— Исходу Иерусалиму, с вашего позволения! — У проповедника, подумал Вудворд, потрясающий дар: он умеет подражать грому без малейшего усилия. — Вспомните, о граждане, — продолжал бушевать Иерусалим, — что язык Диавола сделан из серебра!
— Ты! — рявкнул на него Пейн. — Заткни… свою… дыру!
— Лучше иди за моей дырой, или исчезнешь в той, где нет дна!
— Похоже, что в вашей как раз и нет дна! — сказал учитель. — А может, у вас дно с крышей поменялись местами.
Вудворд оценил, что это утверждение не могло быть сказано более вовремя или более красноречиво даже на шекспировской сцене. Услышав его, проповедник запнулся, стал лихорадочно искать достойный ответ, губы его шевелились, но слов не было слышно — и в то же время эта фраза вызвала смех у многих, кто до той минуты стоял нахмуренный. Смех пошел по толпе, как круги по воде, ломая лед серьезности, и хотя большинство даже не улыбнулись, общее настроение толпы изменилось заметно.
Исход Иерусалим, надо отдать ему должное, умел проигрывать достойно. Он не стал более взывать к собранию, но сложил тощие руки на груди и уставился в землю.
— По домам! — повторил Пейн, обращаясь к гражданам. — Дневное представление окончено!
Люди стали переглядываться, переговариваться, и было ясно, что страстность толпы спала. По крайней мере на сегодня, подумал Вудворд. Люди начали расходиться. Магистрат увидел Бидвелла: он сидел неподалеку в своей карете, скрестив ноги и забросив руку на спинку сиденья. Теперь, когда стало очевидно, что Рэйчел Ховарт не умрет сегодня, он вылез из кареты и стал приближаться к тюрьме.
— Спасибо, Николас, — сказал Джонстон Пейну. — Мне страшно подумать, что могло случиться.
— Эй, вы! — обратился Пейн к проповеднику, и Иерусалим обернулся к нему. — Вы в самом деле хотели туда войти и убить ее?
— Я намеревался сделать именно то, что было сделано, — ответил проповедник. В обычном разговоре голос его звучал куда более умеренно.
— Что? Устроить бунт?
— Ведают теперь ваши горожане, что прибыл Исход Иерусалим. И этого пока довлеет им.
— Кажется, мы удостоились спектакля великолепного трагика, — сказал Джонстон. Он увидел подходящего Бидвелла. — Роберт, здесь вот стоит человек, с которым вам следует познакомиться.
— Мы уже знакомы. — Бидвелл нахмурился, увидев разбитую цепь. — Вижу, здесь для Хейзелтона есть работа. Если его рана позволит ему. — Взгляд его уперся в проповедника. — Порча имущества Фаунт-Рояла — серьезное преступление, сэр. Я бы сказал, что необходимо возмещение в одну гинею.
— Увы, я всего лишь странствующее орудие Господа, — ответил Иерусалим, пожимая плечами. — Господь дает мне пищу, одежду и кров, но не английское злато.
— То есть вы нищий?
— О нет, не нищий! Пророк, если так понятнее тебе. И прорицаю я, что бытность моя здесь важна будет.
— Вы здесь собираетесь остаться? Не думаю, — сказал Бидвелл. — Николас, не проводите ли вы этого человека до ворот? Присмотрите, чтобы он влез в свой фургон…
— Постойте! — поднял Иерусалим длинный и тощий палец. — Я преодолел весь путь от Чарльз-Тауна, где узнал о вашей тяжелой нужде. О ведьме говорят на стогнах этого града. А в городском совете осведомили меня, что у вас нужда в проповеднике Слова Божия.
— В городском совете? В Чарльз-Тауне? — Бидвелл наморщил лоб. — Откуда они узнали, что у нас нет священника?
— Они знают, что Гроува убили, — заметил Джонстон. — Это было написано в нашей просьбе прислать магистрата, которую доставили туда Николас и Эдуард.
— Пусть так, но письмо они получили в марте. И совет предположил, что мы не нашли замены священнику, которого убили в ноябре? — Он нахмурился сильнее. — Похоже, что к нашему делу там относятся спустя рукава.
— Так есть у вас провозвестник Слова Божия или нет? — вопросил Иерусалим.
— Нет. Но нам сейчас не нужен проповедник, спасибо за беспокойство.
— Но очевидно, что у вас нужда в нем великая. Ворожея в темнице, и Сатана ходит по городу. Бог единый ведает, что за мерзости еще здесь творятся. Нет, не проповедник вам нужен. Вам второе пришествие необходимо. — Темные глаза под набухшими веками на гротескно изборожденном морщинами лице уперлись в Бидвелла. — Твой сотоварищ верхами на коне прекрасно знает все о законах, зданиях суда и городах. Но дозволь спросить мне: кто говорит здесь над упокоенными и новорожденными?
— Всякий, кто желает! — ответил Пейн.
— Но не может всякий, кто желает, войти в сию темницу и обрушить топор? Неужто жизнь ворожеи ценнее для вас, чем похоронная служба над усопшими христианами и искупление новорожденных младенцев? И новорожденных, и новопреставленных пускаете вы в путь черного отчаяния, не благословив? Стыд и позор!
— Мы найдем священника, как только ведьма будет мертва! — ответил ему Бидвелл. — Но в моем городе не будет никого, кто через пять минут после своего появления чуть не поднимает бунт! Николас, будьте добры проводить этого человека…
— Горькими слезами восплачете вы, — сказал Иерусалим настолько спокойно, что Бидвелл поперхнулся от изумления. — Не ведома ли тебе власть ворожей восставать из могилы?
— Из могилы? Что вы такое бормочете?
— Когда сразите ведьму и похороните ее без должного обряда санктимонии, сами после этого бормотать станете. В смертельном ужасе.
— Санктимония? — удивился Джонстон. — Никогда о таком не слышал.
— Ты проповедник, сэр? Ты мужествовал против ведьм, ворожей, Диавола и демонов мрака? Я проводил обряд сей над могилами известнейших ведьм Элизабет Стокхем, Марджори Баллард и Сары Джонс, над бесчестными колдунами Эндрю Сполдингом и Джоном Кентом. Обрядом сим я обрек их на глубины Ада, где наслаждаться предстоит им ласками вечного пламени. Но, сэры, без подобного обряда ведьма сия покинет могилу свою и восстанет творить мерзости в образе призрака, гончей ада или… — Он пожал плечами. — Кто ведает? Изобретателен Сатана.
— Мне кажется, не только Сатана изобретателен, — сказал Джонстон.
— Постойте! — Капельки испарины заблестели на лице Бидвелла. — Вы хотите сказать, что ведьму можно предать смерти, и мы все равно от нее не избавимся?
— Воистину так, если не будет обряда санктимонии.
— Чистейшая чушь! — фыркнул учитель и обратился к Бидвеллу: — Я предлагаю выгнать его из города немедленно!
Судя по болезненному выражению лица, Бидвелл оказался между рогами дилеммы.
— Я никогда о таком обряде не слышал, — сказал он, — но это не значит, что его не существует. Ваше мнение, магистрат?
— Этот человек приехал сюда создавать трудности, — прохрипел Вудворд. — Он факел на пороховом складе.
— Согласен! — произнес Пейн.
— Да-да, с этим я тоже согласен, — кивнул Бидвелл. — Но что, если действительно нужен такой обряд, чтобы не выпустить из могилы призрак ведьмы?
— Обряд сей воистину необходим, сэр, — заявил Иерусалим. — И будь я на твоем месте, я бы потщился принять все меры предосторожности.
Бидвелл полез в карман за платком и промокнул испарину с лица.
— Будь я проклят! — сказал он наконец. — Я боюсь позволить ему остаться и боюсь заставить его уехать!
— Если меня вынудят покинуть град сей, не только ты подвергнешься проклятию, но все это. — Иерусалим театральным жестом обвел пейзаж Фаунт-Рояла. — Ты сотворил прекраснейший град, сэр, и труд, что ты вложил в его созданье, очевиден. Строение твердыни несказанных сил потребовало, и улицы проложены на зависть Чарльз-Тауну. Заметил я также, что и кладбище в твоем граде расположено превосходно. И огорчением станет в глазах Господа, если столь добрая работа и все душу отдавшие ради нее пропадут втуне.
— Вы уже можете сойти с котурн, проповедник, — обратился к нему Джонстон. — Роберт, я по-прежнему считаю, что он должен уехать.
— Мне необходимо подумать. Лучше ошибиться в сторону Господа, чем против Него.
— Пока ты находишься в раздумье, — спросил Иерусалим, — могу ли я видеть врага своего?
— Нет! — отрезал Вудворд. — Определенно нет!
— Магистрат, — обратился к нему проповедник с шелковой интонацией, — по голосу твоему я могу рассудить, что ворожея уже поразила тебя болезнью. Неужто она поразила и здравый твой рассудок? — Он снова повернулся к Бидвеллу. — Я прошу дать мне возможность увидеть ее, пожалуйста. Дабы я мог проникнуть, насколько глубоко поражена душа ее Сатаною.
Вудворду показалось, что Бидвелл вот-вот упадет в обморок. Хозяин Фаунт-Рояла переживал момент своей наибольшей слабости.
— Ладно, — сказал он. — Я не вижу в этом вреда.
— Я вижу! — возразил Вудворд, но Бидвелл прошел мимо него и отворил ворота тюрьмы. Иерусалим слегка поклонился, с благодарностью отвечая на жест Бидвелла, и вошел внутрь, стуча сапогами по половицам.
