– В ванной, гм? – повторил Раффлс с профессиональным интересом. – И вы пешком шли за нами через парк?
– Естественно.
– И после, в кэбе?
– И потом снова пешком.
– С помощью простейшей отмычки вы вошли сюда…
В свете стоящей на крыше свечи я видел, как лорд Эрнест ухмыльнулся.
– Вы прослеживаете каждый шаг, – сказал он. – Нет сомнения, что мы коллеги. И я не удивлюсь, если мы оба позаимствовали стиль работы у одного и того же человека. Вы знали А. Дж. Раффлса?
От такого неожиданного вопроса у меня перехватило дыхание, но Раффлс ни на миг не замедлил с ответом.
– Весьма близко, – сказал он.
– Это объясняет вашу манеру, – рассмеялся лорд Эрнест, – равно как и мою, хотя я никогда не имел чести водить знакомство с великим мастером. Да и не мне судить, кто из нас лучший ученик. Впрочем, может быть, сейчас, когда ваш друг прикован над пропастью, а вы сами – в моей власти, вы признаете за мной небольшое временное преимущество?
И его лицо опять исказила усмешка – это я увидел благодаря уже не свечке, а вспышке молнии, которая рассекла небо надвое, прежде чем Раффлс ответил.
– Сейчас вы в выигрышном положении, – признал Раффлс, – но вам по-прежнему нужно завладеть вашим – или нашим – добром, добытым нечестным путем. Застрелить меня – это не выход, жестоко расправиться с одним из нас – значит только навлечь на себя еще более жестокую и неизмеримо более позорную расправу. Одни семейные соображения уже должны изгнать из вашей игры такой риск. Пару часов назад, когда расклад был иной…
Конец Раффлсовой речи потонул в запоздалом раскате грома, который предсказала вспышка молнии. Но когда гром загрохотал, он оказался таким оглушительным, что стало ясно – ливень приближается семимильными шагами. Тем не менее, когда вдали затихло последнее эхо, Раффлс продолжил говорить, словно и не останавливался.
– …вы предложили нам поделиться, – говорил он. – И если только вы не хотите хладнокровно убить нас, то лучше бы вы потрудились повторить это предложение. Мы будем опасными врагами, гораздо выгоднее превратить нас в друзей.
– Пойдемте в вашу квартиру, там и поговорим, – сказал лорд Эрнест, взмахнув служебным револьвером. – Полагаю, что условия все-таки ставлю я, и для начала мне не хотелось бы промокнуть здесь до нитки.
Пока он договаривал фразу, на крышу уже упали первые большие капли, и при второй вспышке молнии я увидел, что Раффлс указывает на меня.
– А как насчет моего друга? – спросил он.
Грянул новый раскат грома.
– Да ничего ему не сделается, – ответила эта бесчувственная скотина, – не беспокойтесь о нем! Не думаете же вы, что я попадусь на эту удочку и останусь один против двоих!
– Столь же трудно вам будет, – возразил Раффлс, – заставить меня покинуть моего друга в такую ночь. Он еще не оправился от удара, который вы нанесли ему у себя в квартире. Я не настолько глуп, чтобы стыдить вас за это, но если вы рассчитываете, что я брошу его здесь, то чести у вас поменьше, чем я думал. Останется он – останусь и я.
Судя по голосу Раффлса, под конец своей тирады он подошел ко мне, но в темноте, да еще сквозь стену дождя, я ничего не мог разобрать как следует. Дождь уже залил свечу. Я услышал проклятие Белвилла, смешок Раффлса, и через секунду все было кончено. Раффлс шел ко мне, а его противник не видел даже, куда стрелять, – вот все, что я понимал в черноте непроглядного дождя. До следующего грохота и следующей вспышки.
Как вдруг!
На этот раз они грянули одновременно, и я до конца своих дней не забуду, как вспыхнула молния и зарокотал гром. Раффлс стоял на парапете над бездной, через которую перекидывался мой мосток, и, воспользовавшись внезапной вспышкой, перешагнул через пропасть, словно через садовую дорожку. Ширина была почти такая же, но глубина!.. В свете молнии я увидел бетонное дно колодца, и оно показалось мне не больше кулака. Раффлс смеялся мне в ухо, крепко держась за железные перила – они были между нами, но его опора была так же надежна, как моя. Лорд Эрнест Белвилл, напротив, не поспел за молнией на одну пятую секунды и на полфута промахнулся в прыжке. Что-то ударилось в наш дощатый мостик с такой силой, что он задрожал, словно струна арфы, под нами раздалось что-то вроде судорожного вдоха или всхлипа, а издалека снизу донесся звук, который я предпочту не описывать. Я не уверен, что подобрал бы хорошее сравнение – для меня более чем достаточно, что он до сих пор звучит у меня в ушах. И с этим тошнотворным звуком снова грянул гром и небо озарилось яркой вспышкой, которая осветила тело нашего врага далеко внизу. Его белая рука напоминала морскую звезду, голова, слава богу, спряталась под ней.
– Он сам во всем виноват, Банни. Бедолага! Да простит его бог, и нас заодно. Но соберитесь, ради самого себя. Ладно, упасть-то все равно не упадете. Подождите немного.
Я помню, как гудела стихия, пока Раффлс отсутствовал. Ни один звук не примешивался к шуму дождя – не открылось ни одно окно, не раздался ни один голос. Затем пришел Раффлс с мылом и водой, и наручники удалось стянуть с запястья, как стягивают кольцо, слишком тесно сидящее на пальце. Дальше я помню только, что трясся до утра в темной квартире, чей немощный жилец внезапно стал сиделкой, а я – пациентом.
Таково правдивое завершение рассказа о том, как мы вдвоем взялись изловить своего собрата по профессии, – хотя кое-что я все же утаил. Неблагодарная это задача – показывать, что во всем виноват только Раффлс, хотя на самом деле так оно и было. И я не испытываю удовольствия ни от того, что рассказываю о своем двойном унижении, ни от того, что невольно способствовал смерти грешника, не столь уж отличного от меня самого. Однако правда, в конце концов, ценна сама по себе, и славные родственники бедного лорда Эрнеста не так уж много потеряют от ее разглашения. К тому же они, похоже, знали об истинном характере поборника умеренного потребления алкоголя гораздо больше, чем участники собраний в Эксетер-холле. Трагедию замяли, как принято в высших кругах. Но слухи о том, за каким занятием несчастный плут встретил свою смерть, все же поползли, и поскольку слухи эти порочат доброе имя нескольких респектабельных домов Кенсингтона, вряд ли они скоро рассеются.
Из сборника Вор в ночи (1905)
Художник Ф. К. Йон
Я почитал Раффлса старейшиной нашего племени; как и все прочие его представители, он питал живейшее презрение к любого рода заурядным кражам. Если предмет нельзя было спрятать на себе, он ему был и даром не нужен, будь это шеффилдское серебро[47] или даже серебряные или золотые слитки – не важно. Но почти во всем остальном Раффлс отличался от большинства из нас: например, он нередко позволял собственническому инстинкту коллекционера возобладать над профессиональной осторожностью. Поэтому старинные дубовые сундуки и даже охладитель вина из красного дерева, за который Раффлс честно заплатил, как всякий добропорядочный гражданин, невозможно было сдвинуть с места из-за хранившегося в них фамильного серебра, которое он не отваживался использовать, но и не мог заставить себя расплавить и продать. Все, что ему оставалось, – тайно торжествовать над сокровищами за закрытыми дверями, о чем я часто ему говорил и за чем однажды наконец застукал. Случилось это в первый год моего ученичества, безмятежный период жизни в Олбани, когда Раффлс не пропускал ни одной возможности взломать замок, а я оставался на вторых ролях. Он вызвал меня телеграммой, сообщив, что покидает город и хочет перед отъездом со мной попрощаться. Я мог только предполагать, что им руководило все то же влечение к бронзовым подносам и потускневшим чайникам (в окружении коих я его и застал), пока мои глаза не остановились на огромном сундуке, куда он одно за другим складывал свои сокровища.
– Позвольте-ка, Банни! Дайте-ка я запру обе двери и спрячу ключ в карман, – сказал Раффлс, впустив меня. – Не то чтобы я собирался взять вас в плен, дорогой друг, но есть среди нас и такие, кто умеет повернуть ключ с другой стороны, хотя у меня самого этот фокус никогда не получался.
– Неужели опять Крошей? – воскликнул я, забыв снять шляпу.
Раффлс смотрел на меня с дразнящей улыбкой, которая могла не означать ничего, но часто значила очень много, и я мгновенно утвердился в мысли, что наш самый завистливый враг и опасный соперник, поборник и глава старой школы, нанес ему еще один визит.
– Это еще предстоит выяснить, – последовал осторожный ответ. – Во всяком случае, я не видел нашего коллегу с тех пор, как он выбрался отсюда через это окно, посчитав меня мертвым и оставив на этом самом месте. Собственно говоря, я думал, что он благополучно вернулся за решетку.
– Только не старина Крошей! – возразил я. – Он слишком хорош, чтобы попасться дважды. Я бы назвал его настоящим королем профессиональных взломщиков.
