– Это тот самый римлянин! – вскрикнул Мемнон и улыбнулся мне такой улыбочкой, которая, пожалуй, могла бы и рану нанести. – А ведь я поклялся отомстить тебе за тот удар!
Ород рванулся к свитку. Они его уже скатали, а рядом с ним лежала стопка листов папируса – несомненно, черновик договора. Парфянский посол протянул руку к свитку, а я сделал выпад гладиусом и распорол ему руку от запястья до локтя. Он вскрикнул и отскочил назад.
– Ну, нет! – прошипел я. – Этот свиток принадлежит мне. И очень скоро мы станем свидетелями суда по обвинению в измене, и некоторые из вас будут распяты, когда я представлю это царю Птолемею, а затем и Сенату.
Мемнон засмеялся.
– Римлянин, ты, кажется, уже решил, что сможешь уйти отсюда живым? Ты ошибаешься.
После этих слов он бросился на меня, чуть присев и шаркая по полу. Судя по всему, судьба свела меня с опытным бойцом. Я двинулся ему навстречу, как меня учили, в стиле, принятом у гладиаторов, твердо упираясь пятками в пол. По пути я прихватил хилый египетский стул, чтоб использовать его в качестве щита. Мемнон – с той же целью – навернул на левую руку плащ.
Мой противник сделал выпад, целясь мне в лицо, но меч у него был греческий, длиннее моего и с клинком, расширяющимся к острию. Выпад был какой-то замедленный, так что я просто отступил в сторону и нанес встречный удар. Когда делаешь выпад гладиусом, твоя рука сама становится мишенью. Поэтому гладиаторы всегда надевают доспех на правую, рабочую руку. Поэтому моя рука метнулась вперед и сразу же назад, быстро, как выпад змеи. Я хотел попасть Мемнону прямо в горло, но он отскочил назад и отклонил голову вбок, так что я всего лишь зацепил его острием за подбородок. Руку я отвел назад так быстро, что у него не было возможности нанести рубящий удар, но он тут же сделал колющий выпад, целясь мне в живот. Я отпрыгнул, немного неуклюже, поскольку ноги несколько затекли, пока я валялся под кроватью, и ударил стулом по его клинку. Этот удар мне, безусловно, удался, после этого я отвел свой импровизированный щит вбок, шагнул вперед и ударил Мемнона в грудь. Ни один фракийский гладиатор в цирке не мог бы нанести такой удар столь же точно.
Но македонец оказался опытным фехтовальщиком. Он ударил по моему клинку завернутой в плащ левой рукой и отбросил его к своему левому плечу, а сам скользнул вперед, снова целясь мне мечом в живот. Я опять резко опустил стул, и его клинок впился в одну из ножек, расколол ее и застрял там. Я отбросил стул в сторону вместе с застрявшим в нем мечом, сделал шаг вперед и вонзил свой гладиус в живот противника, прямо под нагрудник его доспеха, а потом направил его вверх, к сердцу. И, чтобы закончить дело должным образом, провернул клинок в ране, прежде чем его выдернуть, отчего следом выплеснулся целый поток крови.
Мемнон с грохотом рухнул поперек стола, сбросив с него лампу. Тут я с удивлением заметил, что взошло солнце, его лучи пробились через единственное узкое окошко. И я в первый раз с того момента, когда Мемнон бросился на меня, получил возможность рассмотреть, чем занимаются остальные мои противники.
Ород исчез. Я не слышал, как он сбегал по лестнице, но я же был здорово занят. Бой не на жизнь, а на смерть сильно ограничивает способность воспринимать окружающее. Я высунул голову в окно и увидел лишь спину парфянского посла, он бежал в сторону дворца Птолемея, прижимая раненую руку к телу. И в этот же момент входная дверь резко распахнулась, из нее выскочил Атакс и стремительно рванул в сторону Ракхота. В руках он держал что-то громоздкое. Я взглянул на разбитый стол. Свитка там не было.
Надо было бежать вдогонку, но прежде нужно было проделать кое-что более срочное. Я уже хотел было помочиться на Мемнона, но быстро передумал. Не так уж это и хорошо – оскорблять тело мертвеца. Я никогда не был суеверен, не страдал излишними предрассудками, но осторожность не помешает. Вспомните только, что случилось с героем Ахиллом после того, как он прицепил тело Гектора к своей колеснице и тащил его по полю. Так что сейчас мне вполне подошла какая-то ваза. Я вложил меч в ножны, даже не удосужившись его вытереть. Еще одна работа для Гермеса.
Я вовремя выскочил на улицу, чтобы успеть заметить, как маленькая фигурка Атакса исчезла за углом театра. Я бросился за ним, вызвав немалое удивление горожан, уже начавших появляться на улицах.
Это была очень интересная погоня. У каждого из нас имелись свои преимущества и недостатки. А ставки-то были очень высоки! Жрецу мешал тяжеленный свиток, но он успел далеко вырваться вперед. Он был бывший раб, который, по всей вероятности, никогда ни часу не тренировался в палестре, не говоря уж о выступлениях на стадионе, тогда как я прошел нашу обычную военную подготовку, хотя сейчас и пребывал не в лучшей форме. Если Атакс успеет добраться до своего храма, то окажется в безопасности. Я ведь римлянин и нахожусь в городе, где на нас точат зуб многие, и недалек тот день, когда мы станем объектом прямой, ничем не скрываемой ненависти.
Сейчас улицы Александрии играли в мою пользу. Широкие, длинные и прямые, они не давали Атаксу практически никаких возможностей скрыться от меня больше чем на несколько секунд. Я нагонял его, горя нетерпением схватить, но тем не менее не делая никаких мощных рывков вперед, чтобы не свалиться, задыхаясь, на мостовую, прежде чем мы доберемся хотя бы до Ракхота.
Мы миновали рыночные лотки, пробежали мимо скрипучих и грохочущих крестьянских повозок, ревущих, дурно пахнущих верблюдов и даже парочки слонов, направлявшихся на какие-то церемониальные мероприятия на Ипподроме. Перед нами бросались врассыпную курицы, а кошки провожали осторожными, испуганными взглядами. Люди смотрели на нас с интересом, но тут же возвращались к собственным делам. В Александрии часто случаются всякие происшествия, а наш спектакль, скорее всего, не был таким уж интересным.
Я заметил, что в толпе преобладают более темнокожие люди, чем раньше. Белых передников и черных париков стало значительно больше. Мы были уже в Ракхоте. И теперь я остро почувствовал, как мне мешает моя римская стрижка и мое типичное для римлянина лицо. Если бы я гнался за египтянином, меня бы, вероятно, тут же растерзала бы толпа. Нужно было догнать и схватить Атакса и убраться отсюда, пока они не решились на что-то подобное.
Я настиг его в самом конце улицы, в том месте, где она выливалась в широкую площадь, окружающую Серапеум. Меня так и подмывало ткнуть его мечом в спину, но подобное возмутительное деяние на глазах у публики, несомненно, кончилось бы моей смертью, вероятно, на алтаре какого-нибудь отвратительного местного божка с головой бородавочника. Так что вместо этого я просто ухватил жреца за плечо и развернул лицом к себе.
Он был красный как рак, тяжело дышал и к тому же дрожал от усталости и напряжения погони. Я втолкнул его в узкий переулок между двумя зданиями. Парочка кошек зашипела на нас, прекратив свою схватку за бренные останки какой-то рыбки. Торжествуя победу, я резким движением вырвал заветный свиток. Атакс неловко потянулся за своим коротким топором, но я пнул его ногой в пах, и наглый жрец тут же забыл о своем намерении.
– Не вздумай меня путать с каким-нибудь безруким математиком, Атакс! – проговорил я. А он уже корчился от боли, упав на камни мостовой. – Никакому жалкому беглому рабу никогда в жизни не справиться с Цецилием Метеллом!
– Сколько ты хочешь, римлянин? – задыхаясь, выговорил он. – Я сделаю тебя таким богатым, каким ты и мечтать не мог! Перед нами целая страна, готовая для разграбления!
– Я очень хочу увидеть, что с тобой сделает Птолемей. Или, возможно, твои собственные последователи, когда они узнают, что божественный Атакс на самом деле беглый греческий раб в парике и с фальшивой бородой. Царская стража нагрянет в твой храм и вдребезги расколотит твою хитроумную статую фальшивого бога, а потом вскроет полы и вытащит оттуда все трубки, которыми ты пользовался, чтобы дурачить публику. Тебя, по всей вероятности, разорвут на части эти бедные жрицы с исполосованными кнутом спинами, а потом еще и сожрут твои останки. Такой будет их месть.
– Ты слишком веришь в Птолемея, римлянин, – заявил в ответ Атакс. – А его время уже истекло, точно так же, как владычество Рима в Египте. – Фальшивый пророк уже сумел подняться с колен.
– Никогда и никоим образом, особенно после того, как я принесу в царский дворец вот это. – И я потряс свитком перед его лицом.
– Это может оказаться не так просто, как тебе кажется, римлянин, – заявил Атакс, что и впрямь было недалеко от истины. Я находился в Ракхоте, а нынче в этой части города настали скверные времена для римлян.
– Прощай, я непременно приду полюбоваться на твою казнь, если, конечно, ты доживешь до смертного приговора.
После этих слов я повернулся и пошел к выходу из этого переулка. Прежде чем выйти на улицу, я остановился и огляделся. Улица заполнялась народом, но никто не обращал на меня никакого внимания. Но как только я покинул заветный тупик, за моей спиной раздался ужасающий вопль, который тут же оборвался. Я мог только вообразить, что это Атакс заорал от бессильной ярости. Но тут что-то мягкое ударило меня прямо в спину и затем упало на мостовую. Я обернулся, пораженный. У моих ног неподвижно лежало нечто серое и пушистое. Все произошло столь неожиданно, что я сперва даже не понял, что это такое. Но тут Атакс промчался мимо, выскочил на улицу и, указывая на меня, заорал, выкатив в ужасе глаза:
