Слабые возражения Аргайла не произвели на Джека впечатления.
— Вы не знаете моего отца, — произнес он. — И лично я поверю в новый музей, лишь когда меня пригласят на его открытие.
Джек устал разоблачать директора и перешел на другую персону.
— Джеймс Лангтон, — промолвил он, указывая на шестидесятилетнего господина в белом льняном костюме, который столь трепетно отнесся к Тициану. — Слизняк английский!
Аргайл удивленно приподнял бровь.
— Извините, но я знаю, что говорю. Надменный, высокомерный насмешник, нечестный человек. Разве это не типично английские черты?
— Ну, не совсем, — заметил Аргайл и тут же вспомнил множество англичан, к которым подходило это описание.
— А я считаю, что очень даже типичные. Привык исполнять здесь роль главной пиявки, пока не появился Тейнет. И сразу же превратился в паразита международного масштаба. Париж, Рим, Лондон, Нью-Йорк, в точности как пишут на склянках с духами. Вознамерился обшарить весь мир в поисках подделок для моего папаши скупает все подряд и заламывает просто чудовищные комиссионные.
Аргайл приуныл и еще раз упомянул о своем Тициане. У него уже развился комплекс по поводу этой картины.
Все мы ошибаемся, — небрежно отмахнулся Джек. — Даже человек, наделенный талантом Лангтона, не может достичь стопроцентного успеха во всех своих комбинациях и начинаниях. Время от времени оступается и приобретает что-то стоящее. А вот и моя дорогая мамочка, — продолжил он, указав на маленькую элегантно одетую даму, с которой Аргайлу уже удалось столкнуться сегодня днем. Она прибыла минут двадцать назад. — Вообще-то она доводится мне мачехой, но не любит, чтобы ее так называли. Исключительно корыстное создание. Просто помешана на деньгах. Говорит с небольшим южным акцентом, но родом из Небраски. Вы знаете, где находится Небраска?
Аргайл сознался, что не знает. Джек кивнул с таким видом, словно это что-то доказывало.
— Никто не знает. Сорвала жирный куш, охмурив моего старикана, и будет держаться за него до тех пор, пока он не сыграет в ящик, чтобы наложить лапы на денежки. Если они, конечно, не достанутся прежде музею.
Некоторое время он пристально и злобно следил за мачехой, затем выбросил ее из головы и переключился на другой объект.
— Дэвид Барклай, — торжественно объявил Джек, кивнув в сторону лощеного господина, беседовавшего с миссис Морзби. — Именно его подпись будет красоваться на вашем чеке… если вы, конечно, вообще его получите.
Адвокат и персональный советчик моего отца, мастер на все руки. Папаша откопал это сокровище в какой-то адвокатской конторе, кстати, Барклай до сих пор там числится. Eminence grise[4] нашего семейства. Хорош собой, стервец, вы не находите? Из тех, кто придерживается принципа «встречают по одежке». Да на нем понавешано столько фирменных ярлычков, что он мог бы украсить собой рекламный раздел журнала «Вог». Бросьте его в сточную канаву, и дерьмо, плавающее там, сразу войдет в моду. Мой отец, — продолжил он драматичным шепотом, склонившись к Аргайлу и обдавая его сильным запахом виски, — склонен западать на профессионалов разного рода, вот почему я так часто его разочаровываю. Просто не в силах устоять перед такими типами, как этот Барклай. И моя обожаемая мачеха — тоже.
— Простите? — немного удивился Аргайл.
— Малыш Дэвид связан с моим семейством более тесными узами, — заявил Джек уже громче. — И все эти услуги, юридические и прочие, оказываются с равным мастерством и рвением.
Он захихикал, а Аргайл со все возрастающим интересом разглядывал адвоката, выразив удивление, как этому человеку удается сохранять свое место.
— Скрытность — качество весьма полезное. Проблема лишь в том, что все тайное рано или поздно становится явным. Не без помощи нужных людей. Вообще-то именно поэтому я здесь. — Джек резко сменил тему: — Обожаю фейерверки! Сегодня вечером обещали устроить. Надеюсь, увидим.
— Вот как? — промолвил Аргайл, подумав, что вечеринка может оказаться занятнее, чем он ожидал. — Похоже, вы не слишком высоко цените способность отца разбираться в людях.
— Я? Чтобы я, благодарный сын, не уважал суждений одного из самых богатых людей в мире? Нет, я высочайшего мнения о его способностях. К примеру, он безошибочно причислил меня к разряду пьянчужек, разболтанных лодырей, которым на все наплевать. И уверяю вас, был при этом абсолютно прав. В этом смысле я его ни разу еще не разочаровал.
Аргайл понял, что Джек просто потакает своим слабостям, упивается ими. У него не было ни малейшего желания выслушивать подробный рассказ о жизни и взаимоотношениях Джека с отцом. И тут он заметил промелькнувшего в толпе ди Соузу. Аргайл хотел подойти к испанцу, но в этот момент Самуэль Тейнет попытался призвать собравшихся к вниманию. Гул в зале постепенно стих, и высокий и нервный голос Тейнета стал наконец слышен. Всем известно, заявил он, что прием устроен в честь прибытия в музей мистера Морзби.
Воцарилась благоговейная тишина; музейные сотрудники судорожно пытались припомнить, какие огрехи допустили, словно Тейнет возвестил о втором пришествии. Затем и разразился, по мнению Аргайла, довольно путаной речью, преисполненной благоговейного почтения к великому человеку. И слушая ее, было совершенно непонятно, присутствует здесь великий человек или нет. Но Морзби еще не прибыл. Получалось, что в своей заочной лести Тейнет зашел слишком далеко.
Помимо неуклюжих намеков на то, о чем будет говорить по прибытии мистер Морзби, в речи не содержалось ничего существенного или занимательного. Впрочем, она прояснила один весьма интригующий момент. А именно: что находилось в вызвавшей всеобщее любопытство небольшой коробке, которую привез с собой для Лангтона ди Соуза. Вообще-то Аргайл был слишком занят размышлениями о поступившем из Лондона предложении, чтобы задумываться еще и об этом, однако внимательно выслушал сообщение Тейнета, будто он намерен объявить об одном последнем, очень важном и ценном для музея приобретении.
Уверен, все присутствующие знают, сказал он далее, о так называемой стратегии «роста» Морзби — термин для музея не слишком подходящий, поморщился Аргайл, ну да ладно, сойдет. Иными словами, сфера интересов владельца лежит в специфических областях западного искусства, и он твердо намерен сделать свой музей мировым лидером в этой области. Импрессионизм, неоклассицизм, барокко — вот что Морзби ценит превыше всего, и уже немало преуспел на этом поприще.
Аргайл нетерпеливо переступил с ноги на ногу и наклонился к ди Соузе.
— Они с ума посходили? Неужели действительно собираются купить двенадцать бесценных образчиков римской скульптуры? — саркастическим шепотом спросил он.
Ди Соуза ответил возмущенным взглядом.
— А разве не сошли с ума, купив Тициана? — парировал он.
Испанец вскинул руку, делая Аргайлу знак замолчать. Тейнет подошел к самой интересной части своего выступления. Он торжественно заявил, что они решили вплотную заняться барочной скульптурой, и он совершенно горд и счастлив сообщить, что в соответствии с традицией Морзби отбирать только самое лучшее — тут ди Соуза не выдержал и насмешливо фыркнул — их последнее приобретение является в этом плане шедевром. И хотя произведение до сих пор еще не распаковано и находится у него, Тейнета, в кабинете, он счастлив сообщить также, что в самом скором времени музей сможет выставить на всеобщее обозрение работу одного из величайших мастеров римского барокко, Лоренцо Бернини. Потому как теперь музей является владельцем бюста папы Пия V, этого шедевра скульптурного искусства, считавшегося давным-давно потерянным.
Аргайл и Джек стояли рядом с ди Соузой, когда прозвучало это объявление, поэтому слышали, как испанец затаил дыхание, а потом испустил невнятный горловой звук, словно поперхнулся мартини, бокал которого держал в руке. Они также отчетливо видели, как изменился ди Соуза в лице. Если прежде на нем было написано удивление, то теперь оно исказилось от страха и гнева одновременно. Похоже, он с трудом переваривал услышанное.
— Не беспокойтесь, — сказал Джек и фамильярно похлопал его по спине. — Здесь просто неблагоприятная обстановка, всегда на всех так действует.
— Что случилось? — осведомился Аргайл. — Неужто ревнуешь?
Ди Соуза одним глотком осушил бокал.
— Нет, — ответил он. — Просто вдруг сердце прихватило. Извини, отойду на минутку.
И он устремился туда, где находился Самуэль Тейнет. Аргайл, движимый любопытством, последовал за ним посмотреть, что произойдет дальше. Судя по всему, испанец, был просто в ярости. Говорил в основном он, правда, несмотря на гнев, голоса старался не повышать, не хотел, видимо, омрачать царящую на вечеринке праздничную атмосферу.
Сначала Аргайл не слышал ничего из этой беседы, но приблизившись, все же уловил несколько слов, в том числе «тревожит», «угрожающая». И еще, похоже, ди Соуза хотел срочно переговорить с мистером Морзби.
