— А я? — встрепенулась Елена Федоровна, не слыша команд в свой адрес. Не сильная и не ловкая она, тем не менее, тоже может помочь при аресте преступника.
— Да, — «вспомнил» Константин Николаевич, — как же я так. Елена Федоровна, милостивая государыня моя! Вам также важное задание. По моему сигналу вы срочно отходите подальше. Не дай Бог он хоть заденет вас!
— Да, но я хотела, — заикнулась Елена.
— Не хотела, — ответил князь, мягко улыбаясь.
— Нельзя же так! — уже обозлилась будущая жена.
— Можно, — отмахнулся Константин Николаевич, — если с вами, сударыня чего-то будет, я себе этого не прощу. А государь-император Николай Павлович мне еще поддаст. Слышали ведь, он теперь ваш августейший родитель.
Елена Федоровна, сильно раздосадованная, притихла. Ведь, главное, никому даже пожаловаться нельзя. Даже дражайший и очень добрый монарх и тот по-мужски, начнет зудеть, мол, это не женское дело. А что, женщина — не человек? Сволочи!
Пока муж и жена обменивались так сказать «комплиментами», жандармы притихли. Как серые мыши! Они люди простые, далеко не дворяне, им этого видеть-слышать не положено, как благородные господа между собой лаются. Но потом, почувствовав, что перебранка прекратилась, оживились.
— Я, ваше сиятельство, клинком махать не буду, не взял, как и вы сказали, да и опасно. А вот свинчатку в кулак возьму. А то такой бугай, хоть левольвер бери, иначе спроворнет! — сказал жандарм помассивнее.
— А я стану а всем телом бить по его ногам, авось собью на пол, — добавил его сосед.
— Можно, и так и этак, — согласился князь, — но помните, он нужен нам здоровым и целым, чтобы мы представили его на суд публике.
И уже громко:
— Что робяты, пора идти. Милейший, рассчитай-ка нас!
И специально положил несколько серебряных полтинников и двугривенных. Деньги для князя не большие, но очень привлекают взор простонародье, особенно таких жадных до денег людей, как этот прижимистый хозяин.
Тот, подходя к столу, заметил деньги издали и уже шел не сколько к клиентам, сколько к ним.
— Сколько с нас? — барственно спросил князь, играя на публику. Хотя хозяину было уже не до них. У него были свои зрители — деньги.
— Три рубля сорок копеек, — сообщил он, толи доложив, сколько с них за обед, толи обозначив, сколько на столе денег.
Хотя, по большому счету, это было уже все равно. Жандармы, выходя из-за стола и пропуская хозяина, одновременно заходили ему за спину.
Сам Константин Николаевич, тоже встав из-за стола и отряхивая сюртук, как мундир ( все-таки военная косточка), начал вновь переругиваться с женой Еленой. Уже шутливо на показ.
Та (умничка), понимала, что руганью они отвлекают хозяина и виртуозно выражалась на русском языке. Без мата, разумеется, скромная же женщина-дворянка.
Одно ей не понравилось — девушку постоянно оттесняли от хозяина. А как тогда она будет помогать своему будущему, но все равно мужу?
Из-за этого она тоже ругалась, уже без всяких шуток. Но ничего не могла сделать. А Константин Николаевич, только когда почувствовав, что его будущая жена находится на безопасном расстоянии, подал обозначенный сигнал, возмущенно закричав: «А что так дорого!»
Хотя в другом случае, это было бы напрасно. Хозяин все равно не собирался отдавать обед меньше, чем уже вытащенные деньги и начал объяснять, упираясь на дороговизну продуктов и топлива.
Деятельность жандармов он поначалу приял за рукоприкладство обиженных клиентов и не собирался сопротивляться. Подергаются, а потом и за обед оплатят и за сором денег дадут.
Жандармы такому подарку только обрадовались и наскоро уронив хозяина на пол, забили его в колодки. Сначала руки, а потом ноги.
Константин Николаевич присел около лежащего на полу хозяина. Несмотря на колодки, лицо его было ясным и доброжелательным. Это же, по сути, спектакль, а ему за это дорого заплатят!
— Как звать-то тебя, добрый человек? — спросил его князь, помня, что даже не узнал, как зовут преступника.
— Георгий Петрович Савин меня зовут, — представился хозяин и попросил: — вельможные господа, вы бы расковали меня. Я в обще-то и мухи не обижу.
Затем, как это уже было не раз, он пригрозил бы полицией, в конце концов, полицмейстером. Пообещав полицейскую облаву. Чистую публику под суд, конечно не отдадут. Но даже несколько часов в вонючей камере будут очень неприятными. И все это из-за каких-то нескольких копеечек!
Однако хозяин не успел начать свой любимый спич. Константин Николаевич громогласно объявил:
— Господа, если можно, обратите, пожалуйста, свой взор сюда!
Он адресовался, прежде всего, к «чистой» публике. Люди и так уже все активнее интересовались, кто это и за что они мордуют такого милейшего хозяина.
Обращение князя не осталось без взимания, посетители уже открыто смотрели на сценку у их столика.
Подождав (немного) и учтя повышенный интерес, князь Долгорукий повторил:
— Господа! Санкт-петербургская жандармерия арестовала Георгия Савина, который, прикрываясь ролью вервольфа, неоднократно убивал и грабил своих посетителей. Вервольфов в столице больше нет, не бойтесь ходить по улицам!
Рассказ князя был прерван воем хозяина, который только теперь понял, в какую катавасию он попал. И что колодки с нег снимут уже, скорее всего, после повешения. После стольких-то убийств ему даже тяжелая каторга не светит!
Пока он выл, Константин Николаевич прошелся к очагу. Зря, кстати, убийца открыл рот. Вой очень был в тему рассказу князю, быстро построив публику в нужный настрой.
Сам он, конечно, выть не перестал, но жандармы по знаку князя, отвесили ему несколько сильных затрещин, заткнув рот. Увы, но хозяину оставалось сыграть роль висельника, после чего душе его предстоит попасть к Господу Богу.
— В качестве весомого доказательства мы при всех вас берем вилку для жарки мяса, — обмотав ее платком о поднял над головой, — этой вилкой он убивал, как правило, со спины, маскируя под тяжелые укусы оборотня.
Кроме того, — он подошел к стойке и снял «волчьи» тапочки, прокомментировав: — вот эта обувь помогала идти Савину, как вервольфу, и не только убивая несчастных, но и пугая население и Санкт-Петербурга, и всей страны.
— Скажите, князь, а что это разве не вервольфы убивали? — послышался робкий женский голос из «чистого» зала.
— Никакой опасности больше нет, — объявил Константин Николаевич, пояснив: — то есть, конечно, вервольфа и раньше не было. Волки-оборотни — это страшные персонажи из сказок и легенд, в которые наивные люди верят, чем пользуются всякие темные люди, как Савин. Ну а если он арестован, то и опасности тоже не стало.
— Свидетелей этого ареста я попрошу записаться и потом выступить в суде, — попросил он публику, заметив появившихся полицейских чиновников.
Вот еще разница между XIX и XXI веками. Теперь уже не в пользу XXI века. В будущем хрена с два кто согласится идти в суд, только под охраной. А в текущем современном времени россияне чуть ли не в очередь вставали к чиновникам. И надо, и полезно!
Преступника повели в жандармской карете. За него можно было не боятся. И доведут, и в надежную камеру закроют и присмотрят, чтобы не повесился. Вешать его будут публично, с объявлением его преступлений и вин. М-да, это ведь если повезет и его удастся отмазать от костра. Ха-ха, большинство все равно считает, что он оборотень и от него можно спастись только огнем.
Константин Николаевич тоже очень хотел оказаться в жандармском управлении. Провести допрос, чтобы окончательно выяснить все детали, а завтра с чистой совестью венчаться вот с этой красивой, но как оказалось, уж очень егозой.
