с показаниями Гаррисона, который, по его словам, сразу побежал на корму, но, с другой стороны, не слишком им противоречил. Я сделал пометку в блокноте и решил сменить тему.
— Вы ведь ирландец, если я не ошибаюсь?
— Ну да, — криво усмехнулся он. — А вы?
Кивнув, я спросил:
— Ваша семья в Ирландии или здесь?
Конвей поник.
— Боюсь, о семье говорить не приходится.
— У вас есть кто-то из родных в Лондоне?
— Я живу один, — сказал лоцман, не отрывая взгляд от одеяла.
— Вы были женаты?
Он коротко кивнул. Выходит, я догадался правильно: памятные вещички он при побеге ни за что не оставил бы.
— Вы как-то связаны с ИРБ?
— Я их идеи не поддерживаю, — пробормотал Конвей, глянув мне в глаза. — Больше не поддерживаю…
У меня екнуло сердце.
— Значит, когда-то вы их разделяли?
— Не буду прикидываться — я знаю, к чему вы ведете, — вздохнул лоцман. — Признаюсь, у меня есть друзья в Братстве. Я посещал некоторые их собрания. — Помолчав, он добавил: — Даже ставил подпись напротив своей фамилии.
Я с трудом скрыл охвативший меня ужас.
— Сколько раз вы ходили на собрания?
— Два или три раза. А потом перестал.
— Почему?
Его руки беспокойно задвигались по одеялу.
— Ирландии нужна автономия. Мы должны сами управлять своей судьбой, но не за счет жизней невинных людей. В любом случае, все эти взрывы лишь ожесточают англичан, заставляют их закусить удила. По-моему, это результат их многолетних войн с французами, в которых они все-таки одержали победу. Вы родились в Ирландии или уже здесь? — прищурился он.
— В Ирландии, хотя ровным счетом ничего об этих временах не помню. Родители перебрались сюда в сорок седьмом из графства Арма.
Конвей кивнул.
— А мы переехали в Ливерпуль в сорок восьмом. Нас у родителей было четверо. Двоих похоронили, и мать убедилась: надо уезжать. И отца убедила. — Он слабо улыбнулся. — Господи, мама была вдвое меньше папы, но в ту ночь, когда мы потеряли Молли, толкнула его в грудь и заявила, что уезжает, а он пусть как хочет. Когда она начинала говорить таким тоном, отец всегда ее слушался. И мы тоже.
Не знаю, что разглядел Конвей в моих глазах, но его черты смягчились.
— Влипли вы в это дело, да?
— Газеты сообщают, что на месте железнодорожной катастрофы найден динамит и флаг Братства, — вздохнул я. — А тут еще вы у штурвала «Замка Байуэлл». Знаете, сколько желающих найти связь между этими событиями?
— Разве на «Принцессе» тоже обнаружили взрывчатку и флаг? — удивленно моргнул лоцман.
— Пока нет. Корабль еще не подняли со дна.
Конвей тихо хмыкнул.
— Теперь расскажите, кто на вас напал.
Мы встретились взглядами.
— Я стоял у штурвала, капитан и впередсмотрящий убежали на корму, так что вокруг никого не было. В этот миг кто-то подкрался сзади, набросил мне на шею веревку и дернул на себя. — Он отодвинул ворот больничной рубахи и показал длинную красную отметину. — Я не ожидал нападения и не сразу среагировал. Так или иначе, я умею не терять головы, поэтому ударил ногой назад и угодил нападавшему в колено. Тот ослабил хватку, и я швырнул в него первое, что попало под руку, но тут же получил удар в живот. У меня в кармане был нож; я сделал выпад и, по-моему, поранил ему руку. Он врезал мне снова — так, что зазвенело в ушах, а я опять ткнул ножом. Не знаю, куда попал, но этот человек взвизгнул и сшиб меня на палубу. Больше ничего не помню.
— Как выглядел ваш противник?
— Кудрявый, волосы светлые, в кепи.
По описанию таинственный незнакомец походил на того, что напал на Эйрса, и я уточнил:
— Насколько светлые?
— Почти белые, — ответил Конвей. — Лет двадцати или двадцати пяти. Пониже вас, но сложение крепкое.
У меня по спине пробежали мурашки. Два блондина атакуют рулевых — бывают ли такие совпадения? Или это один и тот же человек? Но как ему удалось столь быстро перебраться с одного судна на другое? Напал на Эйрса, потом бросился в воду и по канату взобрался на борт «Замка Байуэлл»? Невозможно…
— Не смотрите на меня так! Может, я и не все помню, однако с ума еще не сошел! — с негодованием заявил Конвей. — Мне не померещилось!
Не успел я объяснить, что верю его рассказу, как занавеску отдернули в сторону, и перед нами возникла медицинская сестра.
— Простите, но пациентов беспокоить нельзя, а вас в палате очень хорошо слышно, — неодобрительно произнесла она.
— Да-да, конечно. — Я положил руку на плечо Конвея. — Я вам верю, не переживайте. Все выяснится.
Откинув край одеяла, лоцман схватил меня за предплечье.
— Я не сделал ничего предосудительного, — твердо и искренне сказал он. — «Принцесса» просто не должна была там появиться, а уж резко менять курс, да еще в такой темноте — тем более.
— Согласен с вами, мистер Конвей, — кивнул я, и он отпустил мою руку.
— Мистер Корраван, — тронула меня за локоть сестра. — Я должна попросить вас удалиться. Пациентам пора принять лекарства и поспать.
— Надеюсь, вы быстро поправитесь, — обратился я к Конвею. — Спасибо вам большое.
Проводив меня до лестничной площадки, сестра попрощалась и исчезла.
Я вышел из госпиталя, размышляя над словами лоцмана. Как неудачно, что он засветился на собраниях Братства! В противном случае подозрение с него снять было бы гораздо проще. Однако что сделано — того не воротишь. На самом деле это пятно на его биографии не изменило моего предчувствия: лоцман не являлся участником заговора. Вне всяких сомнений, меня обвинят в том, что я благоволю Конвею как соотечественнику, но у меня возникла неприятная догадка, что лоцман стал пешкой в чужой игре.
Прошло несколько дней с последнего моего посещения места катастрофы, и я снова направился к газовому заводу Бэктона. Оказавшись на южном берегу, встал и осмотрелся. День, слава богу, выдался довольно теплый. Небо заволокло, однако дождя ничто не предвещало. Под ливнем поднимать фрагменты затонувшего судна было бы не в пример сложнее, и сегодня работа шла бойко. Наблюдал за процессом не только я: дюжина предприимчивых лодочников возила любопытствующих к месту действия. Зеваки вытягивали шеи и что-то показывали друг другу со странной смесью ужаса и возбуждения.
Господи сохрани… Не хватало еще, чтобы несчастье превратилось в зрелище, за которое люди готовы платить деньги.
Начался отлив, и над водой показался окрашенный в красный цвет верх кожуха гребного колеса. Трое мужчин потыкали его шестами, пытаясь убедиться в устойчивости конструкции.
Вскоре в реку спустили водолаза.
