девятилетним мальчиком.
– Гордиан! Может ли быть такое, чтобы ты не слышал рассказы про Фафхрда и Серого Мышелова?
– Серого кого?
– Мышелова.
Тут уже я нахмурился.
– Что такое мыши, прекрасно знаю, но что такое, во имя богов, мышеловы?
Антипатр вздохнул.
– Так в Древнем Египте называли домашних кошек, известных своим охотничьим мастерством по части грызунов. Поэтому мышелов – охотник на мышей.
– Но, вы же сами понимаете, что у нас-то в Риме кошек нет, – сказал я, поежившись. Только подумать, держать такое злобное создание в доме, с острыми когтями и клыками. В путешествиях я видел пару таких, на кораблях. Вероятно, капитаны очень ценили их за способность избавлять суда от вредителей, но я предпочитал держаться подальше от этих странных созданий. Как и большинство римлян, я находил их несколько отталкивающими, если не вообще опасными. Мне рассказывали, что египтяне боготворили этих пушистых зверьков, позволяя им расхаживать по улицам и даже жить у них в домах. В Египте я еще не был, но сама мысль о том, что египтяне живут вместе с кошками, совсем не воодушевляла меня.
Со временем, безусловно, нам с Антипатром предстояло посетить и Египет, раз уж там находится Великая Пирамида, древнейшее и, по словам некоторых, величайшее из чудес света. А мы намеревались посетить все Семь Чудес. Мы только что приплыли из Родоса, где видели знаменитого Колосса, а теперь направлялись в Вавилон, чтобы посмотреть Стены и висячие сады.
И вот сейчас, на полпути между разными чудесами, так сказать, мы оказались в портовом городе Тире, имевшем свою долгую и славную историю. Вероятно, больше всего Тир прославился изготовлением пурпурной краски из иглянок, живущих в море моллюсков. Каждый владыка земли считал своим долгом носить одежды, выкрашенные тирским пурпуром. Так как сам Антипатр родился поблизости от Тира, то сейчас он, в каком-то смысле, вернулся домой.
Мысли путались, я продолжал пить третью чашу вина. Антипатр меня опережал, так как пил уже четвертую. Он обычно пил умеренно, но, видимо, приверженность трезвости оставила его из-за близости родного города. Что может быть трогательнее, чем вид старого поэта, погрузившегося в воспоминания детства?
– Египет, кошки, пирамиды… о чем мы там говорили? Ах, да, о забавных картинках в этой таверне.
Таверна именовалась «Иглянка», по названию моллюска, из которых добывали пурпур. На наружной стене имелось огромное ее изображение, а выложенный глиняной черепицей дверной проем был украшен ракушками. Однако внутри таверны ракушек не было, и фрески на стенах не имели ни малейшего отношения к изготовлению пурпура. Вместо этого на рисунках, занимавших все свободное место, изображались приключения двух неизвестных мне героев. Один был намного выше ростом и мощнее другого, могучий гигант с огненно-рыжей бородой. Второй, курносый, невысокий, в сером плаще с капюшоном. Оба с мечами, и на многих картинках были изображены разрушительные последствия их дел.
– Как, вы говорите, их звали? – спросил я.
– Фафхрд…
– Благодарю, первое имя я запомнил. Хотя подумал, что ты просто фыркнул.
– Очень смешно, Гордиан. Повторяю, Фафхрд. Безусловно, экзотическое имя. Говорят, он был настоящим гигантом, родом из дальних северных земель, севернее Истроса и Дакии, севернее даже диких земель германцев.
– Но ведь к северу от земель германцев ничего нет… где же это?
– Ни один из знакомых мне людей не бывал там, но говорят, что Фафхрд родом оттуда.
– Фафхрд! Фафхрд!
Я пару раз попытался повторить это имя, пока Антипатр не кивнул мне, дав понять, что я произнес его правильно.
– А второй? Как ты его называешь? Серый Мышелов?
– Он, вроде бы, был местным, вырос в Тире. Темнее кожей, намного ниже ростом, худощавый, но владел мечом ничуть не хуже товарища. Говорят, что эти двое были лучшими мастерами меча своего времени.
– И когда это было?
– Фафхрд и Серый Мышелов жили в Тире около сотни лет назад. Мой дед однажды их видел. По его словам, они были лучшими мастерами меча не только тогда, но и вообще всех времен.
– Сильно сказано. А почему я о них ничего не слышал?
Антипатр пожал плечами.
– Думаю, они были лучше всего известны здесь, в Тире, где произвели на местных такое впечатление. А во всем Тире лучше всего о них помнят здесь, в стенах «Иглянки», где они немало выпили и погуляли…
– Эта мелкая вонючая забегаловка – их пристанище! – со смехом сказал я, глядя на картинки на стенах.
Антипатр шмыгнул носом.
– Только потому, что ты никогда не слышал легенды о Фафхрде и Сером Мышелове, поскольку рос в далеком отсюда Риме…
– Учитель, мы с вами уже обошли весь греко-говорящий мир, более чем за год. От Эфеса, Галикарнаса и Олимпии до островов Эгейского моря, и я не припоминаю ни одного изображения или письменного упоминания об этих людях, нигде. Ни жрецы к ним не обращались, ни поэты – в том числе и вы! – не воспевали их подвиги. Не может так оказаться, что Фафхрд и Серый Мышелов – просто местная легенда, которую не знают нигде, кроме Тира?
Ворчание Антипатра вполне могло служить свидетельством моей правоты. Но даже будучи еще подростком, я осознавал, что герои легенд, слышанных стариками в юности, могут быть им особенно дороги, поэтому не стал более выражать сомнений в славе этих, вполне вероятно, великих мастеров меча.
– Веселая парочка из них получилась, – сказал я. – На некоторых картинках они выглядят, будто рослый небожитель и его карлик-слуга, на других – как тщедушный волшебник и его гигантский механический слуга, подчиненный его воле.
– Хорошее у тебя воображение, Гордиан, – мрачно сказал Антипатр. Мы допили вино из чаш, и он подозвал служанку, чтобы она принесла еще.
– Так что же мы видим на этих картинках? – спросил я, пытаясь вести беседу более уважительно.
Антипатр глядел в сторону, слегка надувшись, но его естественное стремление быть педагогом, а также шанс поговорить о том, что восхищало его в детстве, явно были слишком сильны.
– Ну, раз уж ты спросил… вот на этой картинке мы видим их столкновение с контрабандистами из Сидона; вот тут – их легендарную схватку с сицилийскими пиратами и спасение похищенной каппадокийской
