Бестужев задумчиво хмурился – разумеется, вовсе не пялясь неотрывно на это непонятное чудо.
Непонятное? Вот особых непонятностей тут, кажется, и не имелось. Перед ним был несомненнейший авантюрист, присвоивший себе самозваным образом и мундир, и награды – причем плохо разбираясь в последних. Судя по спокойствию, уверенности, непринужденности – перед нами не начинающий фармазон, а экземпляр в подобном ремесле понаторевший. В России он, вздумай появиться на людях с этаким вот подбором наград, был бы крайне быстро изобличен и сдан по принадлежности. Однако здесь, кроме Бестужева, вряд ли найдется хоть один человек, способный разоблачить несообразности. Значит, молодчик подвизается в Европе, где имеет огромные шансы долго еще оставаться неразоблаченным – к тому же плывет он в далекую Америку, где наверняка знатоков российских наград гораздо меньше, чем в Старом Свете.
Тягостная ситуация. У Бестужева руки чесались сграбастать наглеца за шиворот, но увы… В России наблюдаемые «шалости» быстренько привели бы «гвардейца» на жесткую скамью меж двумя конвойными, но здесь Бестужев не располагал никакими официальными полномочиями, к тому же не разбирался в английских законах и представления не имел, как на этакие фокусы взирает британская Фемида. Согласно международному праву, здесь именно что английская территория, и капитан – средоточие всех возможных властей…
Обидно, досадно до скрежета зубовного. Если этот тип устроит какую-нибудь мошенническую аферу в облике офицера русской императорской гвардии, тень, разумеется, в первую очередь на Россию и ляжет… Но сделать-то ничего нельзя…
Глава вторая
Чужие хлопоты
Подводя итоги своих наблюдений, Бестужев уверился, что столкнулся как раз с брачной аферой. Очень уж характерно дама порой бросала на своего бравого кавалера полные обожания взгляды, стараясь сделать это украдкой – на что он отвечал улыбкой, в которой спутница наверняка видела пылкие ответные чувства, а вот Бестужев – не что иное, как набор театральных штампов из амплуа «героя-любовника» и, пожалуй что, потаенное самодовольство.
Хотя по долгу службы он и занимался исключительно политическими, приходилось окунаться и в мир классической уголовщины. С которой многие «политики» так или иначе переплетены замысловатыми и любопытными связями. В сыске это случается сплошь и рядом: полиция, занимаясь своими обычными клиентами, частенько пересекается с «политиками», а жандармы, соответственно, с уголовными. Так что он имел некоторое представление о тех субъектах, что имеют прямое отношение к Уголовному уложению. Субъекты эти, в общем, по всей Европе одинаковы. Как выразились бы господа марксисты – интернационал…
Все совпадало: дама в возрасте, казалось бы, исключавшем уже романтические приключения, господин с внешностью фата и манерами дешевого соблазнителя из модной мелодрамы. Притом дама, несомненно, из общества и, насколько можно судить по ее драгоценностям, в средствах не стеснена, а господин – несомненный плут и аферист… Ничего оригинального, право…
Ну, а жизненный опыт напоминает, что в подобные авантюры пускаются отнюдь не одни только юные легкомысленные барышни – как полагают любители сентиментальных романов и театральных мелодрам. Дамы в годах, особенно если они оказались изрядно обделенными, деликатно выражаясь, мужским вниманием, сплошь и рядом проявляют не меньшее безрассудство. Наподобие мисс «незамужней тетушки», столь ярко описанной в романе английского классика «Посмертные мемуары клуба господина Пикквика».
Он уже почти покончил с десертом, когда в зале наконец-то появилась, словно линейный крейсер под эскортом миноносок, леди Холдершот, жизнерадостная, сиявшая здоровым румянцем, пышущая жизненной энергией. Воспитанница, как обычно, смиренно шла следом, господин ассирийский маг шествовал вальяжно. Вышколенные стюарды в количестве сразу трех бесшумно возникли за спинками кресел, как им и полагалось, будто бы и не заметивши того обстоятельства, что завтрак, собственно, близился к концу. Здешнее общество имело право на любые капризы, в рамках, дозволенных приличиями…
– Мы, кажется, опоздали? – без малейшего смущения произнесла леди Холдершот. – Что ж, в конце концов, это не пансион для девиц монастырского воспитания… Очень уж благоприятные условия сложились, просидели чуть ли не до утра…
Господин ассирийский маг, чуть наклонив голову, хорошо поставленным баритоном продолжил:
– Здесь, вдали от скопищ людских масс, нарушающих своими эманациями чистоту астрального пространства, особенно удачно проходят беседы с Иным… Эманации эти в массе своей весьма даже нечисты.
Бестужев смотрел на него с некоторым уважением – шарлатан этот ремеслом своим владел в высшей степени умело и впечатление, нужно признать, производил самое впечатляющее: внешность, бархатный баритон, сверкание настоящих крупных самоцветов, загадочные и сложные словеса, изрекаемые как высшие истины… «К приставу Мигуле бы тебя, прохвост, – подумал Бестужев без особой неприязни, – он бы быстренько отучил галиматью плести и дурить голову богатым бабам…»
Он все же не удержался, спросил с простодушным видом новичка, искренне желающего освоить сложную науку:
– На пароходе множество людей… И эманации у многих, подозреваю, не особенно и чистые. Это не мешает?
Не так прост был маг, чтобы взять его голыми руками. Глазом не моргнув, ответствовал:
– Это сложно объяснить непосвященному, молодой человек, но есть значительная разница меж эманациями, если можно так выразиться, перелетными, путешествующими по необитаемым местам, и теми, что, словно сажа в трубе, оседают в обитаемых пространствах…
«Красиво извернулся, поганец», – подумал Бестужев, сохраняя на лице почтительное выражение и вежливо склоняя голову.
– Господин Тинглапалассар сообщил приятную новость: именно здесь, вдали от грязных континентальных эманации, особенно удачны будут беседы с призраками великих усопших. Вы, конечно, примете участие, Джонни?
Бестужев уже привык к тому, что за этим столом он «Джонни» – именно так, не мудрствуя лукаво, переиначила леди на родное наречие имя mistera Файхте (как она фальшивую фамилию Бестужева произносила). Приходилось смириться: как его только ни именовали во времена служебных странствий под вымышленными именами, случалось и гораздо неблагозвучнее…
– Почту за честь, – сказал он, не удержавшись от взгляда в сторону.
Леди Холдершот его взгляд моментально перехватила:
– Ага! Вы тоже заметили эту интересную парочку?
Бестужев ответил простодушной улыбкой:
– Признаюсь честно, я в детстве мечтал о военной карьере, а этот господин, признайте, производит впечатление…
– На наивных мальчишек вроде вас, – отрезала леди Холдершот. – У военной карьеры, Джонни, есть весьма существенный недостаток: слишком легко получить в лоб кусок свинца в самом ее начале… Своим мальчикам я в свое время категорически заявила: тот, кто решит избрать военную карьеру, – она с неподражаемой иронией подчеркнула последнее слово, – о наследстве может забыть на вечные времена. Мальчики оказались здравомыслящими… Впечатление, бог ты мой… Нелепые штучки на плечах, нелепые висюльки на груди, которые сами по себе ничего не значат, только в силу глупых условностей. К великому сожалению, находится немало женщин, которых эти глупости прельщают, как вот вас. И эта дуреха…
– Вы ее знаете? – небрежно спросил Бестужев.
– Заочно. Нас друг другу не представляли. К тому же она почти не бывала в свете. Это сестра седьмого графа Кавердейла по прозвищу Шропширская Затворница (ее взгляд горел ярой и бескорыстной радостью завзятой сплетницы, получившей возможность выплеснуть знания на несведущего). Она почти не выезжала, редко бывала в свете… и все ради того, чтобы в один прекрасный миг, в точности как романтическая школьница, пуститься в бегство с бравым военным… Ну, насчет бегства я преувеличила – она как-никак вполне совершеннолетняя и дееспособна… – леди понизила голос. – Однако ее старший братец, надо полагать, от гнева места себе не находит: слишком долго считалось, что Затворница так никогда и не выйдет уже замуж, и ее состояние не уйдет из семьи… А тут, изволите ли видеть… Как легко догадаться, графа ничуть не утешает то, что его новоиспеченный родственник – русский гвардейский полковник, титулован и богат, владеет в Сибири обширными поместьями. Тут уж вступают в действие соображения совсем другого рода: значительной частью фамильных драгоценностей Кавердейлов владеет как раз Затворница, не говоря уже о прочем…
Услышав о поместьях в Сибири, Бестужев не удержался от иронической улыбки. Кажется, его первоначальные догадки полностью подтверждались. Он спросил все так же небрежно:
– Они что же, уже вступили в брак?
