— Тогда желаю вам приятной ночи, брат, — пробормотал Ломбарди и оставил собеседника в одиночестве.
Де Сверте работал со всем, что щедро предоставила ему природа. Здесь были ртуть, сера, фосфор, калий, кремний плюс разные кислоты, соли и некоторые соединения, способные взаимодействовать с элементами. Для работы у него имелись тигли и горшки, некоторые уже насквозь прожженные, они лежали на небольшом возвышении в углу, потому что де Сверте не хотел ничего выкидывать, чтобы не подвергать себя опасности. Его могла выдать малейшая оплошность. От этого дома луга простирались чуть ли не до церкви Святого Гереона, рядом с которой была мрачная дыра, где собирались люди вроде него, когда судьи и церковные законники считали это целесообразным. Магия являлась чем-то двойственным даже для тех, кто должен был участвовать в связанных с нею судебных заседаниях. Потому что, с одной стороны, оккультизм считался чрезвычайно серьезной наукой, которой занимались именитые ученые, но, с другой стороны, он очень быстро подпадал под подозрение, потому что был сопряжен с черной магией. Границы были весьма зыбкими. Курия запретила своим овечкам заниматься алхимическим колдовством, но ее не больно-то послушались, хотя большинство алхимиков являлись детьми церкви.
Де Сверте учил Софи объединять противоположности, знакомил с учением о четырех элементах, о четырех темпераментах, о триаде философов-герметиков[60], ступенях преобразования и круге символов. Она узнала, что знакам зодиака подчинены части человеческого тела. Их, в свою очередь, можно сделать символами герметических процессов. Так, каждый знак зодиака связан с совершенно конкретным процессом, который должен осуществлять алхимик. Он превращал в золу, растворял, сублимировал, ферментировал, подвергал субстанцию воздействию тепла, разделял, увеличивал, заставлял замереть, дистиллировал, размягчал и в конце концов соединял. Он тем или иным способом проверял каждую субстанцию и все равно никак не мог получить ни золота, ни серебра. Де Сверте был одержим идеей превратить материю в духовный питательный бульон, подобно тому как философа интересует один только разум. Его одержимость была совершенно непонятна для Софи, но тем не менее что-то притягивало ее к нему. Обычно, когда дело касалось алхимии речь шла, как правило, о превращении неблагородных металлов в благородные, в основе же труда де Сверте лежала еще одна, более глубокая мысль: стремление к человеческому совершенству.
Теперь Софи поняла подоплеку загадки, которую де Сверте в своей преступной надменности придумал для Штайнера. Он разделил материю: отделил рукава от плаща, башмаки от ног. Он верил, что стоит выше Штайнера и, по крайней мере частично, был прав, потому что вторую загадку магистр так и не решил. Наверное, он до сих пор ломает голову над квадривиумом. А ведь ничего нет проще если посмотреть на вопрос карлика повнимательнее, сразу же возникает мысль о величинах. Но ведь именно этого философы и не умеют, объяснил карлик: внимательно смотреть. В принципе философ в своем мире слеп как крот, он верит только в то, во что хочет верить, но не в то, что видит, слышит или воспринимает другими органами чувств.
Софи подумала о Штайнере. Будет ли он искать Иосифа Генриха? Про этот дом ему ничего неизвестно, здесь он никогда ее не найдет.
В углу комнаты стоял блестящий щит со странными символами. В центре замкнутый треугольник, внутри которого — меч; справа и слева странные знаки: один из них похож на бидон с маслом, другой — на скипетр. По краям щита снова символы: знаки зодиака и еще что-то, неизвестное Софи.
— Ну, — де Сверте улыбнулся в ответ на ее вопросительный взгляд, — это магический круг, но он меня уже не интересует. Много лет назад я начал заниматься черной магией, заговариванием демонов, но очень быстро охладел к этому, потому что это просто колдовство, не имеющее никакого отношения к изучению природы. Щит — это единственное, что я сохранил с тех времен, потому что он имеет определенную ценность…
Он задумчиво повернулся к своему тиглю, в котором снова бурлила серная смесь.
— А вот философия, которую изучают на факультете, она никакой ценности не имеет, — мрачно произнес он несколько минут спустя, — поверь мне, на века сохранится только наука, которая занимается материей. А тебе известно, что Альбертус Магнус в своем «Libellus de alchimia» точно описывает, как именно следует обращаться с субстанциями? Видишь вот этот порошок? Я приобрел его у одного торговца. Он должен продемонстрировать магические свойства, для этого мы подержим в нем сосновую щепку. С помощью толченого угля и серы он приведет в движение волшебные силы, подобно пороху… — Он обернулся. — Видишь, все побелело. Если провести тройную очистку, смесь будет постепенно терять цвет. Ни в коем случае нельзя добавлять соль, хотя так написано в книгах, потому что эта смесь должна быть летучей. Подай мне щепку.
Софи подошла ближе. Она чуть ли не с благоговением сжимала в руке сосновую щепку.
— Вы же не собираетесь поджечь смесь? — спросила она, заглядывая в сосуд.
— Порошок должен соприкоснуться с огнем напрямую. Иначе он не станет летучим.
— А если он загорится?
Быстрый взгляд в ее сторону:
— Он ведь должен горсть. Отойди подальше, если боишься.
Она отошла в самый дальний угол. Не надумал ли карлик спалить дом? До сих пор огонь горел только под его тиглями, но если он подожжет всю смесь?..
Он бросил в варево щепку. А потом она увидела его искаженное лицо. Он точно знал, что делает. И если бы эта смесь вызвала из преисподней черта — он бы все равно не отказался от своего замысла. Хотя смесь не горела, она просто шипела и тлела. И вдруг молнией взметнулась вверх. Карлик отлетел в сторону, прижав к телу почерневшую и дрожащую руку, ту, которая была обращена к плите. Он упал на пол, и Софи больше уже ничего не видела, потому что всю комнату заполнили дым и чад. Вокруг еще бурлило и булькало, а посреди комнаты в дыму вращался огненноцветный столп, подобный урагану; он сначала рос, а потом жадно и быстро принялся пожирать все вокруг. Теперь действительно загорелось все. «Мариус! Мариус!» — закричала Софи. Но к создателю этого ада было не пройти. Уже никто не мог помочь де Сверте. Она должна попытаться выбраться! Языки пламени подбирались к ней сзади, все ближе и ближе. Софи в страхе осмотрелась. На скамейке в углу должен быть топор. Она схватила его на ощупь, потому что от дыма и чада глаза у нее слезились, и начала ломать дверь. Жар становился все нестерпимее, запах все резче. Наверняка совсем скоро рухнет крыша. Матерь Божия, что натворил проклятый карлик! Наконец первые доски вывалились наружу. Образовалась щель, достаточно широкая, чтобы в нее протиснуться. Когда Софи вылезла, вокруг уже суетились разбуженные шумом соседи.
— Вон кто-то выбрался из дома! — закричал какой-то мужчина.
Все таращились на нее до тех пор, пока не сжалилась одна из женщин. Она подошла к грязной, всхлипывающей Софи и оттащила ее подальше.
— Есть там еще кто-нибудь?
Софи кивнула. Да, в доме был еще один человек, он еще там, но ему уже не поможешь. Карлик давно сгорел, обуглился, превратился в пепел и навеки покинул этот мир.
— В этом доме кто-то живет? Мы думали, он пустует.
Это вопрос задал один из стражников, опуская в колодец ведро.
— Его покинули, — пробормотала Софи. — Там больше никого нет.
— А ты? Что ты там делал? Ты ведь студент, не так ли?
Софи кивнула. Ей подали стакан воды, она с жадностью выпила.
— Где ты живешь?
— У сенного рынка.
— Мы тебя отведем.
Женщина, которая дала ей воды, потащила Софи за собой. Но далеко они не ушли Напуганные грохотом, из схолариума выскочили студенты. Надзиратель, Ломбарди, Брозиус столкнулись с ней лицом к лицу.
— Но… это ведь Иосиф Генрих! — закричал надзиратель, схватив Софи за руку с явным намерением водворить ее обратно в карцер.
— Оставь его в покое, ты же видишь, он едва держится на ногах.
— Его ищет канцлер, ведь это тот студент, который бесследно исчез.
Теперь все метались вокруг нее, не зная, что делать: одни хотели отвести ее домой, другие — в схолариум. Студенты забросали ее вопросами, но она была слишком слаба, чтобы отвечать. Наконец сошлись на том, что для начала нужно отвести парня в схолариум и оповестить канцлера.
Судьи исследовали развалины сгоревшего дома и пришли к выводу, что там была лаборатория. Значит, какой-то алхимик творил там по ночам непотребство. Отпираться совершенно бессмысленно; студент вышел из лаборатории, он связан с алхимиком, что объясняет также и его исчезновение. Но кто же этот алхимик? Сам студент? Или он был только учеником? А где приор схолариума? Как сквозь землю провалился.
Канцлер провел рукой по жидкому венчику волос. Он с нетерпением ждал Штайнера: может быть, тот поможет найти ответы на эти вопросы. Под обгоревшими обломками был найден также металлический щит, происхождение которого объяснить весьма непросто. Не занимался ли этот алхимик черной магией, призывая на помощь демонов? Может, он не только экспериментировал со своими тиглями и горшками? Не совершал ли он еще и демонические обряды? Канцлер колебался, ясности не было никакой. Он не знал, как действовать дальше. Был ли де Сверте убийцей Касалла, как утверждал Штайнер? А потом еще и дело со студентом, который вообще никакой не студент. Вдову Касалла только что привели. Хороший допрос все прояснит.
