Нестор Васильевич отвечал, что это было совсем несложно. Китаец может прожить без дуйляней при входе, без талисманов фэншуй, даже без алтаря с табличками предков. Но без теплого кана, особенно на севере, прожить он не способен. На севере кан – это отец и мать китайца.
– Русская изба, – продолжал Загорский, – была приспособлена под надобности Ван Юня. К печке, к которой китайцы непривычны, он добавил еще и кан. Мне сразу стало ясно, что тут живет китаец. Я, конечно, не мог быть уверен, что это именно наш староста. Однако, когда ко мне вышел Андрей Георгиевич, все сомнения мои отпали.
– Почему? – изумился помощник.
– Потому что он – убийца Забелина. Тот самый, которого мы искали в Нижнем.
– Но как вы это поняли?
– По приметам, которые сам и вычислил.
Некоторое время они молчали, каждый думал о чем-то своем.
– Знаете, чего мне больше всего жалко во всей этой истории? – спросил вдруг китаец.
Надворный советник посмотрел на него с интересом: чего же?
– Амурскую Калифорнию, – отвечал Ганцзалин. – Было в этой республике что-то особенное, чего я раньше не встречал. Или мне это только показалось?
Нестор Васильевич улыбнулся. Ну, разумеется, было. В ней были свобода и самоуправление, то есть то, чего не встречали они ни в Европе, ни в России, ни, подавно, в Китае.
– Вы правы, – кивнул помощник. – Свобода и самостоятельность. Именно этого ощущения мне жалко. Как думаете, может быть, Амурская Калифорния еще возродится?
Загорский пожал плечами: может, и возродится. Но только не здесь.
– Почему? – в голосе Ганцзалина слышалось искреннее огорчение.
– Потому что Россия – не Америка, а Китай – тем более, – отвечал надворный советник. И подумав, добавил. – Впрочем, может быть, оно и к лучшему.
Солнце опустилось за горизонт и станицу охватили синие сумерки.
– Ну, и куда теперь? – наконец спросил Ганцзалин. – Домой, в Петербург?
Загорский не торопился отвечать. Помощник поглядел на господина внимательно, и лицо его сделалось озабоченным.
– Знаешь, о чем я думаю? – внезапно спросил Загорский.
– Догадываюсь, – сердито сказал Ганцзалин. – Вы думаете, что если сесть сейчас на какой-нибудь пароходик да поплыть вниз по Амуру, то довольно скоро окажешься в Благовещенске, там уже недалеко до Харбина, а уж оттуда и до Пекина рукой подать… Каких-нибудь две с половиной тысячи верст, гораздо ближе, чем до Петербурга.
Загорский засмеялся.
– Осуждаешь меня?
– Конечно, осуждаю. Это же чистое ребячество, – помощник был явно недоволен.
Загорский покачал головой, глаза его затуманились.
– Я так давно не был в Пекине, не видел учителя, братьев по школе. Когда еще выдастся такой случай? Ведь ты совершенно прав, две с половиной тысячи верст – это же на самом деле очень близко. Гораздо ближе, чем до Санкт-Петербурга. Буквально рукой подать.
– У нас даже паспортов при себе нет, – Ганцзалин все еще надеялся, что господин передумает.
– В Благовещенске выправим, все-таки я – дипломат, а ты – мой помощник. Телеграфируем его превосходительству, он все устроит.
Ганцзалин решил прибегнуть к последнему аргументу.
– У нас даже ехать не на что, у нас кончились все деньги.
– А ты разве не прихватил с собой немного червонцев из сундука Ван Юня? – удивился Загорский.
– Ничего я не прихватывал, они же фальшивые, – проворчал помощник.
– Не узнаю тебя, дружище, ты, кажется, теряешь хватку, – покачал головой надворный советник. – Впрочем, не беспокойся, меня, как обычно, любит Фортуна. Перед тем, как мы расстались с Прокуниным, он подарил мне мешочек с золотом, добытым в Желтуге.
– С чего вдруг такие подарки? – подозрительно осведомился Ганцзалин.
– На память о Желтуге. Все-таки мы не так мало сделали для ее граждан, особенно в последние дни.
Сказав это, надворный советник решительно двинулся вперед, туда, где они оставили сани, когда днем въезжали в станицу.
– А велик ли мешочек? – неожиданно заинтересовался помощник.
– На дорогу до Пекина и обратно как раз должно хватить…
И Нестор Васильевич прибавил шагу, как будто увидел уже на горизонте знакомые очертания китайской столицы, дом учителя и даже сам Запретный город, где плела свои сети хитроумная императрица Цыси.
