улыбается. Тут уже Ярушкин этого не выдержал, подошел к Липницкому и что-то сказал…
– Что сказал?
– Этого я не знаю, но определенно не прическу его стал нахваливать. Когда эти «петушки́» к выходу пошли, я сразу понял, что сейчас заварушка будет.
– И из любопытства направились следом?
Карасев пожал плечами.
– Я вам так скажу, товарищ майор, мне наш Юрка Липницкий как человек не особо симпатичен, но мы ведь все-таки одна команда. А команда своих в беде не бросает. Когда мы увидели, что вслед за Ярушкиным все его дружки потянулись, то тоже к выходу пошли.
– А кто конкретно? Назовите фамилии!
– Рузов, оба Черенковы, Лебедев, Михальченко, да все! Вся наша команда побежала. Местные футболисты, поняв, что что-то назревает, тоже повалили в лесок. А ведь Жбан нас предупреждал. После того как местные продули, можем и нарваться. Как в воду смотрел.
– Жбан – это ваш тренер? – уточнил Зверев.
– Он! Жбанов Александр Александрович, мы его в лицо Сан Санычем зовем, а за глаза Жбаном. Хотя бывает и не за глаза. Он не обижается, нормальный мужик. Так вот я и говорю. У выхода давка, билетерша орет, я когда на месте оказался, Липницкий с Ярушкиным уже дрались.
Зверев вынул из стола завернутый в газету нож.
– Вы видели в руках у Ярушкина вот этот нож?
– Лично я ножа не видел. Ни этого, ни какого другого. Они дрались один на один, как говорится, все честь по чести. И молодой этот, надо сказать, умело кулаками махал, но куда ему с Юркой Липницким тягаться. Тот ведь, кроме всего прочего, еще и перворазрядник по боксу. Так вот, повозился с ним Юрка и поймал на встречный. Ярушкин рухнул как подкошенный, а эти щеглы тут же на Юрку набросились.
– Кто набросился? Вы, я так полагаю, сейчас имеете в виду не одноклубников Ярушкина, а местную шпану.
– Их, кого же еще! Мы, когда эти сопляки Липницкого повалили, уж ждать ничего не стали, налетели на местных, а вслед за нами и спартаковцы включились. Кто-то разнимать пытался, а кто-то тут же стал кулаками махать. Короче, такая свистопляска пошла, что не сразу разберешь, кто за кого и с кем. – Карасев усмехнулся и потрогал отекшую скулу. – Их по двое-трое на каждого нашего приходилось, и вот он – результат.
Зверев изобразил, что понимает, и задал очередной вопрос:
– Скажите, а после того как Липницкий упал, он тут же встал или остался лежать?
– Не знаю, когда началась драка, я смотрел только на тех, кто стоял передо мной. Сами же, наверное, представляете, как это бывает.
– Полагаю, спрашивать у вас, видели ли вы, с кем непосредственно дрался Зацепин, не имеет смысла? Он точно в драке участвовал?
– Участвовал. А вот кто против него стоял… Тут уж извините, темно было.
Поблагодарив Карасева, Зверев попрощался с ним и попросил Кравцова пригласить следующего свидетеля. Им оказался вратарь смоленской команды. Не меньше метра девяносто, чернявый и сухопарый, Андрей Геннадьевич Михальченко вошел в кабинет и занял место, где только что сидел Карасев. Этому в драке досталось определенно больше. Под левым глазом у мужчины красовался огромный синяк. Правая рука была загипсована и висела на лямке.
Так же, как и полузащитник Карасев, вратарь смолян тоже не понравился Звереву. Дерганый и всем недовольный, он с ходу начал возмущаться:
– Ну наконец-то, а то сижу у вас тут уже второй час, а у меня, между прочим, рука сломана! Да-да! – Михальченко приподнял руку, демонстрируя свеженаложенный гипс. – Сначала эти уроды меня поломали, а теперь еще и вы надо мной измываетесь! Допросы, расспросы, следственные эксперименты! Юрка Липницкий в своем стиле! Охмурил малолетку, а нам всем из-за него отдуваться пришлось! Я сам бы в драку ни за что не полез, если бы не Димка Кобзин! Это он у нас задиристый, а я нет. «Пошли, говорит, там сейчас такое начнется!» А что начнется? Мне уже тридцать семь, у меня жена и два сына. В детстве я, конечно, тоже любил кулаками помахать, а сейчас все эти выяснения отношений мне до смерти не нужны. Димка меня и на танцы эти затащил, он же, гад, меня и в кусты потащил, а я, дурак, и пошел. Лучше бы я в гостинице остался да книжку почитал, нужны мне были эти танцы, а теперь вот, – Михальченко снова принялся демонстрировать загипсованную руку. – Сколько времени кость срастаться будет? Минимум месяц! А что это значит? Я ни играть теперь, ни работать не смогу. А все из-за чего? Из-за того, что Юрочка наш куколку смазливую решил окрутить. Чтоб ему пусто было! Лучше бы его одного местные отметелили, а так всем досталось. Ой… Не хотел ведь я на эти танцульки идти! Так ведь пошел!
Зверев, которому уже надоело верещание собеседника, указал на лежавший на столе Корнева нож:
– Вы видели в руках Ярушкина вот этот нож?
– Да ничего я не видел. Какой-то нож был. Все о нем говорят.
– А кто конкретно говорит?
– Да наши все. Раз Зацепина порезали, значит, был нож. Говорят, что местные нож опознали, он якобы Ярушкину принадлежит. А раз его нож, стало быть, он убил! Какие тут сомнения!
Зверев поморщился, посмотрел на Кравцова, на этот раз тот внимательно слушал показания свидетеля и с недовольным видом качал головой.
– Ну свои суждения вы изложили, а уж выводы, извините, мы сами будем делать, – сказал Зверев. – Тем не менее ножа в руках Ярушкина вы не видели, и именно так будет записано в протоколе!
– Видел, не видел! Да я всего-то и помню, как Кобзин меня за рукав потащил, я вырвал руку, и тут бах! Удар – и «свет» погас. Очнулся от боли уже на земле, потому что мне кто-то ботинком на руку наступил. Я руками голову прикрыл, а меня ногами и дубьем колотят. Вот же сволочи…
Зверев сухо поблагодарил Михальченко за сведения, пожелал выздоровления и попросил
