– Может, вам помочь, Евгений Карлович? – спросил подошедший охранник.
– Помочь, говорите, – остановился Фаберже. – Пожалуй что сможете. – Открыв коробку, он вытащил из него пять оставшихся пакетов. – В них золотые монеты, браслеты, колье. Герасим, спрячьте их, пожалуйста, где-нибудь у себя. Уверен, что большевики не останутся надолго. Мне нужно будет съехать на некоторое время… А потом, когда я вернусь… передадите их мне.
Охранник выглядел растерянным. Не такую помощь он хотел предложить: иное дело – поднести чемодан, придержать дверь, на худой конец, сбегать в противоположный конец города с каким-то поручением. А тут драгоценности…
– Или у вас другие планы?
– Я имел в виду нечто иное, – нерешительно взял пакеты верный охранник.
– Мне не требуется сейчас другой помощи. И еще вот что… можете идти домой. Охранять больше нечего.
Вернувшись в свой кабинет, Евгений Карлович вытащил блокнот и, перевернув страницу, записал: «Герас. – 5П, 20ЗМ, 5И, 3Б», что означало, пять пакетов с двадцатью золотыми монетами, пятью изумрудными браслетами и тремя бриллиантовыми колье.
Открыв ящик, Фаберже вытащил из него десять пакетов и аккуратно разложил на столе. В дверь, прервав его одиночество, негромко постучали.
– Входите, – откликнулся Евгений Карлович.
Это была Грэтхен Георгиевна, экономка, проработавшая в семье Фаберже без малого двадцать лет. Старая дева, посвятившая семье Фаберже всю свою жизнь. Евгений Карлович помнил ее совсем юной, когда она впервые перешагнула порог их дома. Хрупкая, с круглыми щечками, она вызывала умиление у всякого, кто ее видел. Время отняло у нее юношескую непосредственность и обаяние, как и уничтожило румянец на ее щеках. Чего оно не сумело сделать, так это расправиться с ее привлекательностью. Разумеется, она стала старше, но не сделалась грубее, скорее превратилась из робкой девочки в уверенную, сильную и привлекательную женщину, знавшую себе цену. Как-то однажды Грэтхен обмолвилась о том, что принадлежала к древнему роду немецких рыцарей, со временем обмельчавших настолько, что некоторым из них и вовсе было неловко добавлять к своей фамилии титул. Грэтхен была достойна куда лучшей судьбы, а уж милого семейного счастья, так это наверняка. Однако как-то не сложилось, а потому она передала всю свою нежность многочисленным внукам Карла Густавовича.
Ее чудный характер с годами не зачерствел, а, наоборот, сделался еще мягче, и чужую боль она воспринимала как свою собственную. От нее не могло укрыться, что в последние дни Евгений Карлович ходил сам не свой. Дело, которому семья Фаберже служила три поколения, было разрушено до основания в течение последнего года.
– Может, хотите чаю? – спросила она, ободряюще улыбнувшись.
– Нет, не нужно… Я сейчас занят.
– В последнее время вы очень озабочены. Может, я вам могу как-то помочь?
В этом была вся Грэтхен, участливая, добрая. Она всегда была готова прийти на помощь.
– Я справлюсь сам, – несколько растерянно произнес Евгений Карлович. – Хотя постойте… – остановил он шагнувшую к двери женщину.
– Да, Евгений Карлович.
– У меня к вам будет одна просьба…
– Конечно, Евгений Карлович, что желаете?
– Вы могли бы припрятать у себя вот эти изделия? – пододвинул он к ней пакеты, лежавшие на столе. На лице экономки застыл немой ужас. Предупреждая возможный вопрос, Фаберже быстро продолжил: – Признаюсь, я в скором времени ненадолго отъеду в усадьбу, хотелось бы, чтобы за ними кто-то присмотрел… А потом я у вас их заберу. Вы не возражаете?
Трепет понемногу сменился растерянностью, а потом красивые, аккуратно подведенные бледно-красной помадой губы разошлись в кроткой улыбке:
– Вы так считаете?
– Да, Грэтхен, считаю, – уверенно ответил Евгений Фаберже. – Вы нас очень обяжете, если сохраните все эти ценности.
– Не сомневайтесь, я сделаю все, как вы желаете, – ответила экономка.
Евгений Карлович аккуратно уложил небольшие пакеты на дно неприметной холщовой сумки.
– Вот так будет получше.
– Так я пойду?
– Ступайте.
Времени до отъезда оставалось всего-то два с половиной часа, а позаботиться удалось всего лишь о половине из оставшихся изделий. Нужно будет передать часть драгоценностей Сергею Бызову, содиректору петроградского отделения, еще можно распределить по надежным мастерам, но большую часть придется запрятать в кладке дома.
Взяв с собой коробку с драгоценностями, Евгений Карлович направился в библиотеку – здесь, среди многих фолиантов, лучшего места для сокровищ и не отыскать. Подтащив стремянку, он вытащил несколько книг, за которыми находилось вентиляционное окно, и осторожно потянул на себя решетку. Внутри размещалась небольшая ниша. Аккуратно сложив пакеты, он снова закрепил металлическую решетку и задвинул стеллаж.
Спустившись вниз, внимательно осмотрел пол. Где-то в углу под буковым паркетом должен находиться тайник (Карл Густавович был весьма предусмотрителен, когда при ремонте дома велел сделать несколько схронов). Сразу его не заметишь. У самой стены плашки паркета были немного пошире, но определить разницу можно было в том случае, если внимательно всмотреться.
Достав из стола клещи, Фаберже аккуратно подцепил гвоздь и вытянул его наружу, после чего приподнял сколоченный между собой паркет. Внизу находилась крышка под цвет бетона. Аккуратно приподнял ее. Внутри каменной кладки был неглубокий тайник, всего-то пятнадцать сантиметров высотой. Евгений Карлович бережно уложил в него драгоценности, после чего установил крышку на место.
Аркадий подъехал ровно в три часа ночи, как и обещал. Ночной Петроград казался вымершим. Лишь в отдельных окнах далекими маяками полыхал свет. Он прошел в прихожую, где его уже поджидали Евгений Карлович с матерью. Глянув в растерянное лицо Августы Богдановны, Аркаша предупредил:
– На Финском заливе сейчас ветер, будет холодно. Вы бы надели что-нибудь потеплее.
– Может, шубу?
– Вот только не надо никаких дорогих шуб. Это может привлечь внимание.
Посмотрев на мать, Евгений Карлович произнес:
– Я возьму твое коричневое пальто с меховым воротником.
– Это то, что нужно.
Через минуту Евгений Фаберже вернулся с темным пальто, перекинутым через руку.
– Может, присядем на дорожку? – предложил Аркадий. – Кто знает, как там обернется.
Евгений Карлович отрицательно покачал головой:
– Лучше не надо. Это не изгнание. Мы едем ненадолго и скоро все вернемся домой.
– Тогда пойдемте.
Вышли в промозглую ночь. По асфальту стелилась легкая поземка. Подхваченный порывом ветра, Евгений Карлович вышел следом за матерью. У парадного подъезда с выключенными фарами черным сугробом возвышался автомобиль.
– Располагайтесь, – распахнул Аркадий заднюю дверь.
Августа Богдановна разместилась на заднем сиденье, аккуратно подобрав длинные полы пальто. Евгений Карлович плюхнулся рядом, сильно качнув автомобиль. Захлопнув распахнутую заднюю дверцу, Аркадий устроился в водительском кресле.
– Надеюсь, что доедем без приключений.
Фары вспыхнули, осветив дальний угол здания, расплывшийся желтым светом. Машина, хищно заурчав, покатила по темному проспекту. Уже перед въездом в Невскую губу навстречу вышли три человека в солдатских зеленых шинелях, вооруженные винтовками. Наставив оружие, они потребовали остановиться.
– Спокойно, – проговорил Аркадий, притормаживая, – говорить буду я. Вы просто сидите.
– Это надолго? – беспокойно спросила Августа Богдановна.
– Надеюсь, что нет.
Остановив машину, Аркадий терпеливо подождал подошедшего солдата с красной повязкой на правой руке. Приоткрыв дверцу, приветливо спросил:
– В чем дело, товарищ?
– Кто таков? – смерил Аркадия хищным взглядом красноармеец.
– А ты разве не знаешь, кому принадлежит эта машина? – строгим голосом спросил Аркадий.
– На ней не написано.
– А надо знать… Она из гаража петроградской ЧК.
Подошли еще два красноармейца. Их обветренные лица тронули нехорошие улыбки, заставившие Аркадия посуроветь. Красноармеец, повернувшись к подошедшим бойцам, бодро объявил:
– Сиреня, глянь-ка на него… Мы тут чекиста задержали. – И уже зло, показав в оскале крепкие молодые зубы, выдавил: – А ну, вылазь из машины! Кому сказано!
Схватив с сиденья револьвер, Аркадий отправил первую пулю прямо в открытый рот говорившего, а вторую – в стоявшего за ним. Нажав на газ, ударил крылом машины третьего солдата, отошедшего на обочину. Раздался звук прогнувшегося металла, потом громкий вскрик: солдат, откинув от себя винтовку, повалился на смерзшийся грунт.
Машина, набирая скорость, устремилась по улице. Бабахнул выстрел. Ему вслед револьверный, уже поглуше.
– Кто это? – в ужасе воскликнула Августа Богдановна.
Из переулка выскочил матрос в бушлате, ленточки бескозырки завязаны под острым подбородком. Размахивая маузером, он что-то отчаянно кричал.
