– Я не занимаюсь защитой вашей собственности, сэр, – напомнил ему Питт, продолжая сидеть. – В данном случае меня интересует, как бы ваша собственность не была использована против вас. – Он опять посмотрел на Финли: – Кажется, сэр, у вас очень сильные и коварные враги. Полиция готова оказать вам всю возможную помощь, чтобы найти их и передать в руки правосудия.
Младший Фитцджеймс был бледен как полотно, лицо его покрылось испариной. Он с трудом сглотнул, словно ему сдавило горло.
– У меня много врагов, инспектор, – явно сдерживаясь, осторожно сказал Огастес. – Такова цена успеха. Это неприятно, но не пугает меня. Попытка опорочить моего сына провалилась. В следующий раз я сам приму меры, какие сочту необходимыми. Я всегда так поступаю. Благодарю за заботу о нашем благополучии, и спасибо, что служите закону. – На этот раз он дернул за шнур звонка. – Лакей проводит вас. До свидания.
Томас Питт отнюдь не был доволен результатами этого визита, но пока у него не было времени, чтобы продолжать заниматься этим вопросом дальше, да и на ум не приходило, как наилучшим образом разработать эту линию расследования. То, что Огастес сам заказал копию значка, было, по крайней мере, объяснимо, но как значок оказался в постели Ады в Пентекост-элли и каким образом попал в руки того, кто его туда положил, все еще оставалось загадкой. Питт не верил, что появление в комнате Маккинли значка, а затем запонки является простой случайностью.
Возможно, конечно, что это проделки некоего врага Фитцджеймса-старшего, стремящегося так жестоко и коварно отомстить ему, но, скорее всего, такая возможность мести возникла у кого-то из врагов Финли. Все члены «Клуба Адского Пламени» вполне подходили для этого. Почему они так быстро распустили свой клуб? Им стало скучно? Они повзрослели? У кого-то появилась возможность карьеры, где трезвость и прочная репутация были непременным условием, и это заставило остальных тоже образумиться и понять, что пришло время подумать о чем-то другом, кроме развлечений?
Или между ними произошла ссора?
Суперинтендант не мог избавиться от чувства, что именно так и было. Произошла ссора, и у Яго Джонса больше, чем у кого-либо другого из членов клуба, была возможность оставить вещи Финли в комнате проститутки Ады Маккинли. Перед глазами Питта стояло лицо Яго, когда он впервые допрашивал его и сказал ему об убийстве; он помнил страх в глазах священника, когда был упомянут клубный значок Фитцджеймса-младшего, найденный в кровати убитой.
Знает ли Финли, кто и почему попытался сделать его подозреваемым в убийстве? Возможно ли, что он с помощью отца сам разработал хитроумный план мести своим врагам?
Почему в таком случае он не признался в этом Томасу и не позволил ему разобраться с его врагами? Обвинение в краже или в том, что чужие вещи были умышленно подброшены в комнату проститутки, могли бы предать позору Яго Джонса. Такое обвинение погубило бы также и Хеллиуэлла и было бы страшным скандалом для его тщеславных тестя и тещи. Его самого перестали бы принимать в свете. Это была бы жестокая месть на многие годы, и жертва ее не переставала бы ежеминутно страдать от унижения и страха, не имея ни прошлого, ни будущего. Что может быть ужаснее для амбициозного человека?
Если Огастес не прибег к такой мести, на это должны быть причины. Возможно, занеся руку, он не опустил ее на голову жертвы, а оставил занесенной? Неужели ради того, чтобы потом потребовать от жертвы чего-то более значительного, он был готов отказаться от нынешнего торжества?
Не такая ли месть обернулась теперь против него и его семьи? А прелестная и легкомысленная Таллула? Неужели и она уязвима?
Питту и в голову не пришло подумать, что старший Фитцджеймс мог простить кому-либо обиду.
Кончился август с его удушливой жарой, наступили первые дни сентября. Совсем скоро должен был состояться суд нал Альбертом Костиганом. За два дня до его начала Питт отправился в полицейский участок Уайтчепела повидаться с Юартом и доктором Ленноксом. Они решили встретиться не в участке, а в одном из пабов на Свен-стрит. Здесь коллеги заказали пирог с голубятиной, сидр и сливовый пудинг.
Встреча была приятной. Леннокс рассмешил их историей об одном из своих пациентов, который, купив ванну, приглашал потом всех соседей по очереди полюбоваться ею.
Юарт был тоже в приподнятом настроении, потому что его старший сын завоевал право поступить в университет и теперь сдавал свои первые экзамены. Томас удивился, что мальчику удалось получить в школе Уайтчепела знания, достаточные для поступления в университет, но не стал обсуждать это. Однако инспектор сам объяснил это, сказав, что смог определить сына в закрытую школу, где тот получил отличное образование.
– У человека с образованием совсем другая дорога, – с печальной улыбкой, но не без горечи в голосе промолвил он.
Питт не мог не подумать о том, чего это стоило Юарту при его жалованье, и его уважение к коллеге заметно возросло. Видимо, это были сбережения всей его жизни. Но суперинтендант решил воздержаться от каких-либо высказываний. Не стоит вмешиваться в чужую жизнь. Он лишь одобрительно улыбнулся инспектору, но тот почему-то отвел глаза, словно смутился.
Они не касались убийства в Пентекост-элли до тех пор, пока не покинули паб и не направились к реке под тень огромных башен Тауэра. Вечерело, и воздух был очень свеж. Сумерки теперь наступали быстрее, чувствовалась близость осени, и кругом пахло увядающими цветами и пылью тротуаров, давно не мытых щедрыми дождями.
Они остановились на зеленом холме под главной башней и смотрели на реку, оставив на время позади дым и копоть большого города. Предзакатный воздух над тихими водами Темзы был золотист, как нежная кожица персика. Противоположный берег тонул в дымке. Почти над ними высился Тауэрский мост. В низовьях реки ничто не мешало ей свободно уходить в море.
– Вы собираетесь упомянуть на суде эмблему и запонку? – наконец нарушил молчание Питт, обращаясь к Юарту. Полиция должна была давать показания через два дня, и он не мог не обсудить эту деталь со своим товарищем по расследованию.
– Едва ли в этом есть необходимость, – осторожно сказал инспектор, искоса взглянув на Питта. – Это не имеет отношения к тому, что произошло.
– Я заходил к Фитцджеймсу, – тихо промолвил Томас, щурясь от лучей низкого закатного солнца. Его блики яркими пятнами играли на воде и серебрили рябь, оставленную только что прошедшим прогулочным пароходиком. Откатываясь к берегу, волны темнели. – Я спросил у него, не сам ли он сделал копию значка.
– У меня в этом нет сомнения, – сжал губы Леннокс. На его лице даже в этот солнечный день лежала тень печали. Усталость и постоянное напряжение оставили тонкие морщинки вокруг глаз и рта хирурга. Питт впервые подумал о том, какова личная жизнь у этого человека, где его дом, есть ли у него близкие, которые любят его и заботятся о нем, с кем он разделяет радость и смех, кому доверяет и с кем делится хотя бы частью своих бед и забот.
Юарт что-то говорил Томасу, но тот не слышал.
– Что вы сказали? – переспросил он, вернувшись в реальность. – Простите, я задумался.
– Фитцджеймс признался в этом? – повторил свой вопрос инспектор. – Тогда все ясно, не так ли? Нелепо, но, по крайней мере, понятно. Какой смысл упоминать об этом на суде? Это лишь вызовет вопросы, на которые мы не сможем ответить, да они теперь уже не так и важны. Я полагаю, он все же бывал там, вот и потерял эти вещицы. Но главное, что это было не в вечер убийства. А для нас важно только это.
– Копию значка изготовил не Финли, – возразил Питт. – Это сделал его отец.
– Не все ли равно? – отмахнулся Юарт, и по его лицу пробежала судорога отвращения, но тут же исчезла.
– Костиган клянется, что ничего не знает о значке и запонке, – сообщил Томас в вечернюю тишину. Все происходящее по-прежнему беспокоило его. В этом не было смысла. Он мог понять раздражение коллеги, он даже разделял его.
– Возможно, Костиган говорит правду, – тихо заметил доктор Леннокс. – Я по-прежнему думаю, что у Фитцджеймса-младшего были какие-то отношения с Адой, и даже если он не причастен к ее смерти, то все же мог быть ее клиентом. Я не верю, что кто-то украл у него эти вещи. Кто? Если только не сама Ада…
– Кто-то из его друзей, вернее, псевдодрузей, – ответил после минутной паузы Юарт. – Возможно, кто-то из бывших членов его клуба. Ведь мы не знаем, какие между ними были отношения. Свою роль могла сыграть зависть. Финли был богаче других, перед ним открывались намного более серьезные возможности в жизни. Он готовил себя к тому, чтобы в один прекрасный день получить высокое назначение. Другим же это и не снилось…
В голосе полицейского вместо праведного гнева звучало почти озлобление, столь разительно противоречившее мирной атмосфере этого ясного летнего дня. Питт невольно подумал о легко покупаемых возможностях Фитцджеймса-младшего и о том, во что обошлась его коллеге учеба сына, о бесчисленных, пусть и небольших, жертвах, на которые пришлось пойти семье Юартов, чтобы скопить нужную сумму. Поэтому он почти не удивился раздражению инспектора безответственным поведением Финли.
