И Иван уже не смог, да и не видел более смысла сдерживать свой гнев. 29 июня 1581 г. он отправил Баторию одну из самых знаменитых своих грамот, начинавшуюся словами: «Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси, по божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению...» Далее Грозный царь прямо обвинял своего врага в агрессии. В намерении захватить уже не только ливонские территории, но и собственно русские земли. «Мы ищем того, - писал он, - как бы кровь христианскую унять, а ты ищешь того, как бы воевать». «Наши послы уступили тебе более семидесяти городов (в Ливонии), но ты... договориться (с ними) не пожелал и решил отослать». Ибо «тебе ничего другого не нужно, только бы быть сильнее нас». Ибо «уже сначала, когда тебя посадили на престол, паны привели тебя к присяге, что ты будешь беспрестанно отвоевывать все те земли, которые отделены от Великого княжества Литовского к Московскому государству». А потому, «сколько послов ни посылай, что ни делай - ни чем вас не удовлетворишь и миру не добьешься»[517].
Категорически отвергая все условия Батория, Грозный, конечно, отверг и требование о выплате контрибуции. По сему поводу он, кстати, со злой иронией указывал: «Просишь оплатить военные сборы, - это ты придумал по бусурманскому обычаю: такие требования выставляют татары, а в христианских государствах не ведется, чтоб государь государю платил дань - нигде этого не сыщешь; да и бусурмане друг у друга дань не берут, только с христиан берут. Ты ведь называешься христианским государем, - чего же просишь с христиан дань?.. И за что нам тебе дань давать? С нами же ты воевал, столько народу в плен забрал, и с нас же убытки взимаешь. Кто тебя заставлял воевать? Мы тебе о том не били челом, чтобы ты сделал милость, воевал с нами! Взыскивай с того, кто тебя заставил воевать... Следовало бы скорее тебе оплатить нам убытки за то, что, беспричинно напав, завоевал нашу землю, да и людей бы вернуть без выкупа»[518].
В заключении грамоты царь заявлял, что готов подписать перемирие с Баторием только на своих условиях. (В частности, он уступал полякам Великие Луки, Холм и Заволочье, но требовал оставить ему в Ливонии Нарву, Юрьев, а также вернуть Русскому государству Полоцк.) «И если ты (король) хочешь с нами соглашения, договора или перемирия, то согласись на (эти) условия, переданные нашим послам - дворянину и наместнику Муромскому Остафию Михайловичу Пушкину с товарищи. Если же не хочешь соглашения, а желаешь кровопролития, то отпусти к нам наших послов и пусть с этого времени между нами в течение сорока-пятидесяти лет не будет ни послов, ни гонцов. А когда ты послов наших отпустишь, то прикажи проводить их до границы, чтобы их твои пограничные негодяи не убили и не ограбили, а если им будет причинен какой-нибудь ущерб, то вина ляжет на тебя. Мы ведь предлагаем добро и для нас и для тебя, ты же несговорчив, как онагр-конь (осел), и стремишься к битве; бог в помощь! Уповая на его силу и вооружившись крестоносным оружием, ополчаемся на своих врагов»[519].
В ответной грамоте, отправленной из Заволочья, Баторий[520], словно поднимая брошенную Грозным перчатку, назвал его Каином, фараоном Московским, Иродом и волком, вторгшимся к овцам, а под конец действительно предложил царю сразиться в личном - один на один - поединке[521], о чем с восхищением передает в своем тексте наш неутомимый телерассказчик Вот только не упомянул г-н Радзинский, что свой горделивый вызов «московского тирана» на рыцарское ристалище польский король Стефан Баторий подкрепил... новым походом на Россию летом 1581 г. теперь уже 100 000 войска[522]...
Целью этого похода был древний Псков. Родина равноапостольной княгини Ольги и сильнейшая русская крепость, город этот веками славился самоотверженной борьбой с Тевтонским орденом, по сути прикрывая собой всю северо-западную Русь. Но одновременно Псков являлся и воротами в Ливонию. Так что Баторий был совершенно прав, когда подчеркивал важное стратегическое значение крепости. Он не раз говорил своим военачальникам в лагере под стенам Пскова: если мы принудим его сдаться, вся эта земля достанется нам в руки без кровопролития... Но «короля-рыцаря» ждало поражение. Самое жестокое поражение во всей его жизни.
Как писал в своем дневнике поляк, участник тех знаменитых боев, «такого большого города нет в Польше. Он весь обведен стенами. За стенами красуются церкви, как густой лес»[523]. И автор не грешил перед истиной. Псков окружал тройной каменный пояс. Крепостные стены имели общую протяженность в 9 километров. Высота их достигала 8-9 метров, толщина - около 5 метров. Гарнизон составлял приблизительно 7000 человек. Кроме того, указывает историк, «русское командование, обнаружив намерения противника, успело перебросить в Псков подкрепление из близлежащих ливонских замков. Подобная мера ослабила линию обороны в Ливонии, но она оправдывалась военной необходимостью»[524]. Наконец, - и что, пожалуй, самое главное, - в городе проживало около 20 000 жителей. Как искони ведется на Руси, все они, включая стариков, женщин и детей, тоже поднялись на защиту своего города.
В эти тяжелые дни Грозный, руководя войсками, находился совсем недалеко от Пскова, в Старице. «Неприятельские разъезды сожгли несколько деревень в непосредственной близости от его резиденции. Из окон дворца можно было видеть зарево пожаров. Литовское командование даже обсуждало планы пленения царя». Но вопреки упорно навязываемой г-ном Радзинским версии,"перед лицом опасности Иван IV не выказал малодушия. Он отослал жену с младшим сыном, а сам стал готовить крепость к обороне. С царем в Старице находилось не более 700 дворян и стрельцов»[525]...
20 августа 1581 г. отборные польские войска под командованием Стефана Батория и коронного гетмана Яна Замойского окружили Псков. Баторий немедленно отдал приказ копать «борозды» (траншеи), чтобы, вплотную подойдя к крепостному рву, установить там пушки. 7 сентября начался массированный артобстрел крепостных стен - пролог к общему штурму. Двадцать осадных орудий в течение суток беспрестанно вели огонь. Но взять город единым лобовым ударом агрессору все же не удалось. Хотя в южной стене был сделан пролом и захвачены две башни, однако на следующий день под набатный звон колокола церкви Святого Василия на Горке мужественные защитники Пскова опрокинули наступление польско-литовских и венгерских отрядов. Метким огнем из пушки «Барс», стоявшей на Похвальской горке, псковские пушкари снесли верхние ярусы двух захваченных врагом башен. А безымянные герои, сознательно жертвуя жизнью, проникли в подземелья Свинусской башни и взорвали ее вместе с неприятелем. Чтобы поддержать сражающихся воинов и горожан, в бой вступили даже монахи Псково-Печерского монастыря, неся с собой особо почитаемую в городе икону Богоматери. И свершилось чудо. Многократно превосходящий псковичей численностью враг дрогнул. Со страшными потерями (около 5000 человек, среди которых был любимец короля Стефана - предводитель венгерской кавалерии Гавриил Бекеш) войска Батория сдали захваченные позиции и отступили. Участник похода, аббат Пиотровский, с изумлением записывал в своем дневнике: «Не так крепки стены (русских), как (их) твердость и способность обороняться»[526].
«Эта неудача до тех пор непобедимого врага, - отмечает историк, - произвела огромное впечатление на обе воюющие стороны». Осажденные, по словам летописца, «храбро-победного своего поту отерше», «начали (предпринимать) вылазки, подводить подкопы к вражеской линии. В конце концов командующий псковским гарнизоном кн. И.П. Шуйский даже сделал смелую попытку выйти с войском за стены города и напасть на лагерь неприятеля[527]. Поляки же были повергнуты в шок. Им не оставалось ничего другого, как начать долгую осаду крепости...
Правда, на следующий день после неудавшегося штурма Баторий еще раз предложил горожанам сдаться, пытаясь подкупить их своими обещаниями. Он написал псковским воеводам грамоту, содержание которой передает в «Истории Государства Российского» Н.М. Карамзин. «Дальнейшее сопротивление для вас бесполезно, - самонадеянно утверждал король. - Знаете, сколько городов завоевано мною в два года? Сдайтеся мирно: вам будет честь и милость, какой вы не заслужите от московского тирана, а народу льгота, неизвестная в России, со всеми выгодами свободной торговли... Обычаи, достояние, вера будут неприкосновенны. Мое слово - закон. В случае безумного упрямства - гибель вам и народу!» С сею бумагою, - продолжает Н.М. Карамзин, - (поляки) пустили стрелу в город (ибо осажденные не хотели иметь никакого сношения с врагами). Воеводы таким же способом ответили королю: «Мы не жиды: не предадим ни Христа, ни Царя, ни Отечества. Не слугиаем лести, не боимся угроз. Иди на брань: победа зависит от бога[528] Такова была воля русских людей, полагаясь на божию помощь, решивших защищать свою Родину и свою честь до конца. «Пушки же (у русских) отличные и в достаточном количестве, - писал поляк, - стреляют ядрами в сорок полновесных фунтов, величиною с голову... Достанется нашим батареям и насыпям!..»[529] Он не ошибся. Досталось с лихвой. За пять месяцев осады псковичи отбили еще ровно 30 попыток врага штурмом овладеть их городом[530].
