своих кораблей, он поставил вперед, рассчитывая, что англичане потратят на «Идальго» боевой залп, до сближения с флагманом перезарядиться не успеют и станут для его мощных орудий безответной мишенью. Если огонь с «Консепьсьона» и не потопит «Русалку», то превратит в груду обломков. Замыкающему «Сант-Яго» останется только высадить абордажную партию.
Судя по тому, что вся палуба испанского фрегата была заполнена желто-красными мундирами морских пехотинцев, лорд Руперт угадал верно.
План капитану понравился. Приятно иметь дело с сильным, неординарно мыслящим противником. Но на этот случай у Грея имелась некая заготовка, которую он отлично отработал с командой, но в деле еще никогда не применял.
Любопытно было посмотреть, не разойдется ли практика с теорией.
«Плетем косичку»! – сказал он старшему рулевому и главному канониру.
Те кивнули и встали по местам.
«Русалка» подровняла курс, чтобы ветер дул точно справа. То же самое немедленно сделали и испанцы. Только у них под галфвиндом оказался левый борт.
Дистанцию между своими кораблями адмирал держал осторожную, в четыре кабельтовых. Для «косички» лорда Руперта это было идеально.
– Прицел по ватерлинии! – кричали на батареях левого борта. – Заряжай холодным кугелем!
«Холодным кугелем» называлось полое чугунное ядро с отверстиями. Пробивая обшивку, оно оставляло дыру в пять раз больше своего диаметра.
Лорду Руперту пока занять себя было нечем, его люди отлично управлялись сами. Поэтому он навел трубу на мостик «Идальго», увидел, что испанский капитан в шлеме с красным пером тоже смотрит в окуляр, и учтиво поклонился.
Фрегат и корвет поравнялись, проходя в полусотне ярдов друг от друга. Залпы ударили одновременно.
«Идальго» бил картечью, что подтверждало предположение Грея: враги хотят не потопить, а захватить красивый корабль.
Борт орудийной палубы на «Русалке» был изнутри укреплен медным листом – как раз на случай картечного обстрела. Поэтому потерь было сравнительно немного, но все же там и сям закричали раненые, а с вант упали несколько матросов, готовившихся исполнить сложный маневр. Урон парусам и такелажу, впрочем, был незначительный.
Зато прицельный огонь кугелями по ватерлинии превзошел самые оптимистичные ожидания лорда Руперта. Ни одно ядро не прошло мимо цели. Два или три попали в воду, но под таким острым углом отрикошетили от ее поверхности и все равно врезались в тушу корвета.
Море хлынуло в образовавшиеся проломы так бурно, что вдоль всего корпуса «Идальго» с треском раскрылась продольная трещина, и судно в считанные секунды легло набок.
Любоваться этим зрелищем Грею, однако, было некогда. Даже невесть откуда взявшийся черно-красный попугай (то есть я, ваш покорный слуга) не мог сейчас отвлечь капитана.
– Мистер Пимпль! – крикнул он первому помощнику. – Заплетайте!
За дальнейшим ходом этого небывалого сражения я наблюдал, так сказать, из самой его гущи. Постараюсь поведать о виденном и пережитом, ничего не исказив, хоть это и непросто. Я не трус, но стальной выдержкой капитана «Русалки» не обладаю, поэтому некоторые детали боя вспоминаются мне как сквозь дымку. Вернее, через завесу порохового дыма.
Подгоняемые свистками мистера Пимпля (густой пряный грог), марсовые поставили дополнительные лиселя, рулевые навалились на штурвал, и фрегат ускорил ход, набрав в паруса вдвое больше ветра; теперь мы шли по диагонали, будто собирались врезаться прямо в широкую грудь «Консепсьона», украшенную огромным изваянием Богоматери.
Я уже знал, что такое «заплести косичку». Это значило срезать нос флагману, обойдя его под сорокапятиградусным бакштагом и оказаться к нему правым бортом, орудия которого заряжены книппелями, то есть сдвоенными ядрами. Потопить огромное судно Грей не надеялся, но рассчитывал его обездвижить.
