Беседуя, они вернулись к дому. Жеаль встречал их на самом краю леса и испытал явное облегчение, когда увидел Бофранка невредимым.
– Это мой друг Проктор Жеаль, - указал Бофранк. - А это, как нетрудно догадаться, брат мой Тристан Бофранк, коего называть ты можешь фрате Тристан.
Оба чинно раскланялись и сказали: «Премного о вас наслышан!» - едва ли не в унисон, чем вызвали смех Бофранка.
Ужинали на открытой террасе, причем присутствовал и отец, которому, по его словам, стало чуть легче, пусть бы даже он отведал совсем чуть-чуть кушаний и вовсе не притронулся к вину. Говорили в основном о делах столичных, как то: последние королевские указы (касательно ювелирного дела и золотопромышленников), дипломатические новости (Жеаль уверял всех, что непременно случится война, ибо южный заморский сосед с некоторых пор вел себя просто возмутительно), а также о последних веяниях моды, которые всем были не по нраву, и даже Бофранк, некогда слывший модником и щеголем, был ныне согласен с собеседником.
Мало-помалу разговор переместился на поединок Бофранка с упырем. Субкомиссару пришлось поведать о нем во всех подробностях, и Тристан воскликнул в конце:
– Вот достойное деяние! Но верно ли это было не изблеванное миром нечисти чудище, а утративший рассудок человек?
– Именно что человек, - отвечал Бофранк. - Более того, человек, коего я знал достаточно близко, деля с ним в путешествии кров и кусок хлеба…
– Жаль, что он не был пойман живым, - буркнул отец. - Недурно было бы приволочь его на площадь да ободрать там или четвертовать для устрашения и одновременно успокоения толпы. И я отнюдь не верю, что не приложил тут своего копыта дьявол, - подобные вещи никак не обходятся без его присутствия!
Истинно: сколько уже истребили посланников и слуг его, а ряды множатся…
– Отец! - сказал Бофранк, отложив вилку. - Не ты ли мне, пребывающему во младенчестве, говорил однажды, что, может статься, ангелов вовсе не существует, как не существует дьявола и много чего еще, о чем принято думать, что оно рядом с нами? Что не каждый, кто говорит, что он - ангел, ангел и есть и не каждый, о ком говорят, что в нем дьявол, имеет в себе дьявола?
Отец прикрыл глаза, как если бы ему ослепил их яркий свет.
– Что говорит брат твой, Тристан? Уж не сошел ли он с ума?! Что говорит он в моем доме?
– Не богохульствуй! - вскричал Тристан, вскакивая и роняя на пол посуду. - Ты, мнится мне, устал и повредился рассудком после встречи с исчадием ада, так поди и отдохни, а не изрекай невиданную чушь, оскорбительную для ушей приличного человека!
Отец тотчас велел слугам нести его в спальню и уложить в постель. Тристан последовал за ними, одарив брата довольно злобным взглядом. Проктор Жеаль взирал на безобразное происшествие с жалостью, не в силах вмешаться.
Когда друзья остались одни, он упрекнул Бофранка:
– К чему ты затеял этот разговор? Брат твой священник, отец - старый человек… Коли он и сказал так много лет тому, к чему припоминать слова сии здесь и сейчас?
– Мне всегда казалось, что отец мой скрывает многие помыслы свои - во благо себя и семьи, во имя трудов своих, - отвечал Бофранк. - Слыхал я, что никогда не одобрял он полностью деяний миссерихордии, пускай и молчаливо. Слова мои сегодняшние были, вероятно, излишними, но теперь уж поздно о том судить.
– Будь аккуратен, друг мой Хаиме. Завтра утром я уеду, ты останешься здесь один, и негоже ссориться со своими близкими.
Наутро Жеаль отбыл в город. Бофранк, рассчитывая на примирение, хотел было навестить отца, но тот его не принял - стоявший у двери спальни слуга сказал, что старый хире совсем расхворался и к нему даже вызвали лекаря. Не появился за завтраком и Тристан. Поковырявши кушанья, субкомиссар взял одну из резных отцовских палок, дабы было на что опереться в пути, и отправился на прогулку, рассуждая по дороге, что нужно бы последовать вслед за Жеалем, ибо отдых, кажется, не складывается.
Бофранка не радовало ни солнечное утро, ни свежий воздух, насыщенный ароматом трав, ни бабочки, плясавшие средь цветов. В детстве слуги рассказывали маленькому Хаиме о том, что в лесу обитает свой народец, который людям показывается неохотно и всегда рад им сделать какую-нибудь мелкую пакость. Сколько раз таился Бофранк под кустами и в дуплах старых деревьев, чтобы увидеть хотя бы одного лесного жителя. Узрел он, однако, зайца и енота, крысу и ящерку, самых разнообразных птиц, но только не лесных человечков. Вот бы сейчас, подумал субкомиссар, один из них выскочил на тропинку передо мною!
Странно поворачивается судьба: в детстве Бофранк верил подобным чудесам, затем смеялся над ними и вот, поди ж ты, снова близок к тому, чтобы верить! Ибо где упырь, там и лесной народ…
Но вместо лесного жителя на тропинку перед Бофранком выпрыгнула гадкая жаба величиною с пивной жбан. Субкомиссар остановился и был, признаться, изрядно испуган, когда за его спиною кто-то сказал:
– Ужель вы, хире Бофранк, убоялись жабы?! Негоже, совсем негоже!
Засим послышался довольно глумливый смех, но Бофранк, обернувшись, никого поблизости не увидал. Впрочем, кусты и деревья вдоль тропы росли столь густо, что спрятаться там не составляло большого труда. На всякий случай Бофранк перехватил свою палку так, словно это была шпага.
– Вот чего не стоит делать вам, хире Бофранк, так это соревноваться со мною в битве на палках! - сказал невидимый насмешник. - Кабы вы знали о происхождении моего прозвания, верно, и сами не стали бы браться за подобное оружие, притом толка самого неблагородного! Ну да пора мне выйти на божий свет.
Из кустов совсем рядом с субкомиссаром вышел человек, коего он менее всего мог ожидать здесь, - толкователь сновидений Альгиус по прозванию Собачий Мастер.
– Спешу уверить, что о моем присутствии в поместье вашего почтенного батюшки не знает ни одна живая душа, кроме разве вас и вон той жабы, - сказал он. Альгиус был словно охотник: в короткой кожаной куртке и штанах, высоких сапогах, шляпе с четырьмя разноцветными перьями, с кинжалом на поясе. - Перебраться через стену, сие поместье окружающую, мне не составило никакого труда; найти же вас - и подавно, ибо я видел, как вы вышли из дому и направились на прогулку. Прошу простить, если напугал вас.
– Нисколько, - отвечал Бофранк, хотя, признаться, на самом деле был изрядно обеспокоен. - Что вас привело сюда? Какая срочность?
– Не вы ли доверили мне некое задание, хире Бофранк? Пусть с некоторым запозданием, но я прилежно его исполнил. Хире Фолькон поведал мне о вашем нахождении, и вот я здесь.
И, говорят в конце концов,
Что мертвые хоронят своих мертвецов.
А. Грифиус
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой Альгиус по прозванию Собачий Мастер рассказывает Бофранку о том, что удалось ему узнать и что, по его мнению, необходимо предпринять, дабы отвести неминуемую беду, а Хаиме Бофранк отправляется к Баффельту
Лучшим местом для уединенной беседы Бофранк счел заброшенную беседку, вкруг которой густо росли ивы. Сделанная из мрамора, что возили из каменоломен близ Гонде, она местами покрылась трещинами, одна из двенадцати тонких колонн чуть покосилась, но все равно Бофранк любил это место.
Усевшись на прохладные скамьи, оба некоторое время молчали, наслаждаясь тишиною, в которой слышен был лишь шорох крыльев насекомых, в изобилии летавших вокруг.
– Я с величайшей серьезностью отнесся к вашему поручению, хире Бофранк, - произнес Альгиус. - Именно после того, как юный Фолькон явился ко мне и я в его присутствии обнаружил весьма любопытное упоминание о Третьей Книге Люциуса. Признаюсь, до того момента - да и несколько позже - я полагал это дело обычным, каковые я выполняю частенько. Монета оттуда, монета отсюда - для состоятельного человека не растрата, а мне прибавление. Но, погрузившись и углубившись в чтение и изучение трактатов, так или иначе связанных с вашей просьбой, я понял, что вторгаюсь в область, ранее мною не изведанную, и преисполнился ужаса.
Субкомиссар с недоверием взглянул на собеседника, и тот закивал в подтверждение:
– Да-да, хире Бофранк, так оно и было. Я веселый малый, и мне лучше выпить вина, нежели сесть на кол во славу божию. Но мы, кстати, всё ближе к тому печальному времени, когда нами заинтересуется досточтимый хире Баффельт с братией. Вы, верно, знаете, что по новым законам «любое лицо или лица, практикующие и упражняющиеся в колдовстве, заклинаниях, заговорах и чародействе, их сообщники и помощники в колдовстве, заклинаниях и чародействе да будут осуждены и наказаны смертью как уголовные преступники с лишением привилегий и права убежища в храме»?
– Вы полагаете, это имеет отношение к нам?
– Скоро будет иметь, ежели мы не оставим наших попыток совать нос туда, куда носа совать никому не следует. Чем, как не заговорами и заклинаниями, придется нам заняться? Итак, слушайте, я изучил порядка двадцати книг, за каждую из которых меня упрятали бы в застенок с последующим преданием суду. Не будучи большим специалистом в писаниях Марцина Фруде, я могу сказать лишь то, что он отпустил наружу большое зло, и зло это, сокрытое десятками, сотнями веков, вот-вот вырвется наружу. Когда я осознал это, я тотчас напился до бесчувствия, как не напивался очень давно, - а опыт мой в сих делах вам, несомненно, известен. Два дня я пил, то приходя в себя, то забываясь в неведомых глубинах, но потом понял, что этим не избегу кошмарного конца. Лихорадочно бросился я искать пути спасения и, признаться, нашел их. Пути эти мрачны и исполнены страха, но иных попросту нет, хире Бофранк. Так готовы ли вы ступить на них?
