– Господи, до чего же ты мнителен, Якоб! Я твой брат! Или забыл? – Бартоломей был вне себя. – Но ты всегда был таким! Или не ставил меня ни во что, или приписывал мне все грехи. А ты не думал, что я тоже мог заметить этот странный запах? Я не такой дурак, каким ты меня считаешь! У меня тоже появились кое-какие мысли. Поэтому я и подчеркнул запись. Но нет – ты тут же обвиняешь меня в убийстве! – Он с ненавистью взглянул на брата: – Ты и впрямь ничуть не изменился, Якоб. По-прежнему себе на уме, по-прежнему умнее всех. А на деле одно только хвастовство да пустые слова!
Якоб молчал. Он понял, что совершил ошибку. Из недоверия к собственному брату он что-то надумал, составил ложное представление о Бартоломее, которое не имело ничего общего с действительностью. Якоб вспомнил, как преследовал незнакомца по пристани. Ему показалось, что тот человек хромал. Но он захромал после того, как перепрыгнул на другой причал. Возможно, просто подвернул ногу. И то, что Магдалене он показался знакомым, могло оказаться лишь совпадением. И, несмотря на все это, Якоб подозревал брата…
Бартоломей прав, я дурак. Просто дурак. Хоть самому себе морду бей!
И все-таки палач не смог пересилить себя и попросить прощения. Он открыл рот, но слова застряли в горле. Вместо этого он сказал спокойно:
– Бартоломей, если ты не поймаешь своего монстра, он загрызет кого-нибудь из людей. Если уже не загрыз. Не исключено, что кто-то из пропавших – на его совести. Жена этого аптекаря, например, она ведь пропала в этом лесу. – Якоб спокойно смотрел на брата. – Попроси людей из городского ополчения, чтобы помогли тебе в поисках.
– Чтобы они прикончили Брута и забрали у меня Цербера с Демианом? Вот еще! Мы с Алоизием сами разыщем мерзавца, и потом…
– Дьявол, никакой это не мерзавец, это опасный зверь! – резко перебил его Якоб. – Пойми ты это наконец!
– Не вздумай мне указывать!
Бартоломей перешел на крик, и Алоизий робко отступил на шаг.
– Может, когда-то ты и мог говорить мне, что делать, старший братец! – в бешенстве продолжал младший Куизль. – Но это время осталось давно позади! Ты трус! Георг давно об этом знает, и Магдалена с Барбарой тоже скоро узнают.
Якоб с трудом сглотнул, лицо у него побелело.
– Так ты… рассказал ему?
Бартоломей насмешливо ухмыльнулся:
– Конечно. Можешь быть уверен, ты здорово упал в его глазах. Я ведь уже говорил тебе, что Георг хочет остаться у меня. И когда Барбара забудет этого своего артиста, то и она, может, поразмыслит об этом. Особенно после того, как узнает, что ее отец предал…
– Ты… чертов ублюдок!
Не раздумывая ни секунды, Якоб бросился на брата. Они сцепились и покатились по земле, при этом мутузя друг друга с переменным успехом.
– Я заткну твой поганый рот! – прошипел старший Куизль. – Давно надо было это сделать…
Он занес руку для удара, но Бартоломей вдруг извернулся, как угорь, схватил лежащую рядом палку и, лежа на спине, словно одержимый принялся колотить брата.
– Слово не воробей! – кричал он. – Что было, того уже не вернуть! Это вся семья должна знать!
– Ни черта она не должна!
Якоб выхватил у брата палку и отшвырнул в сторону, чуть не зацепив при этом Алоизия. Тот едва успел пригнуться. Все это время он не двигался с места и нерешительно наблюдал за дракой. Братья дрались, как двенадцатилетние мальчишки, катаясь по земле и сплевывая листья и грязь. И Якобу вдруг вспомнилось: точно так же они дрались и тогда, почти сорок лет назад…
«Незадолго до того, как я ушел», – подумал он мрачно.
Драка близилась к завершению. Даже по прошествии стольких лет Якоб по-прежнему был сильнее брата. Он сжал кулак, собираясь врезать Бартоломею промеж глаз. Но тут раздался звонкий, до боли знакомый голос и заставил его опустить руку:
– Прекратите сейчас же! Господи, видела бы тебя мама, как ты валяешься в грязи с собственным братом… Стыдно должно быть обоим, мужланы!
Это была Магдалена. Она стояла, скрестив руки, возле сарая. Глаза у нее сверкали.
Она была в бешенстве.
Магдалена смотрела на пожилых мужчин, сцепившихся в драке, и не знала, плакать ей или смеяться. Ее отцу давно перевалило за пятьдесят, дядя был ненамного моложе. Их с головы до ног облепила грязь вперемешку с листьями, одежда была изорвана, и, несмотря на возраст, оба походили на мальчишек. Рядом стоял растерянный Алоизий. Сама сцена не вызывала ничего, кроме улыбки, но Магдалена видела кровожадный блеск в глазах братьев. И поняла, что ничего забавного в этом нет, что все серьезно.
«Откуда эта ненависть? – подумала она. – Что же между ними произошло?»
Как ни старалась молодая женщина, догнать отца по дороге ей не удалось. Она решила, что он где-то сошел с тракта и двинулся через лес. Во всяком случае, следов на разъезженной колее уже не было видно. Потом, еще издалека, Магдалена услышала ругань и сразу поняла: дело дошло до драки. Она бегом пересекла поляну и в конце концов застала отца и дядю сцепившимися, как дворняги.
– Разве так решаются споры в семье? – напустилась она на мужчин. – Прекратите сейчас же и ведите себя как взрослые!
Злость помогла ей преодолеть страх. Уж если отец вцепился Бартоломею в горло, то помощи они теперь точно не дождутся. Все случилось именно так, как она опасалась.
– Отец, ты… дурень упрямый! – кричала Магдалена. – Прекрати немедленно! Если не ради меня, то хотя бы ради Барбары…
Эти слова возымели действие. Палач слез с брата, потом тяжело поднялся и убрал с лица слипшиеся от крови и грязи волосы. Его шляпа лежала на земле, измятая и изорванная.
– Тебя это не касается, – проворчал он. – Это наше с Бартоломеем дело.
– О, еще как касается! – прошипел младший Куизль. Он тоже поднялся, его немного шатало, и он старался не наступать на больную ногу. – Ей так или иначе придется узнать.
Магдалена нахмурила лоб:
– Что мне придется узнать?
Последовало неловкое молчание. Якоб старался не смотреть Магдалене в глаза. В конце концов он попросил тихим голосом:
– Отошли Алоизия.
Бартоломей кивнул и знаком велел своему помощнику уйти.
– Займись тушей перед домом. У нас тут семейное дело.
– Но собаки… – начал Алоизий.
– Убирайся, я сказал!
Тот молча удалился, бросив опасливый взгляд на своего хозяина. Бартоломей между тем вытер бороду от крови и грязи и вопросительно посмотрел на брата:
– Мне начать или сам расскажешь?
Якоб пожал плечами. Потом присел на замшелую кучу дров и вынул трубку.
– Давай же, дерзай, – проворчал он. – Выкладывай. Может, успокоишься наконец.
Бартоломей тяжело вздохнул и тоже уселся на поленницу. Драка явно его утомила, у него дрожали руки.
– Я хочу рассказать тебе историю нашей семьи, – сказал он Магдалене. – Причем полностью, с самого начала. Скажи, что ты знаешь о своем прадедушке?
Магдалена удивилась:
– Прадедушке? Он… его звали Йоргом Абрилем. Он был палачом, как и все в нашем роду.
– Он был не просто палачом, – поправил ее Бартоломей. – Он был лучшим палачом во всей Германии и самым известным. Где бы ни нуждались в его услугах, туда он и ехал вместе с семьей. У него была повозка, лошади, челядь, а за его репутацией никто и не угнался бы. Это он колесовал и посадил на кол злополучное семейство Паппенхайм в Мюнхене. А в Шонгау и Верденфельсе в тысяча пятьсот девяностом году обезглавил и сжег свыше сотни женщин, обвиненных в колдовстве. Поговаривали, будто Йорг Абриль уже издали мог распознать ведьму, он чуял их. Ну, возможно, так оно и было… – Бартоломей усмехнулся и выдержал паузу, после чего добавил: – Все-таки он и сам был ведьмаком.
Магдалена взглянула на него с недоверием. Отец то и дело рассказывал и ей, и остальным о прославленном Йорге Абриле. Но то, что упомянул Бартоломей, было для нее внове.
– Мой прадед был… ведьмаком? – спросила она после некоторого замешательства. – Это как понимать?
