нетерпеливо подтолкнула я.
— Если в двух словах, то ваша взяла, — промолвил Всеволод Савельевич и глянул на меня с видом человека, ждущего заслуженных благодарностей.
Я, однако, не спешила с выражением признательности.
— Носова признали здоровым? Его будут судить? — стала восклицать я. — Что заключила комиссия?
— Что он здоров, — подтвердил следователь. — И, значит, его будут судить.
— Хорошо, — с облегчением выдохнула я. — И, конечно, засудят? — уточнила я на всякий случай.
— Что значит «засудят»? — нахмурился Всеволод Савельевич. — Справедливо осудят.
— Именно это я и хотела сказать.
— Да, кстати, — он вытащил из своего планшета с бумагами мою тетрадь, — ваши конспекты. Возьмите, пожалуйста.
— Благодарю, — наконец наградила я его легкой улыбкой.
— Его последняя попытка, — прокомментировал Всеволод Савельевич, указывая на тетрадь, и вновь вздохнул, словно сожалея, что эта попытка Носову не удалась.
— Вас что-то беспокоит по этому поводу? — осторожно спросила я.
— Да нет, — поморщился он. — Все уже позади…
— Мне казалось, вы должны быть довольны, — пожала я плечами. — Я, можно сказать, помогла следствию.
— Все довольны, — неохотно сказал он. — Кроме Филиппа Филипповича.
— Ну а что он вам? — беззаботно хмыкнула я.
— Все-таки… — протянул следователь. — Он теперь считает себя, не знаю, униженным, обиженным.
— Так пусть обижается на меня, — радушно предложила я. — Я не возражаю.
— Кстати, он настоятельно хочет с вами встретиться, — посмотрел на меня Всеволод Савельевич.
— Это обязательно? — спросила я.
— Заставить вас, конечно, никто не может, но…
— Я встречусь с ним, — перебила я.
«В самом деле, — решила я, — к чему мне отказываться? Здесь нужно поставить окончательную точку — убедиться, что я сделала все, что могла, и сделала правильно».
1.6.62
Встретилась и поговорила с Филиппом Филипповичем. Уверена, что в последний раз.
Сегодня психиатр был настроен ко мне откровенно неприязненно и нисколько не пытался этого скрыть.
— Товарищ Лавандова, зачем вы это сделали? — сразу спросил он у меня.
— Что именно? — захлопала я ресницами.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я! — Он даже немного возвысил голос. — Вы внезапно пришли к нему на свидание и сказали ему что-то такое, от чего он резко переменился. Изменил линию своего поведения, чем кардинально ухудшил свое положение.
— В каком смысле? — спросила я.
Филипп Филиппович внимательно посмотрел на меня из-под очков:
— Почему-то мне кажется, что вы в курсе всего происходящего. И что именно этого вы и добивались — того, в каком положении оказался теперь Носов.
— Вам, конечно, виднее, — равнодушно сказала я.
— Вы не могли бы поведать мне, о чем с ним говорили? — слегка смягчил тон психиатр.
— С Носовым? А разве он сам вам не рассказал?
— Нет. Он упорно отмалчивается. Не желает об этом вспоминать. По крайней мере, вслух.
— Я вот тоже не желаю, — заметила я.
— Я думаю, вы что-то сыграли перед ним, — проницательно заметил Филипп Филиппович. — Вы же актриса — и хорошая актриса.
— Благодарю за комплимент, — без улыбки ответила я.
— Знаете, как это называется? — вздохнул психиатр. — Вы использовали свои профессиональные навыки во вред человеку!
— Ну надо же! — не выдержала я. — Оказывается, я ненароком задела нежную душу убийцы. Да как мне теперь жить после этого!
— Вы иронизируете, — вновь проявил проницательность доктор, — а между тем вы и впрямь поступили… не очень-то хорошо… И вы наверняка когда-нибудь еще пожалеете об этом, будете раскаиваться. Когда станете более зрелой, когда осознаете наконец, что именно сделали.
— Ну хватит, — поморщилась я. — Вы для этого попросили с вами увидеться? Чтобы прочитать мораль?
— Нет, — сказал Филипп Филиппович. — Я хотел бы убедить вас, чтобы вы исправили ошибку.
— Каким же образом? И какую, собственно, ошибку?
— Вы еще раз встретитесь с гражданином Носовым, — молвил доктор, проигнорировав второй мой вопрос. — Но уже в моем присутствии.
— Еще чего не хватало! — возмутилась я.
— Значит, вы отказываетесь?
— Естественно.
— Но своим отказом вы погубите человека!
— Для меня он не человек.
— А для меня, — сквозь зубы произнес психиатр, — не человек тот, кому жажда мести застила глаза на все — на мораль, на закон, на справедливость…
— Вот только не надо о справедливости! — перебила я. — Боюсь, в этом вопросе, доктор, мы никогда не сойдемся. Да и во всех остальных тоже.
— Вы, я вижу, очень гордитесь собой, — хмыкнул он. — Вернее, своим поступком.
— Сначала скажите, в чем заключается этот мой поступок!
— Этого я не знаю, — развел руками Филипп Филиппович. — Если бы знал, что между вами тогда произошло, на том свидании, не сомневаюсь, что сумел бы заставить Носова одуматься.
— Вы бы лучше заставили его одуматься перед тем, как он пошел убивать моего мужа!
— Увы, тогда я его еще не знал, — словно бы даже на полном серьезе посетовал психиатр.
— А вот я его, к несчастью, знала очень давно, — парировала я.
— Для него ваше знакомство тоже несчастье. Если бы вы не встретились, возможно, с ним все было б в порядке. Быть может, он прожил бы нормальную жизнь.
— Может, это меня надо было посадить в тюрьму, а не его? — ехидно спросила я.
— Вас не надо было, — смилостивился доктор. — Но и его не надо. Его следовало отправить в психиатрическую лечебницу.
— Так отправляйте. Это, кажется, в вашей власти, а не в моей!
— Уже не в моей, — мрачно отозвался Филипп Филиппович. — Мои коллеги пришли к единодушному мнению, что Носов здоров. Сочли, что он поглумился над всеми — в том числе и надо мной. Что он элементарный хам, позер, аморальная личность, безнадежно испорченный тип, но никак не шизофреник.
— Лично я полностью с вашими коллегами согласна, — поддакнула я.
Он посмотрел на меня с сомнением, но предпочел никак не прокомментировать эту реплику.
— Теперь Носова расстреляют, — лишь буднично добавил психиатр. — То, что он якобы симулировал болезнь, якобы водил всех за нос, якобы издевался над следствием… все это послужит дополнительными аргументами к тому, что ему надо присудить высшую меру наказания.
— Уж не пытаетесь ли вы меня разжалобить, доктор? — фыркнула я.
— Нет, не пытаюсь, — вяло ответил он. — Я вижу, вас нипочем не проймешь.
— И вы чертовски правы, товарищ душевед! — воскликнула я.
Филипп Филиппович встал и демонстративно покинул кабинет. Так же, как сделала я во время нашей прежней встречи.
Я пожала плечами и вышла следом.
3.7.62
Суд закончен.
Приговор — высшая мера.
Справедливость восторжествовала.
Я отомстила.
И не пожалею об этом никогда!
Герострат — уроженец греческого города Эфеса, который в IV веке до н. э. сжег храм богини Артемиды, чтобы прославиться. В результате его имя было покрыто позором, но сохранилось в веках.
