к бабе подался. Пятый день уже. Его выкрали шпионы. И сейчас допрашивают, что ему известно об их делах. Может, даже мучают. А может, уже и убили.
В комнате повисла тревожная тишина. Алексей Николаевич замахал руками:
– Погоди хоронить человека. Найду я капитана, рано или поздно найду.
– Лучше не поздно.
Сыщик взялся за дело. Сначала он вытребовал «Биржевые ведомости». Просмотрел колонки с доходными бумагами и сказал:
– Вот они.
Продан склонился и прочитал, куда ткнул пальцем Лыков:
– «Облигации Товарищества Лодзинской ткацкой мануфактуры. Эмиссия тысяча девятьсот девятого года, номинальная цена – сто рублей, квартальный доход – два рубля тридцать семь копеек». Ну, возможно, они. А может, и нет.
– Других бумаг с таким доходом я не нашел. Одной газеты мало, нужно поискать в других источниках. Я немедленно дам телеграмму в департамент, там есть такой Анисимов, он разузнает точно.
– Объясни, почему ты так вцепился в эту запись, – потребовал контрразведчик. – Неужели только лишь из-за странного профита?
– Потому что больше не во что – это первое. И запись свежая, сделана незадолго до того, как Аристарх Павлович пропал, – это второе. Что-то его заинтересовало в связи с лодзинской облигацией. Ты знаешь, чем капитан занимался в последнее время. И кстати, скажи: те два австрийских агента, которых мы взяли на кладбище, признались?
– Нет, оба молчат. Твердые ребята, не удается их расколоть. И улик для полноценного обвинения маловато.
– То есть Сферин продолжал дознание по этому делу?
– Да, ему поручили найти новые доказательства.
– Ага. Он искал и наткнулся на странный купон. Ты вот что, высокоблагородие, займись-ка тоже делом. А именно изучи местные газеты – не мелькает ли там наша облигация. Смотри объявления: или предлагают к погашению, или продают, или кто-то нашел на улице и ищет хозяина.
Продан задумался:
– Полагаешь, это пароль?
– Или сигнал. Еще просмотри арестованную корреспонденцию тех двух агентов – не мелькал ли в их бумагах такой купон.
– Слушаюсь, ваше высокородие!
– А я пойду еще раз обыщу квартиру капитана. Не верю, что вы ее хорошо осмотрели. Где он живет?
Игорь Алексеевич погрустнел на глазах:
– Может, уже и не живет…
– Не кисни, а скажи адрес.
– Козловская гора, дом Азанчевской.
Приятели расстались до вечера. В начале шестого Алексей Николаевич пришел в штаб корпуса. Продан уже ждал его в своей комнатушке. Завидев, вскочил и шлепнул на стол газету:
– Ну, ты сыщик! С заглавной буквы «С».
– ??
Игорь Алексеевич чуть не в пояс согнулся:
– Оказался прав в обеих своих догадках. Записи Огонь-Догановского, того самого, с железной дороги, содержат аналогичную пометку про рубли с копейками. А в «Смоленском вестнике» накануне ареста на кладбище было помещено вот такое объявление.
И подполковник указал на короткое сообщение: «Найден купон ценой два рубля тридцать семь копеек. Потерявшему обращаться по адресу Малая Энгельгардтовская, напротив Шеиновой башни».
– Сигнал к встрече, – уверенно заявил подполковник.
– Ты выяснил, чей это адрес?
– Не успел, – виновато развел руками Продан. – Времени не хватило. Потом, лучше наводить справки негласно.
– В сыскном отделении, где сидит предатель?
– Думаешь, он там, а не в канцелярии полицейского управления?
– Там, сволочь. Слишком быстро этот человек узнавал детали дознания. Письмоводитель из канцелярии так бы не смог.
Игорь Алексеевич посмотрел на товарища, как смотрят дети в цирке на фокусника:
– Может, и имя назовешь?
Статский советник ответил не задумываясь:
– Назову! Самый неприятный там человек – городовой Лягушкин. Всегда он мне не нравился.
– Не нравился, и только?
– Нет, не только. Цепочка от часов у него золотая. На какие шиши? Он ее прячет, но я видел кончик и запомнил.
– Наградные получил, – предположил ради спора подполковник.
– Тут амбиция. Вот увидишь: сегодня с поличным мы схватим именно его. На облаву Лягушкин не пойдет, вызовется сидеть на телефоне. Когда узнает про «улику».
– Да, – спохватился контрразведчик, – пора идти в городское управление пускать слух! А то скоро уже вечер.
Дальше они разыграли спектакль как по нотам. Явились с таинственными и важными лицами в приемную, заперлись у фон Вернера и вскоре вызвали туда Грундуля. Тот сообразно роли вышел от полицмейстера с маленьким свертком и шепотом сообщил секретарю:
– Во дела! Господин Лыков обыскал квартиру пропавшего капитана и такое нашел, что все дознание с ног на голову… Сыщик от Бога! Теперь мы всех злодеев быстро поймаем.
То же самое он повторил в комнате сыскного отделения, когда собрал весь его личный состав. Руга в это же время распространял слух о необычайно важной находке по управлению и Первой части. Не забывая дополнить, что улика у Грундуля.
На глазах у всего кадра Владимир Иванович запер сверток в своем столе. После чего объявил:
– Нынче вечером идем облавой на Поперечно-Моховую улицу. Приказ господина полицмейстера.
– А что там делать? – удивился Корнильев.
– Вот у начальства и спросишь, – отрезал коллежский регистратор. – Ну, кто желает остаться на эриксоне?
Сразу несколько человек начали канючить – никому не хотелось ночью шарахаться по Заднепровью. Но громче всех кричал причисленный к сыскному отделению городовой Лягушкин. Про боль в самом нутре, про невозможность ходить и упадок нервов. Он и победил в споре.
– Ладно, Лягушкин, оставайся, – приказал Грундуль. – Но в следующий раз учти: я все помню! Продолжишь волынить – вернешься в участок, будешь день и ночь на посту кемарить.
Когда стало темнеть, сыскные гурьбой вышли на двор. Дежурный сопроводил их до гимназии и вернулся обратно. За это время Руга успел забежать в кабинет начальника отделения и спрятаться там за портьеру.
Для титулярного советника потянулись трудные часы ожидания. Он не умел, как бывший пластун Лыков, долго стоять без движения. К тому же ему хотелось чихать и кашлять, чесался нос, и зудела спина. А тут еще городовой дважды заходил в кабинет и рылся в бумагах на столе начальника отделения.
Наконец Руга услышал, как дежурный запер входную дверь изнутри. Началось! Владимир Эдуардович вылез из укрытия и припал к замочной скважине. В полной темноте предатель на ощупь ковырялся в замке стола Грундуля. Кое-как открыл его, стал шарить внутри. Чертыхнулся, зажег огарок, при его свете отыскал нужный сверток, раскрыл и поднес к глазам. На листе бумаги было написано крупными печатными буквами: «ТЫ ДУРАК».
В эту секунду титулярный советник щелкнул выключателем. Яркий свет застал Лягушкина врасплох, он дернулся и выронил «улику». Помощник полицмейстера навел на него «наган» и взвел курок:
– Замри, иуда. А то выстрелю, и мне за это крест дадут. Владимирский!
Наступила тишина, и вдруг Лягушкин заплакал:
– Не губите…
Вместо ответа Руга пальнул в потолок. На выстрел сбежались перепуганные соседи. Когда спустя минуту Лыков с Проданом явились в сыскное отделение, предатель сидел на стуле и по-детски безутешно рыдал.
Статский советник взял его за ворот и спросил стальным голосом:
– Кому ты должен был передать секретные сведения?
Тот поднялся, вытер мокрое лицо рукавом и доложил:
– Депо шляп Кунина напротив Окружного суда, приказчица Анна Клуженштейн.
В этот момент в комнату ввалились остальные чины отделения во главе с Грундулем. Владимир Иванович услышал фразу и все понял. Грозно поводя усами,
