Ознакомительная версия.
– Как видите, я оказался прав, – надувался от гордости Вова. – Бриллиантовая шайка существует! И действует она в полном соответствии с моей теорией. Ее нетское ответвление прячется в склепе Збарасских.
– Ты же говорил, там бомбисты, – напомнила Лиза.
– Я проверил все варианты. Бомбисты отпадают! Месть изгнанных из гимназии за пьянство – тоже. Мне удалось подобраться к ним достаточно близко.
Это малодушные, мелкие натуры, которые не только бомбы для Вурдалака приготовить неспособны, но и меж собой передрались.
– Нет, концы с концами у тебя не сходятся, – сказала Лиза. – Ты говорил, члены шайки ездят по городам, грабят ювелиров и моментально скрываются. К чему им склеп?
Вова торжествующе поднял палец:
– Есть уточнение! Бриллиантовая шайка – могущественная тайная организация. Я думаю, в каждом городе она имеет группу, которая готовит налет, а потом растворяется в толпе обывателей. До другого налета.
– В Нетске никогда такого не было, – заметила Мурочка. – Это настоящие звери! Бедному старику Натансону голову разрубили надвое, а сына зарезали по всем медицинским правилам – пресечением сонной артерии. Так папа сказал.
– Уверен, куртизанку Пшежецкую тоже они задушили, – добавил Володька. – Должно быть, она отказалась идти грабить Натансона, и ее постигла расплата.
– Нет, тут другое! Каша считает, что Зося тайно была замужем за каким-то ужасным человеком, который заставлял ее дурно себя вести. Потом он ее убил, – сообщила Лиза. – Сперва Каша думала, это Матлыгин, а теперь у нее на подозрении Варнавин-Бельский.
– Нет! – вскинулась Мурочка. – Варнавин служитель искусства!
– Почему бы служителю искусства не быть злодеем? – философски спросил Вова. – А Бенвенуто Челлини? Он зарезал нескольких человек, а его самого отравили белым соусом.
– Бенвенуто при царе Горохе жил! Тогда все друг друга травили, – не сдавалась Мурочка. – Сейчас это не принято.
– Но Натансона-то зарезали! Нет, Варнавин очень подозрителен. Я ведь о нем навел справки. Представьте, псевдоним у него фальшивый! Оказалось, это его супруга была Варнавина-Бельская, некогда весьма известная в провинции актриса. Она в 1894 году скончалась в Астрахани от холерины. Муж ее тогда еще подавал кушать в третьем акте и никаким премьером не был. Он взял ее фамилию и даже имя – Варнавин-Бельский, Евдоким вместо Евдокии. А до этого он был отставной поручик Егор Осипович Сусликов.
– Ты сам сочинил всю эту гадость! – накинулась на брата Мурочка.
– Я не сочиняю. Я провижу и устанавливаю факты. Бриллиантовую шайку я как Пифагор вычислил – и вот зарезали Натансона. Я всегда знал, что возня с огнями у склепа связана с ювелирным делом. Ведь шпильку с камушками именно там нашли! Все это звенья одной цепи. И Рянгин так считает.
Лизина ложечка жалобно звякнула о блюдце, а сама Лиза закрыла лицо руками. У нее не было больше сил слушать Володькину болтовню. Она знала, что Ваня не придет. Он, конечно, поверил, что она его разлюбила!
– Лиза, душка, только не плачь, – робко попросила Мурочка.
– Ну вот, я тут распинаюсь, развлекаю светской беседой, пугаю, а она в слезы, – обиделся Вова. – Не такая уж Рянгин персона, чтобы из-за него рыдать.
– Ах, молчи, дурак! – оборвала его Мурочка. – Лиза, еще не поздно, он еще может прийти. Володь-ка сам письмо отнес – даже Гашу просить не пришлось.
– Господи, уже солнце садится! В восемь всегда является мой жених. Меня тетка только до восьми отпустила. Я не могу так больше! Не могу! – повторяла Лиза.
Бестактный Вова решил дать совет:
– Если все так серьезно, откажи Пиановичу – и дело с концом.
– Молчи, дурак! Лиза, мы что-нибудь придумаем!
– Конечно! Я сам все налажу, – пообещал Вова. – Тем более что мы собрались нынче на кладбище. Я распишу Рянгину, как ты убивалась и какая он свинья.
– Не надо ничего расписывать! – замотала головой Лиза.
– На какое еще кладбище? – насторожилась Мурочка.
– На обыкновенное, Серафимовское. Сама посуди: если эта шайка собирается в склепе Збарасских, после ограбления Натансона они там, конечно, тоже побывали. Возможно, спрятали добычу в тайник, оставили следы, улики, сигарный пепел – все, что полагается. Главное, тайник бы найти! Ванька обещал ломик захватить, чтоб внутрь, за решетку, пробраться.
Мурочка нахмурилась:
– Это скверно! В могилы лазить нельзя!
– Мы не полезем в могилы, только склеп осмотрим. Хотя в выпуске «Нат Пинкертон и черная печать» тайник как раз был в саркофаге…
– Ну и что? – топнула ногой Мурочка. – Если в гробу тайник, не лезьте туда. Я не хочу, чтоб тебе голову раскроили, как Натансону. И вообще, есть дела поважнее.
– Какие, позволь узнать?
– Ты сию же минуту отправишься к Рянгину и приведешь его сюда.
– А если он не захочет?
– Тащи силой!
– Не надо силой, – взмолилась Лиза. – Я понимаю: все кончено, и ничего не вернуть.
Мурочка уперлась:
– Как это не вернуть? Ни за что не поверю! Володька, чего ты сидишь?
Володька нехотя вылез из-за стола, вздохнул, сунул в рот ложку варенья, потом другую.
– Вот до чего я дожил! – мрачно проговорил он. – Мало того, что меня гонят из дому, от стола – я еще должен наступить себе на горло и устроить свидание с другим девушке, в которую влюблен уже десять лет.
– Какой же ты, Вова, болтун! – возмутилась Мурочка. – Здесь судьба решается, а ты шутишь.
– Хороши шутки! Наступили на разбитое сердце французским каблуком и требуют, чтоб я сказал спасибо. О, женщины, вам имя вероломство!
Он было ступил в сад, отбросив в стороны полосатые занавески, но тут же вернулся. За ним в беседку вошел Ваня Рянгин.
Лизе показалось, что за эти недели она совсем забыла, какой он, ее Ваня. Она помнила, конечно, его серые глаза в пестрых ресницах, и медный загар, и губы, которые жадно целуют. Но что-то совсем другое стало в нем заметно. Он, оказывается, очень высокий, худой, плечистый; щеки у него впалые, а рот жестоко сжат. С таким Лиза не рискнула бы на качелях кататься. Вот что значит Мурочкино: «Он совсем убит»! И это она, Лиза, с ним сделала!
– Добрый вечер, господа, – сказал Ваня, остановившись на пороге и не делая ни малейшей попытки продвинуться к столу с вареньем.
– Здравствуйте! Не желаете ли чаю? – спросила Мурочка тонким церемонным голоском.
Всем стало неловко, потому что Ваня совсем не смотрел на Лизу.
– Спасибо, я уже пил, – ответил он.
Глухая тишина обнаружила, что в беседку проникли две крупные, виолончельного зуда мухи. Они застенчиво кружили над столом, не решаясь присесть.
– Вова, ты совсем забыл! – наконец спохватилась Мурочка. – Мы должны пойти и отыскать для папы «Сожаление» в четыре руки.
– «Сомнение», что ли? – не понял Вова. – Так оно на рояле.
– Нет, «Сожаление»! Такой романс тоже есть. Ты не помнишь, где ноты?
Мурочка вытолкнула брата из беседки и потащила к дому. Лиза и Ваня молча стояли в разных углах. Лиза ежилась от Ваниного взгляда, направленного мимо нее, но готова была простоять в этой беседке хоть тысячу лет.
– Вы совсем другая с этой прической, – сказал Ваня наконец.
– Ах, это? Пустяки! Сейчас! Только не говори мне «вы»!
Лиза быстро, обеими руками, стала выдергивать из волос и бросать на пол шпильки. Потом потрясла головой, и растрепанная коса, медленно развернувшись из узла, упала ей на спину. На Ванином лице вымучилось что-то вроде улыбки.
Лиза собралась с духом и начала:
– Я должна рассказать, как это вышло. Если б ты знал…
– Зачем? – перебил он. – Все ясно. Никакие слова не нужны.
– Ах, нет! – вскрикнула Лиза.
Отчаяние придало ей голоса и сил. Она понеслась, едва переводя дыхание. Быстро выпалила и про «Викторию», и про взятые из кассы десять тысяч, и про сватовство, и про то, как она несчастна, несчастна, несчастна.
– Вон оно что, – потупился Ваня. – Ты говорила: судьба да судьба. Значит, это судьба и есть! Никого не спрашивает.
– Я ни в чем не виновата!
– Нет, конечно, – согласился Ваня. – Очень благородный поступок. Никто правды не знает, вот в городе и болтают всякие гадости. От этого еще хуже. Я всегда буду тебя любить. Ты необыкновенная! Меня в тот день, когда мы в беседке сидели – помнишь? – должно было молнией убить. Я очень этого хотел.
– Нет!
– Не надо плакать. Ты верно поступила, иначе было нельзя. Я теперь просто уеду, и все. Назад попрошусь, в Иркутск, – у меня там брат.
Только когда он это сказал, Лиза поняла, что все безнадежно. Слушая в гостиной разговоры про медовый месяц в Ницце, она всегда воображала, как они с Ваней удерут в Америку или случится еще что-нибудь в этом роде. Но если Ваня уедет насовсем, и она никогда больше его не увидит…
– Нет, нет, нет!
В одно мгновение Лиза обежала громоздкий стол с самоваром и бросилась к Ване.
– Не уезжай никуда! Не оставляй меня одну! – шептала она, и путала своими растрепанными волосами, и целовала куда попало – в губы, в щеку, в плечо, горячее под полотняной рубашкой. – Не отдавай меня им! Иначе я умру. Я умру без тебя! Я брошусь с моста! Или вену себе разрежу!
Ознакомительная версия.
