— Получается, что она истекла кровью?
— Получается, что так. Не самый приятный способ расстаться с жизнью. Не повезло — уж слишком укромный угол: в другом месте на нее кто-нибудь бы да наткнулся. Коллеги не знают, почему она там оказалась, и там не удалось найти ни одного человека, кто бы видел ее в саду. Из-за этой чертовой забастовки там вообще никого не было. Ясно одно — убийство. Но кто убил и почему, мы не знаем.
— Но что-то подозреваете?
— Не без того. Конечно, подозреваем. Даже больше. Уверены, что это ограбление, которое превратилось в убийство. Следов насилия нет, зато исчезла сумочка. Действовал явно не венецианец — сицилиец или какой-нибудь другой пришлый иностранец.
Флавия пропустила мимо ушей его чудовищное утверждение. Сама она не считала иностранцами соотечественников с юга и не исключала возможность, что убийство совершил все-таки венецианец. Но понимала, что хорохориться понапрасну не стоит.
— Никаких иных свидетельств того, что произошло? — спросила она.
Боволо пожал плечами с видом человека, который сказал свое слово и теперь уверен, что дальнейшее обсуждение предмета бесполезно. Но они по крайней мере достигли взаимопонимания: Флавия не лезла с критикой, и он решил в какой-то мере ей потакать. Продолжая говорить, он перекинул через стол несколько бумаг.
— Вот все, чем мы располагаем о ее передвижениях перед смертью. Ничего необычного. В Венеции она никого не знала, кроме своих коллег. Все время проводила либо в библиотеке, либо на острове Сан-Джорджо, либо в своей комнате, где ела или встречалась с коллегами по комитету. — Флавия собралась было заметить, что деталей не густо, но Боволо в это время пододвинул ей фотографии: — Вот снимки жертвы.
Она пристально вгляделась в изображение — не потому, что заинтересовалась, а потому, что ей хотелось выглядеть профессионалом. Но даже смотреть на них казалось почти вторжением в личную жизнь женщины.
Мастерсон и мертвая выглядела достаточно эффектно. Лицо подтянутое, но краска расплылась. Разорванная и запятнанная кровью одежда явно хорошего качества, хотя, на взгляд Флавии, немного консервативна и строга. Крупный план демонстрировал зажатый в кулаке пучок цветов, которые она, видимо, схватила, когда умирала. Но на фотографии было что-то еще, что Флавия никак не могла разглядеть.
— Что это?
— Лилии, — ответил Боволо.
— Нет. Не цветы, а вот это. — Она показала пальцем.
— Распятие. Золотое. На серебряной цепочке.
— Должно быть, довольно ценное, — отметила Флавия. — Можно предположить, что любой грабитель не погнушался бы таким предметом.
— Может, можно… а может, и нельзя… — уклончиво отозвался комиссар. — Она, наверное, сопротивлялась, не отдавала, и поэтому преступник ее убил. А потом испугался и убежал. Или хотел только деньги: с наличными безопаснее.
— Что было в ее сумке?
— Профессиональные бумаги, кошелек, паспорт и все такое, насколько мы могли выяснить. — Он подал Флавии очередной список и несколько ксерокопий.
Она задумалась на пару минут. Флавия привыкла полагаться на первые впечатления и моментальные озарения, отчего Боттандо неизменно страдальчески кривился. Он любил рутину и годами пытался убедить свою помощницу в ее целесообразности. Напрасно. Боттандо был полицейским, и формальности составляли часть его работы. А она — нет и предпочитала воображение, которое выручало не реже, чем пристрастие шефа к пунктуальности. И кроме того, демонстрировав ее особенный подход.
— Отпечатки пальцев или что-нибудь подобное?
— Это же общественный сад, — насмешливо хмыкнул комиссар. — Туристы все истоптали и исплевали. Берег загажен хуже некуда. Вы представить себе не можете, сколько пустых банок и недоеденных сандвичей пришлось подобрать моим людям.
Флавии меньше всего хотелось выслушивать продолжительные лекции о гнусных нравах туристов. Была бы воля Боволо, он бы выгнал из Венеции всех чужаков. Но и она — жительница Рима — представляла размах проблемы.
— Мне кажется, если ее тащили в теплицу, должны остаться какие-то следы.
— И тем не менее не было. По крайней мере свежих. Очень сухое лето. Почва как камень — дожди не выпадали несколько недель. Надо бы, чтобы дождь прошел в ближайшее время. Он очень нужен. А вы, если хотите, проверьте сами, раз считаете, что справитесь лучше наших экспертов, которые занимаются этим годами…
Флавия кивнула с таким видом, словно не исключала и этого поворота событий. Она, естественно, не собиралась ползать по земле в саду, но ее реакция вызвала раздражение комиссара — и то хорошо.
Она не нашла ничего такого, за что могло бы зацепиться ее воображение. Однако фотографии убитой странным образом ее заинтересовали. Что можно сказать по снимку? Немного. Но в Мастерсон чувствовалось нечто неординарное. Она одевалась по-деловому — стиль, который предпочитают многие американки. И в ней не ощущалось женственности итальянки. Лицо сосредоточенное, однако в нем было что-то необычное. Под кажущейся суровостью — за морщинками у глаз и жесткой складкой у рта — таилась некая природная мягкость. Создавалось впечатление, будто убитая пыталась казаться при жизни более твердой, чем была на самом деле. Возможно, она была бы в общении вполне приятным человеком, если бы удалось познакомиться с ней поближе.
Флавия улыбнулась, представив, как бы фыркнул на это возведенное ни на чем предположение Боттандо. Одного взгляда на Боволо было достаточно, чтобы понять: этот человек придерживался тех же методов полицейской работы, что и ее начальник.
— Полагаю, вы отработали окружение ее коллег? — спросила она.
Комиссар опять повел себя так, будто не был уверен, что это с ее стороны: вежливость или насмешка, но на всякий случай предположил худшее.
— Естественно, — авторитетно ответил он, но тем не менее извлек из груды на столе очередной лист бумаги. Нацепил на кончик носа очки и внимательно ознакомился с документом, словно хотел убедиться, что в нем за последние пять минут ничего не изменилось. — Вот их вполне разумные личные объяснения. И скажу сразу, пока вы не задали очередной вопрос, мы осмотрели в номерах их одежду и не обнаружили ни единого пятнышка крови, ни окровавленного кинжала, ни дневника с признанием. Профессор Робертс и доктор Коллман обеспечивают друг другу алиби — они вместе ходили в оперу. Доктор Ван Хеттерен обедал с друзьями неподалеку от железнодорожного вокзала. Доктор Лоренцо оставался дома — это подтверждают друзья и слуги. Все четверо ни на минуту не покидали главного острова. Остается доктор Миллер.
— Расскажите мне о нем, — попросила Флавия. — Полагаю, у него не было свидетелей.
— Не было, — кивнул Боволо. — Одно время мы тоже возлагали на это надежды. Хотя и он по причине забастовки не мог уехать с острова. Выяснилось, что сразу после десяти он вышел на кухню и попросил минеральной воды запить снотворное. И, разговаривая с кем-то из служащих, принял таблетку. А потом сразу же отправился в кровать.
— И тем не менее он единственный из всех, за кого никто не может поручиться и сказать, где он был во время преступления.
— Это так. Но швейцар готов поклясться, что после шести никто не уходил и не приходил. Значит, если он был на острове в десять, то был там же и в девять. Следовательно, убийства не совершал. Кроме того, все члены комитета — известные люди и у них нет никаких разумных поводов для убийства. Они принимали участие в мирном научном мероприятии, а не в мафиозной разборке.
— Таким образом, вы исключили всех ее коллег и пришли к выводу, что преступление совершил грабитель-одиночка? — задумчиво проговорила Флавия.
— И придерживаемся этой точки зрения до сих пор, — кивнул в ответ комиссар. — Если вы, конечно, не предложите нам чего-нибудь более разумного. — Ну-ка попробуй только осмелься, говорило выражение его лица.
— А это что такое? — Она ткнула пальцем в сторону еще одного пакета.
— Это? Всего лишь ее почта, которую доставили утром. Мы ее изъяли. Думали, найдется что-нибудь полезное. Но не нашлось. Забирайте, если хотите. Копайтесь. Там все исключительно об искусстве.
Флавия быстро просмотрела корреспонденцию. Инструкции и заметки из музея убитой, письмо из фотоагентства и пара счетов. Маловдохновляюще. Она сложила бумаги в одну стопку.
— И все-таки как-то странно. — Флавия ощущала внутренний дискомфорт. — Убийца рвет распятие у нее с шеи, но в итоге оставляет на месте преступления. Кстати, вы не проверяли, она католичка?
— Не думаю, — покачал головой Боволо. — Вы же знаете американцев — только вопят, что верят.
Ну вот, еще один народ не устраивает нашего комиссара. Кажется, он вообще не склонен мириться с разнообразием культур мировой цивилизации.
— Если хотите, снимите со всего копии. — Флавия удивилась его неожиданно щедрому порыву к сотрудничеству. — Естественно, кроме фотографий. Только потом верните и никому не показывайте. Вы же понимаете, все это конфиденциальные документы.
