условием добросовестного обслуживания. Если, по его словам, они захворают из-за моей простуды, завтра обо мне некому будет заботиться.
Я позволил им удалиться, но лишь после того, как появится флестрин-наздак. Тогда упомянутый слуга самоотверженно согласился остаться, предложив отпустить остальных. Я же посоветовал ему дожидаться прибытия его превосходительства Гурго снаружи. Мое предложение пришлось ему по душе — насколько можно было судить по той поспешности, с которой он воспользовался веревочной лестницей.
Оставшись один, я положил перед собою платок с вчерашней находкой. В кармане брюк у меня лежала карманная подзорная труба. Выкрутив одно из увеличительных стекол, я вооружился им вместо лупы, чтобы приступить к осмотру загадочных костей. Как я уже говорил, вчера они не вызвали во мне чувства, сходного с тем, какое могли вызвать человеческие кости нормального размера. Поэтому побудительным мотивом к осмотру послужило любопытство, вполне простительное для корабельного хирурга. Появилась возможность тщательнее изучить внутреннее устройство лилипутского тела и понять, только ли размеры тела отличают нас друг от друга? Ответ на этот вопрос я поначалу пытался найти в лилипутских книгах. Но оказалось, что в этой стране существует категорический запрет на изучение устройства человеческого тела и даже на изображение костей и внутренностей.
Когда я развернул платок, череп откатился в сторону, подобно средних размеров бусинке. Взяв его двумя пальцами, большим и указательным, я задумчиво повертел его в руках. Нет, воистину мы с лилипутами слишком разные существа. Ничто в этом желтоватом шарике неправильной формы не вызывало в душе моей никаких чувств.
Я поднес череп к глазам и взглянул на него сквозь увеличительное стекло. В ту же минуту пальцы мои дрогнули, так что я едва не уронил рассматриваемый предмет. Ибо теперь-то я ясно увидел настоящий человеческий череп, бывший некоторое время назад вместилищем мыслей и суждений, подобных тем, которые зарождались в моей голове.
Вдобавок я понял, сколь поистине ужасной была моя находка — ведь этот человек, возможно, еще при жизни оказался злодейским образом замурован в стену!
Тотчас новая пугающая мысль пришла мне в голову. Вспомнив о том, что жилище мое некогда было лилипутским храмом, я тотчас вспомнил и об ужасном обычае человеческих жертвоприношений, присущем некоторым примитивным культам. Что я знал о лилипутской религии? Ничего, кроме невнятного рассказа о религиозном расколе между тупоконечниками и остроконечниками. Как в свое время сообщил мне кормолап Гурго, непримиримые враги не могли решить, с острого или тупого конца следует разбивать за завтраком вареное яйцо.
Более я ничего не знал о религиозных воззрениях лилипутов. Следовательно, можно было предполагать что угодно, в том числе и существование кровавых жертвоприношений сродни тем, с которыми столкнулись испанцы в Мексике.
Увлеченный изучением вечерней находки, я пропустил момент появления кормолапа. Потому меня застал врасплох его испуганный возглас:
— Куинбус Флестрин, что вы делаете?!
Я оторвался от изучения останков и поприветствовал Гурго. Он не ответил. Несмотря на мелкость черт, я ясно различал неописуемый ужас на его лице. Я успокаивающе улыбнулся, но на улыбку мою он ответил совсем странно. В руке его появился меч, он угрожающе выставил его вперед и в то же время осторожно попятился к краю.
— Если вы осмелитесь приблизиться ко мне, я позову на помощь, — объявил он тонким дрожащим голосом. — Учтите, на улице меня ждет эскадрон конных лучников. Они живо забросают вас отравленными стрелами.
— Что это значит? — растерянно прошептал я (тут следует отметить, что в разговоре с лилипутами я всегда стремился сдерживать громкость своего голоса, дабы не причинять им неудобства). — Что я такого сделал?
— Вы еще спрашиваете? — возмутился кормолап, не убирая своего оружия. — После того, как я застал вас за чтим отвратительным занятием? — при этом он указал острием меча на кости. — Какой ужас! А ведь я считал нелепыми слухи о вашем каннибализме!
Только теперь я понял причину его нелепого поведения. На столе валялись обглоданные мною за завтраком говяжьи кости. Кости, лежащие здесь же, были восприняты моим другом как часть чудовищной трапезы. К тому же, стоя внизу, он не мог окинуть взглядом весь стол, и распалившееся частностями воображение дорисовало чудовищную картину каннибальского пиршества.
Я постарался развеять его подозрение и рассказал, при каких обстоятельствах обнаружил останки. Поскольку я в свою очередь заподозрил лилипутов в принесении человеческих жертв, то некоторые детали осмотра были мною утаены от его превосходительства.
После моих объяснений лицо его превосходительства не только не прояснилось, но, казалось, омрачилось еще больше; правда, он убрал меч в ножны и принялся слушать меня с удвоенным вниманием. Я рассказал ему об уловке, которой я воспользовался, чтобы избавиться от присутствия слуг и посетителей. Гурго облегченно вздохнул. По его словам, особенности отношения лилипутов к смерти таковы, что публичное рассматривание останков умершего считается кощунством. К счастью, согласно мнению лилипутов, я человеком не являюсь, и значит, обнаруженные кости он видит как бы в одиночку. Я хотел было поднять его, но остатки недоверия заставили его превосходительство отказаться от моей помощи. Кормолап воспользовался веревочной лестницей. Поднялся он ловко и быстро, хотя время от времени я ловил на себе подозрительные взгляды флестрин-наздака. Всякий раз я успокаивающе улыбался ему, забывая о том ужасном эффекте, который оказывали на лилипутов мои огромные зубы.
Взобравшись на стол, Гурго приблизился к костям и присел на корточки перед ними. Что-то привлекло его внимание, он сначала наклонился к костям, затем резко выпрямился, спешно отошел на два шага и огляделся по сторонам. Я понял, что он ищет обнаруженную мною нишу. Наклонившись, я осторожно вынул разбитую по моей неосторожности плиту. Гурго заглянул в нишу, ступил внутрь. Ниша оказалась для него вполне просторной; во всяком случае, Гурго, осматривая ее, поворачивался без особых проблем. В двух или трех местах он что-то соскоблил со стены миниатюрным кинжальчиком. Затем его внимание привлекло нечто на полу, какая-то вещица, столь малая, что я не мог ее разглядеть. Подняв эту невидимую вещь, он поднес ее к глазам. Мне показалось, что на крохотном личике обозначилось выражение ужаса — уже знакомое мне по первой реакции его превосходительства на лежащие передо мною кости. Гурго быстро спрятал находку в карман, не говоря мне ни слова. Я, разумеется, не стал ни о чем спрашивать. Но бледность кормолапа меня удивила.
— Поднимите меня на стол, — потребовал его превосходительство.
Я услужливо подставил ему ладонь и осторожно поднял на стол. Здесь кормолап словно забыл о моем присутствии. Он принялся расхаживать по столу, заложив руки за спину и старательно обходя оказавшиеся точнехонько на его пути найденные мною кости. Видя,
