Вход в тюрьму находился прямо у подножия башни. Когда я подошел к ней, оттуда как раз выходила группа знатных дам — либо жен заключенных, либо просто добросердечных прихожанок, выполнивших благотворительную миссию; одни плакали, другие несли опустевшие корзины, но все прижимали к лицам носовые платочки. В караульном помещении стоял тошнотворный запах, хотя стражники, видимо, уже не ощущали его. Проходя в двери, я успел заметить, как водная завеса отрезала нас от всего остального мира: наконец началась буря, предсказанная еще утром моей ногой.
Я показал охранникам выданный мне императором пропуск. Они направили меня в какую-то каморку, где начальник дневной смены внимательно изучил его.
— Понятно, его величество на редкость заботлив, — сказал он. — Упрись руками в стену и расставь ноги.
Я подчинился, и он прощупал меня сверху донизу, проверяя наличие оружия.
— Какой всеобъемлющий досмотр, — заметил я. — Продолжайте, такой массаж пойдет мне только на пользу.
— Служба есть служба, — сказал он. — Что там у тебя в сумке?
— Развлекательные приспособления.
Я раскрыл сумку. Вывалив ее содержимое на стол, он все досконально проверил. Я уже оставил ножи и мечи, но дубинки все-таки вызвали у него замешательство.
— Этим можно убить человека, — сказал он, подняв одну из них и стукнув по стене.
— Это не входит в мои намерения, — сказал я.
— Тем не менее, пусть они останутся здесь, — сказал он. — А остальное можешь забирать. Я прикажу одному из моих людей проводить тебя вниз.
— Вниз? — удивился я, забирая лютню и оставшиеся вещи. — Я думал, что тюрьма расположена в башне.
— Башня охраняет стены, — сказал он. — А тюрьма находится под ней.
Выслушав его приказ, один из стражников снял факел со стенной консоли.
— Следуй за мной, шут, — сказал он.
За очередной дверью оказалась ведущая вниз лестница. Когда мы спустились по ней, стражник дернул закрепленное в полу железное кольцо и открыл массивную деревянную дверцу люка, под которым также находилась лестница с уходящими во мрак на глубину шести футов ступенями.
— Он сидит там, в нижней камере, — сказал стражник.
— Спасибо.
Он остался возле люка, а я начал осторожно спускаться по ступеням.
— Может быть, отдашь мне факел? — обернувшись, спросил я.
— Он мне и самому нужен, — усмехнулся стражник.
— Но там же внизу темно. Как же я буду давать представление?
— Это не мои трудности, — сказал он. — Приятной тебе ночки.
Едва я спустился на глубину собственного роста, дверца люка надо мной захлопнулась, уничтожив последние зримые очертания этого мира. Наверху с лязгом задвинулись засовы, и в голове моей вдруг пронеслась ужасная мысль о предательстве, о том, что меня обманом завлекли и бросили в эту подземную ловушку. К счастью, справа от меня оказались грубые деревянные перила, и я, крепко ухватившись за них, нащупывал в темноте очередные ступеньки. Я уже начал подумывать, что эта лестница ведет прямиком к Гадесу и что скоро навстречу мне выйдет сам Орфей, возвращающийся из подземного царства, когда перила вдруг закончились вместе со ступеньками.
Вытянув вперед руки, я осторожно продвигался вперед. Не успел я сделать и пяти шагов, как чей-то голос крикнул:
— Стой!
— Привет, что случилось? — сказал я.
— Будь любезен, сделай пару шагов вправо, — сказал тот же голос. — А то еще перевернешь ведро с помоями.
— Отвратительная перспектива, — высказался другой голос справа от меня. — Послушай-ка, стой, где стоишь, а я уберу его подальше.
— Буду сердечно благодарен, — сказал я.
Раздался звон цепей, и кто-то быстрой шаркающей походкой направился в мою сторону.
— Все в порядке, — успокоил всех шаркун. — Я поставил ведро у себя под боком, если кому-то потребуется.
— Простите, — сказал я. — Но я ни черта не вижу.
Со всех сторон донесся печальный смех.
— Присоединяйся к обществу кротов, — сказал кто-то. — К братству безглазых. Не переживай, ты скоро привыкнешь.
— Ну что, бедолага, — произнес низкий бас, — тебя долго мучили?
— Благодарю за ваше участие, но я не слепой, — ответил я.
— Правда? Тогда ты попал не в ту темницу. Тебя действительно стоит пожалеть.
По камере эхом разнеслись хриплые смешки.
— Нет, я попал именно туда, куда мне надо, — сказал я. — То есть если среди вас есть император.
Ответом мне было молчание.
— Кто ты такой? — спросил все тот же звучный бас.
— Я Фесте, шут, — представился я. — Меня послали развлечь императора Исаака.
— Двигай сюда, — сказал тот же голос.
— А вы — император?
— Я говорю от его имени, — сказал он.
— Но как же мне узнать, здесь ли он сам? — спросил я. — Я должен развеселить его, иначе провалю все задание.
— Ты вовсе не шут, — проворчал раздраженный голос, явно принадлежавший человеку более почтенного возраста. — Ты убийца.
— Простите?
— Ты слышал меня, — продолжил он. — Ты думаешь, я не понимаю, зачем меня перевели сюда? Мой брат собирается тайно прикончить меня.
— Тише, мой повелитель, — предупредил басовитый. — Не выдавайте вашего местонахождения.
— Мой господин Исаак, — сказал я. — Я пришел сюда по приказу императора Алексея…
— Это я — император! — крикнул он. — А он — узурпатор!
— Простите меня, миропомазанный император, — сказал я. — Я всего лишь шут. Меня послали скрасить ваше заключение. Если это хоть как-то облегчит вашу душу, я могу остаться там, где стою, на безопасном расстоянии.
Возникла пауза.
— Ты и правда шут? — наконец спросил Исаак.
— Клянусь царем Давидом, — ответил я. — Клянусь и главным шутом, нашим Спасителем. Могу еще поклясться свиным рылом, гнилыми овощами, летящими с балконов, треснувшей лютней и пустым бочонком.
— Он и правда говорит, как шут, — сказал кто-то.
— Что же, если ты шут, то покажи нам свои трюки.
— Прошу прощения, мой господин?
— Докажи твою шутовскую удаль. Жонглируй.
— Жонглировать в темноте для зрителей, лишенных зрения? Ну, почтенная публика, это будет скорее напоминать метафору, чем представление.
Послышался легкий смех.
— При моем дворе шуты умели жонглировать с завязанными глазами.
— И я умею, — ответил я. — Однако если глаза завязаны у публики, то какой смысл в жонглировании?
— Но мы не глухие, — сказал он. — Будь добр, начинай.
Я нащупал в сумке три яблока и начал ими жонглировать. Народ вокруг меня вроде бы оживился и подался вперед. Такого странного представления у меня еще не бывало. В каком-то смысле все основывалось на чистом доверии. Я подбрасывал яблоки в воздух, доверяя собственной способности и понимая, что мне это удалось, только когда оно попадало в другую руку.
— Чем это ты там жонглируешь? — спросил низкий бас.
— По-моему, яблоками, — ответил я и, схватив одно из них зубами, с хрустом откусил от него кусочек, не переставая жонглировать двумя другими. — Точно, яблоками, — добавил я, громко чавкая. — Хочешь попробовать?
— Я сто лет не ел яблок, — сказал он. — Брось-ка одно сюда.
Я бросил одно яблоко в ту сторону, откуда доносился голос. Спустя мгновение я услышал, что оно попало в цель.
— А есть еще одно для императора? — спросил он.
Я бросил ему второе и услышал, что его тоже поймали.
— А ты очень ловок, приятель, — заметил я.
— Он стал моим телохранителем, — сказал Исаак. — Спасибо за яблоки.
— Вы можете приказать ему попробовать, чтобы проверить, не отравлено ли оно, — сказал я.
— Я уже попробовал, — ответил басовитый телохранитель.
— Остальные, между прочим, тоже не отказались бы! — крикнул кто-то.
— О боже, надеюсь, я принес их достаточно много.
Я начал раскидывать яблоки в темноту, откуда раздавались требовательные голоса. Для удовлетворения запросов моей публики понадобилось много яблок, и из всех припасов, которые я взял для подкрепления в ночи собственных сил, осталось то единственное, что я успел надкусить в начале номера.
На какое-то время все умолкли, с хрустом поедая фрукты.
— Скажи-ка, шут, что сейчас на улице: день или ночь? — спросил Исаак.
— Вечереет, мой повелитель. Как я понял, вас привезли сегодня утром?
— Да, вместе с моим другом, обладателем этого замогильного голоса, — сказал он. — Интересное местечко эта башня. Помнится, впервые попав во Влахернский дворец, я заходил в нее. Вряд ли я еще раз заглянул бы сюда по собственной воле, хотя внес свою лепту, обеспечив ее некоторым количеством узников. К счастью, никого из них уже не осталось в этой камере.
— Верно, господин, — отозвался кто-то. — Здесь вы среди друзей.
— Быть может, шут, ты приобщишься к философской дискуссии, которую мы вели до твоего прихода, — сказал Исаак. — Мы обсуждали аллегорию пещерного бытия Платона. Ты знаком с ним?
— Давненько я не перечитывал Платона, мой господин. Не могли бы вы освежить мои воспоминания?
